Цитаты из книг автора «Андрей Аствацатуров»

коллективный опыт может быть интересен, не только в диалогах, а в случайных ситуациях единения людей по ту сторону слов, мыслей и даже чувств. Об одной такой ситуации мы поговорим чуть позже, а сейчас заметим, что Вулф жертвует внешним диалогом, внешней коллизией ради того, чтобы раскрыть “внутреннего человека”, то есть героя психологического. Видимо, в ее понимании возможно либо одно, либо другое – либо внешняя жизнь, либо внутренняя. Русские писатели, такие как Толстой, у которого Вирджиния Вулф училась, умели находить здесь баланс, гармонизировать обе стороны жизни. Вулф, как мы видим, искать компромисс отказывается. Восхищаясь Толстым, она идет дальше, изображая скорее непроизнесенное, нежели произнесенное, скорее задуманное и несделанное, нежели сделанное, нереализованные импульсы, из которых как раз и состоит человек.

Она подобрала меня, собрала, закрутила в бешеном вихре нашей жизни.

«Человек ведь тем и интересен, что он непредсказуем, что он уклоняется от всех стандартов и предписаний. Что он сам по себе. Что он одинокий, голый, бесприютный на голой земле, равный самому себе. И живущий без оглядки». Андрей Аствацатуров

“всё для вас” чудовищна. В ней какая-то безысходность. Вроде как тебе всё на свете открыли, а значит, закрыли возможность своего собственного пути.

Твое существо перестает быть твоим. Мысли теряют твердость, размягчаются, тают, открывая простор всеобщему зрению, которое теперь упирается в поверхность тел, предметов, стен. И даже если ты уселся за домашний стол, отдельно от всех, то скорее для того, чтобы разглядеть, услышать, почувствовать то, чем ты становишься в эту минуту: шумом, смехом, толкотней, чавканьем, звуком упавшей на пол вилки.

Помню, мне очень понравилось это его “мы с вами”. Выходило ровно то, что мне желалось.

Я давно заметил, что неделание забирает куда больше сил.

но это скандальное время очень скоро миновало, уступив место вялой академической летаргии.

Они приходили сюда с комсомольским энтузиазмом, но постепенно включались в академический ритм старого дворца, успокаивались, скучнели, делались похожими на своих учителей, которых они боготворили и которым подражали.

Не знаю, может быть, иногда лучше быть кем-то, даже пионером, чем никем.