Цитаты из книг автора «Андрей Аствацатуров»

шел явно с хорошим намерением: выразить сочувствие и поддержать. Друзья ведь ненавидят нас, когда у нас всё хорошо, и очень любят нас, когда у нас всё плохо.

Подолгу вглядывался в глупые хари гипсовых и бронзовых истуканов, имбецилов и подлецов, запечатленных вдохновенными холуями. Наконец разродился книго

Могильным расплывшимся телом, едва прикрытым бледными фасадами, которые сверху похожи на линялые тряпки, сшитые как-то наспех, не по фигуре. Вон, глядите, воротник – Дворцовая площадь. Вон там – рукава: Литейный, Владимирский. Вон – штанины: Невский, Гороховая. А где-то рядом, вот они, на бельево

Но когда дядя дошел до слов «и на весь крещеный мир приготовила б я пир», я не выдержал. – Крещеный – это что? – перебил я его. Про пир я был в курсе. Пир – это когда люди собираются и едят много разных вкусных вещей: салаты, фрукты, овощи, мороженое. Со словом «мир» тоже всё казалось понятным. А слово «крещеный» я слышал впервые. – Крещеные люди, – отозвалась мама у окна, – это те, кто в Бога верят и в церковь ходят.

Я вдруг почувствовал, что выбиваюсь из сил, что ничего не могу ей объяснить, только напрасно трачу время и, главное, уже и не хочу ничего объяснять. Я не понимал, откуда этот абсурд свалился мне на голову и почему у меня ничего не получается. Ведь раньше получалось. Вроде всё как следует ей растолковываю, очень подробно, подробней некуда… Захотелось бросить всё к черту, уволиться, куда-нибудь уехать, далеко, подальше от Питера, скрыться от всех, засесть за какие-нибудь статьи.

Помню, один пожилой профессор, мой коллега, как-то раз признался в большой компании, что не любит геев. – Не люблю, и всё, – сказал он. – Отчего же? – спросили его. – Да, понимаете, как-то в детстве, очень давно, мне показали газету с обвинительным заключением по делу наркома Ежова, этого кошмарного палача. И там было написано: вступал в мужеложеские связи с корыстными и антисоветскими целями. С тех пор мне почему-то кажется, что всякий, кто вступает в мужеложеские связи, обязательно делает это с корыстными и антисоветскими целями.

Гвоздев отмахнулся: – Да меня тут знают, – и вдруг что есть силы закричал на весь зал: – Если сейчас же не принесете счет, я вам тут всё обоссу! Он нахмурился и замолчал. Это была его любимая фраза – «я вам сейчас тут всё обоссу!». Гвоздев всегда ее произносил, когда кто-нибудь из агентов, кураторов, галерейщиков, друзей-художников или подруг отказывался выполнить его просьбу. Фраза «я вам сейчас тут всё обоссу» выполняла в его жизни роль волшебного слова и решала практически любую проблему, даже самую сложную. Так произошло и на этот раз: официант явился тотчас же, и даже не явился, а прямо-таки подбежал, держа в руках счет.

Наконец разродился книгой. Потом второй, третьей. Никакого результата. Но в четвертой он принялся щедро унавоживать текст яркими афоризмами, надеясь, что их начнут цитировать. И не ошибся. Книга получила признание, хотя была самой дрянной из всех, которые он написал.

Если и есть на свете город-призрак, то это не Лондон, не Вена, не – тем более – Париж. Это Петербург в октябре.

А мне вспоминается разговор моего приятеля Коли Сосновского с двумя бомжами, такими же, как вот этот. Сосновский выносил мусор. У помойного бака, как обычно, сидели два бомжа и сортировали содержимое. Один заглянул в мусорное ведерко Сосновского, презрительно скривился и произнес: – Набросают херни всякой, а мы тут сиди и разбирай! Сосновский мне потом говорил: «Я посмотрел, и мне так стало стыдно, ты не поверишь. Ведь в самом деле – полное ведро одной херни».