ЧАСТЬ 1. Провокация

– Садитесь.

Сергей, раздраженно покрутив головой, сел на предложенный стул.

– Сергей Николаевич Колчак? – спросил майор Ковальчук, раскладывая бумаги.

Сергей кивнул.

– По профессии, журналист?

Сергей кивнул еще раз.

– Так, "Площадь Свободы", "Тольятти менеджер", "Премьер Эксперт", газеты, журналы, личная жизнь не организована, не судимы пока еще, родители, мама с папой, проживают в поселке Поволжский, снимаете комнату на бульваре Кулибина в квартире Натальи Федоровны Гуссерль уже 2 года, прописаны в заводском общежитии, – майор перевернул листок, – закончили филиал Московского гуманитарного института по специальности "организатор социальной работы", но работаете не по специальности. Любопытно почему?

Сергей не ответил.

– Вы хотя бы кивайте, – усмехнулся майор.

– За что меня арестовали? – спросил, наконец, Сергей.

– Не за что, а почему.

Сергей не улыбнулся.

– У вас интересная фамилия. Вы случайно не родня того белого генерала?

Сергей не ответил.

– Хорошо, – перестав ухмыляться, сказал майор, – давайте начнем конструктивный диалог. Вы арестованы по подозрению в убийстве.

Сергея передернуло.

– Какое убийство? – выдавил он.

– Два дня назад, в Новом городе, в подъезде 9-и этажного дома, Ленинский проспект, 61, был убит Федорчук Иван Игоревич, 1953 года рождения, отец двух детей. Убит при странных обстоятельствах. Вам знаком этот гражданин?

Майор протянул фото. На фотографии в луже черной крови лежал человек. Майор протянул еще одну фотографию.

– А это он в жизни. В прошлой жизни.

Сергей посмотрел на фото немолодого человека с усами. Он его видел в первый раз.

– Я его не знаю, – сказал Сергей, – скажите, наконец, причем здесь я. Что за ерунда? Какие улики?

– Вы хотите улики? – улыбнулся майор. – Законное желание. Законное желание надо удовлетворять. Лишь бы законное желание нас не желало. У нас есть улики, иначе вы бы не сидели в 2 часа ночи в моем кабинете с перспективами на занимательное будущее. У нас есть улики, гражданин Колчак. Только не говорите, что вам и это фото не знакомо.

Майор протянул другую фотографию. На этот раз изображение было Сергею знакомым. На фотографии была греческая буква "пси", написанная на зеленой стене. 2 месяца назад объявление с очень похожей фотографией было опубликовано в журнале "Тольятти Менеджер".

– Это написал убийца на месте убийства, причем кровью убитого, – сказал майор.

– Мне этот символ знаком, – сказал Сергей, подняв глаза на следователя.

– Господин Федорчук работал психологом. Более того, у него был свой психологический центр под названием "Эйдос". Вам что-нибудь говорит название?

– Да. Я что-то слышал.

– Вы были там? – уточнил майор.

– Нет. Никогда.

– Тем не менее, вы теперь больше осведомлены о вашей вине?

– Нет, – сказал Сергей, – я понял, к чему вы клоните, но я не имею никакого отношения к этому убийству. И ваши подозрения не остроумны.

– А зачем мне быть остроумным, я, слава Богу, не журналист. А то, вы лично убили господина Федорчука или один из ваших учеников, это сейчас не так уж и важно, важнее, на мой взгляд, сейчас это.

Майор бросил на стол вырезанное из журнала рекламное объявление. На объявлении была похожая стена. Кровью на стене была написана греческая буква "Пси", а внизу – слоган: "Буква, которая нас убивает".

Сергей даже не стал смотреть объявление.

– Да – решительно сказал он – это мы, то есть я сделал и разместил это объявление, но это не реальное фото. Это сделано в Photoshopе. Да и мало ли кто и где пишет. К тому же эти две картинки похожи только внешне. Согласитесь, что смысл у них разный?

– Не соглашусь, – ответил майор.

Сергей недовольно покрутил головой.

– Если это все ваши улики, то вы здесь держите меня не законно, – пробурчал Сергей.

– Хотите, что бы вас тут держали законно? – спросил майор. – Тогда продолжим.

Майор положил на стол еще одну фотографию. На фотографии был рекламный щит. На щите было написано "Убей психолога", а внизу мелкими, сливающимися, буквами было приписано "в себе".

– Вам знаком этот щит? – спросил майор.

Сергей кивнул.

– Вы – автор?

Сергей кивнул.

– Вы повесили сие произведение декоративного искусства в центре города?

– Да, я, – сказал Сергей.

– Это призыв убивать психологов или я что-то не так понимаю?

– Я не виноват, что нам разрешили это повесить.

– Вы прекрасно знаете, что вам никто не разрешал, – тон майора стал жестким. – Вы повесили этот щит, как рекламу. Люди гадали чья эта реклама, пока вы не подписались. Ваш щит был настолько нелепым, что антимонопольный комитет две недели был уверен, что это реклама водки. Наш покойный психолог был одним из организаторов письма протеста в мэрию. В этом письме было требование запретить вашу рекламную кампанию. Это было полтора месяца назад. После запрета рекламы в СМИ, вы стали устраивать митинги против психологии и психологов. Ваша организация стала гораздо более многочисленной. 15 человек – это уже толпа, если набить ею камеру предварительного заключения. Буквально 5 дней назад в городском парке был проведен ваш очередной митинг, и в тот же день – ваша мечта сбылась. Один из психологов был убит и на стене появился знакомый нам знак. Вы ничего не хотите мне сказать?

– Кто-то нас, то есть меня подставил, – сказал Сергей.

– То есть какой-то негодяй решил оклеветать вашу непорочную организацию?

– По-моему это очевидно.

– А по-моему нет. Очевидно, когда смотришь в дверной глазок и видишь жену с лучшим другом. Здесь же, очевидно совсем другое. Очевидно, что незарегистрированная организация под названием "Революционный комитет", возглавляемая Сергеем Николаевичем Колчаком, вполне могла решиться на такое преступление. Хотя бы в целях столь любимой вами саморекламы.

– Мы не делали ничего противозаконного, – повторил Сергей, но уже без прежнего раздражения.

– Ладно вам. Что это, как не призыв к насилию, – майор кивнул на фото, – вы знаете, что наша дорогая Конституция запрещает любые призывы к насилию, будь то на национальной, религиозной, и всех прочих почвах, а Уголовный кодекс это запрещение подтверждает совершенно конкретным сроком. Впрочем, я думаю, вас этим не напугать. Вы же революционер, а революционеры любят пострадать за свои великие дела.

– Вы, действительно, считаете, что я причастен к убийству? – растеряв весь свой пыл, спросил Сергей.

– А почему бы и нет? Убитый – ваш классовый враг. Вы же решили устроить всемирную революцию в отдельно взятом микрорайоне. Рекламу вашу запретили. Ваши митинги не более чем пионерские утренники и вы решились на отчаянный шаг. Убить ни в чем неповинного отца двух детей. По-моему логика отсюда так и прет всеми ребрами. Если дело дойдет до суда, вам придется косить под шизофреника, если вы конечно, не дурак.

– Перестаньте, – сказал Сергей, махнув рукой. – Действительно все не очень хорошо выглядит, но должны быть хоть какие-нибудь доказательства. Нельзя же осуждать просто так, из-за того, что это логично.

– Почему нельзя? – усмехнулся майор. – Доказательства можно и придумать. Главное – мотив.

– Но это же не единственный мотив, к тому же он не очень-то и складный, – загорячился Сергей, – точнее вообще ерунда. Мы, то есть я, сделал эту надпись: "Убить психолога", только для того, что бы обратить внимание на проблему. Это совершенно абстрактная проблема, не имеющая отношения к конкретным людям. Убийство здесь не имеет смысла. Вы так не считаете? Тут скорей всего, что-нибудь на деньгах закручено, а меня для отвода глаз подсунули. Может быть, это родственники из-за квартиры убили. За что сейчас убивают?

Майор усмехнулся.

– Я не хочу никого обвинять, – сказал Сергей, покраснев.– Это ваша профессия, расследовать, узнавать. Просто я хочу, что бы вы разобрались с этим делом по-настоящему.

Майор улыбнулся.

– Я уже разобрался, – сказал он, смягчив тон, после чего достал из пачки сигарету и закурил. – Будете курить? – спросил он Сергея.

Сергей кивнул. Они некоторое время сидели в тишине, выпуская клубы дыма.

– Ладно, – сказал майор, туша сигарету, – начнем другой разговор. Допустим, что я не обвиняю вас в убийстве. Сейчас не обвиняю. У меня нет желания держать вас здесь всю оставшуюся жизнь. Мне просто нужно, что бы вы мне объяснили, что все это значит. Потому что кроме вас, это, похоже, никто не знает. Я имею в виду вашу революцию и вашу психологию. Мне даже пришлось прочитать вашу знаменитую статью. Честно говоря, ничего страшного я в ней не нашел, да и интересного тоже. Но дело в том, что это убийство не просто – зарезали и фиг с ним. Это странное убийство. Это ритуальное убийство. И что бы вы о себе не думали, это убийство напрямую связано с вами, с вашими идеями, с вашей организацией.

– Как его убили? – спросил Сергей.

– Я расскажу вам, – сказал майор. – Его убили необычно. Удар был сильный, сзади, острым предметом, похожим на нож, но нестандартной формы. Может быть, коса, но маленькая. У стандартной косы – лезвие гораздо шире. Удар был нанесен на лестнице, в пролете между вторым и третьим этажом, когда психолог поднимался в свою квартиру после трудового дня. Смерть была мгновенной. Психолог упал на ступеньки и разбил себе нос. Это результаты медэкспертизы. Но это нормальные факты. Теперь, что касается загадок, которых оказалось слишком много. Во-первых: надпись на стене с греческой буквой "пси" была нанесена кровью убитого. Но, – майор Ковальчук выдержал паузу, – надпись была сделана за час до убийства. Господин Федорчук находился в это время на работе. Кто и как мог взять у него кровь – загадка. Мы навели справки – психолог кровь сдавал полтора года назад. Смертельная рана была единственной обнаруженной на его теле. Согласитесь, не очень весело звучит. Во-вторых: свидетели. Мы нашли двух свидетелей происшедшего. Молодой человек с девушкой сидели на лавке перед подъездом. Они видели, как психолог вошел в подъезд. Девушка спросила психолога, сколько времени. Психолог приветливо ответил. Это было за минуту до убийства. Никаких признаков тревоги у будущего трупа не было. Он просто зашел в свой подъезд. Спустя минуту, из подъезда вышел неизвестный господин, при виде которого девушка испытала не объяснимый ужас. Ее напугал внешний вид господина. Господин был в черном, насколько это можно определить в темноте, балахоне. В балахоне, который сейчас не носят. "Словно артист" – сказала девушка. На голове у таинственного господина был капюшон, что странно для лета. Господин был очень высоким, выше двух метров. Но девушку, прежде всего, испугал взгляд этого господина. Она встретилась с ним взглядом. "Ходячий ужас, – сказала нам девушка. – Кажется, схватит за шкирку и в ад утащит". В – третьих: рядом с трупом мы обнаружили "барсетку", принадлежащую убитому. Деньги, ключи, документы были на месте. Но в паспорте была срезана фотография, очень аккуратно, словно ее вообще там не было. И наконец, в-четвертых: вчера на e-mail нашего отделения было получено письмо, адресованное лично мне. В письме было следующее – Следователь вытащил из папки распечатку, надел очки и прочитал: – "Если это игра, то смерть будет задавать правила. Мертвые лица, как нить Ариадны. Без них ты заблудишься в темноте. Я не хочу, что бы ты шел наощупь." Подписи нет. Обратный адрес: 367@ yandex.ru. То есть на общероссийском сервере и отправлено письмо могло быть, откуда угодно. Мы сейчас пытаемся определить номер телефона, по которому снимают почту с этого ящика, послали запрос в Москву. Такие дела. Что скажите?

Сергей выслушал следователя очень внимательно.

– Впечатляет, – сказал он, наконец.

– Мне нужна ваша помощь. Я прочитал вашу статью в "Площади Свободы", но мне этого недостаточно. Объясните мне, пожалуйста, почему "революция"? С чего это вы вдруг решили создать в нашем городке непонятый революционный комитет? За что вы боритесь? Я сейчас смотрю на вас и мне кажется, что вы просто пионер-экстремал, который решил поиграть в войнушку. Тем более в армии вы не служили, а горяченького шила в зад охота попробовать. Расскажите, с чего все началось. Не думайте, что вы кого-то сдадите. Я прекрасно осведомлен обо всех ваших соратниках, о вашем старинном друге Алексее Боткине, помогавшему вам революционизировать, о вашей новой девушке в красном бюстгальтере по имени Света. Я знаю, кто кого фотографировал, кто придумывал ваши убийственные слоганы. Я знаю, что вас финансировал некто Матвей Синицин, который был одним из владельцев автомобильной фирмы "Варшава". Я знаю, что в вашей организации сейчас 15 человек. Я знаю всех их пофамильно. Я знаю, что некто Павел Павлюк, 18-летний студент – главный активист у вас, но вы его недолюбливаете.

– Откуда у вас столько информации? – удивленно спросил Сергей.

– За вами следят, – улыбнулся майор. – И не потому что вы такие криминальные типы, а потому что, так полагается. За "революционными комитетами" необходимо следить по определению.

– Кто-то из наших – стукач?

– А вам не все равно? – спросил майор.

– Нет.

– А мне все равно. Вернемся к главному, если вы, конечно, не хотите задержаться в нашем гостеприимном заведении.

Сергей кивнул, потом еще раз кивнул.

– Можно еще сигарету, – спросил он. Следователь с готовностью протянул пачку.

– Вы читали мою статью? – спросил Сергей, наконец.

– Да – ответил следователь

– В ней все сказано…

СТАТЬЯ опубликованная 12 апреля в газете "Площадь Свободы".

"Революция по-тольяттински".

В нашем городе недавно была создана новая молодежная организация под громким названием "Революционный комитет". Политическая платформа новой организации весьма оригинальна. Главной целью своей борьбы, они объявляют борьбу с психологией. Именно психология является их классовым врагом. Сегодня мы беседуем с одним из лидеров новой организации Сергеем Колчаком.

– Почему психология? Чем обусловлен столь неожиданный выбор?

– Это длинная история. Если в двух словах, то психология – это своего рода кислота, которая разъедает нашу индивидуальность, делает нас похожими, приводит нас в соответствие к определенному стандарту. Она расписывает нас по составляющим, рассовывает по колбочкам и полочкам. Психология имеет нас через рекламу, через фильмы, через СМИ. Тот клочок пространства, который оставляют нам психологические технологии становится все меньше и, будьте уверены, скоро он совсем исчезнет. Не останется ничего кроме наших обратных рефлексов: съел пирожок – утри слюни.

– Но вы же не можете отрицать, что психология помогает людям?

– Что значит помогает? Нам обрубают лишнее, стандартизируют, ломают все наши крылышки и копытца и, конечно, в результате такой обработки мы начинам более проворно забираться в общественный транспорт. Вас такая помощь устраивает? Нас – нет. По-моему цена чересчур завышена.

– Вообще-то весь прогресс основан на стандартизации.

– В том-то и дело. В жертву абстрактного прогресса, мы готовы отдать все живое, что в нас еще есть.

– И как вы себе представляете человека вне психологии или человека без психологии. Что будет с нами, если вы вычеркните психологию из наших учебников. Человеку станет лучше?

– Лучше – это еще не значит, что хорошо. Нас расчертили, мир расчертили, науки плодятся, как кролики. Имеем мы результаты? Конечно. Конвейер – да, телевизор – да, хлеб? – кушай, зрелище? – пожалуйста. А что с нами самими? Нас остается все меньше, и меньше. Мы разбиты по гороскопам, по типам характера, по типам личности, по IQ и EQ. У нас общественный статус, у нас потребительские корзины. Скоро будет достаточно заполнить анкету на двух страницах А4 формата, что бы человек поместился в ней во весь свой рост. Отпечатков пальцев не нужно будет. И это не потому, что психологи нашли универсальную формулу, а потому что человек сдулся до формул. А если что-то и осталось снаружи, то добро пожаловать к психологу. Он тебе расскажет, что ты ни в чем ни виноват, отчистит от детских переживаний, от прочих уродств, отведет тебя назад в стойло, включит телевизор и жуй себе солому. Если это не поможет – добро пожаловать к психиатру. Там уж тебе распутают и вены и извилины.

– Подождите, мне кажется, вы увлеклись. Что бы вы ни говорили, но психологи помогают людям жить. Они, действительно помогают людям выжить в нашем суровом мире.

– Помогают избавиться от самих себя?

– А разве не наоборот? Не раскрывают человека, как личность, снимают комплексы, раскрывают истинную индивидуальность?

– Человек может раскрываться как личность, только когда он – личность, а ни когда ему подобрали нужную маску. Раньше человек исповедовался перед Богом, теперь перед психологом. Человеческую душу переваривают и превращают в дерьмо. Это формула изначальна для психологии. Таким патологическим сволочам, как Зигмунд Фрейд, вручили на тарелочке карт-бланш, скальпель, на то, что бы он со своими грязными туфельками, и, потными от извращенности, лапками, влез в наши души. Он переварил нас полностью. Он переварил все, что в нас действительно есть, все, в чем мы действительно интересны. На входе – индивидуальность, на выходе – здоровье. Здоровье – это счастье, здоровье – это вера, надежда и любовь. Вам не муторно от этого? Человека свели к пошлости, человек стал пошлостью. Человека не стало. Осталась только его сексуальные переживания. "Человек выпрыгнул с балкона из-за Эдипова комплекса. Аминь". Эти умники сводят душу к следствиям. "Маша не дала – написал Героическую симфонию, Надя дала – написал "Фауст". Человек ради здоровья превратился в дерьмо, только потому, что дерьмо меньше болеет. Нет души, есть куча рефлексов, навозная куча рефлексов. Человека разложили по частям и части пожрали целое. Браво, господин Фрейд. Человечество превратилось в ваше дерьмо. Вы сделали это. А, по-моему, ради таких докторов, как Фрейд, стоило бы придумать инквизицию. И я думаю скоро инквизиция вернется. Огоньки уже загораются.

– Но вы же не можете отрицать, что за счет современной науки мы достигли большого прогресса. Люди меньше стали страдать, стали комфортней жить. Разве это не достижение?

– Нам просто не с чем сравнивать собственные достижения. Кроме наших достижений ничего нет. Поэтому, все, что нам дают, мы считаем достижением. Но если каждый из нас сделает всего два шага вверх, то, что от нас останется? Всего два шага не в том направление и нас уже нет. Вам не страшно? И что делать нам, тем, которым страшно, тем которым, действительно, страшно?

– И что же вы предлагаете? Как вы собираетесь выражать свой протест?

– Мы не собираемся выражать протест. Когда тебя бьют в морду, вся твоя индивидуальность сводится к удару в ответ или бегству. В протесте, может быть, меньше индивидуальности, чем в терпении или бегстве. Какой смысл протестовать против Америки, против McDonald'sа и CNN, против всей этой херни? Тот, кто протестует – не существует без своего врага, тот уже побежден.

– Хорошо, хорошо. Вы очень красноречивы. Допустим, что я понял вашу позицию, но давайте вернемся к слову "Революция". Слово красивое, но непонятное. В чем именно вы видите свою революцию? Неужели только в борьбе против психологии?