3. Обустройство

От квартиры до столовой оказалось всего шагов сто.

Пока шли, смотреть, кроме как на двери других квартир, с нарисованными на них явно в спешке и кое-как, разноцветными (Наверняка, чтоб скрасить хоть как-то «казёнщину» унылых коридоров, и тягостное осознание замкнутого пространства!) номерами, было не на что.

Большая и светлая комната, настоящий зал, выкрашенная, как и коридоры, белой масляной краской, в которой стояло три десятка столиков, и обедало сейчас не более десятка человек, соседствовала непосредственно с кухней: через широкий проём на уровне пояса Колину были видны все эти огромные застеклённые шкафы, оцинкованные разделочные столы, многоконфорочные плиты с оцинкованными конусами вытяжки над ними, и с парящими кастрюлями и шкворчащими сковородами на них. Запах же…

Оказался отличным! Тут ощущалось и натуральное жаренное мясо, и картошечка-фри, и экзотический борщ, и ваниль – пироги точно будут!

Похоже, чем-чем, а невкусной подгоревшей бурдой вместо каши, или покупными залежалыми гамбургерами, как в школьной столовой, их кормить не будут! К счастью.

Ма, ведущая Сарочку за руку, подошла прямо к проёму:

– Здравствуйте!

К проёму с той стороны тут же подошла раскрасневшаяся улыбчивая девушка:

– Здравствуйте! Вы – новенькие?

– Да. Я – жена Артура МакГи, Элизабет МакГи. – ма ткнула пальчиком в бейджик на груди, – А это – наши дети. Извините, мне сказали что наши официальные документы на паёк и всё прочее будут готовы только завтра.

– Э-э, не страшно! Всё равно сюда посторонние не попадают! – девушка улыбалась широко и улыбка её выглядела действительно приветливой, а не «дежурной», – Я – Линда. И – добро пожаловать, миссис МакГи! И вам привет, малыши! Вот ты – кто?

– Я – Колин МакГи. – стараясь выглядеть взрослее и серьёзней, Колин всё же улыбнулся.

– Очень приятно, Колин! А как зовут твою сестрёнку? – сестрёнка как раз спряталась за мамину ногу, и сунула палец в рот, настороженно рассматривая новую тётю.

– Её зовут Сара. И она очень стеснительная.

– А сколько тебе лет, Сарочка? – тётя Линда чуть склонила голову в светло-русых кудрях чуть на сторону, отчего стал заметен отличный загар на её шее, и вид у девушки при этом стал совсем уж «домашний».

Сарочка отодвинулась ещё дальше за мамину ногу, и насупилась. Линда поспешила переключить внимание на маму:

– Я так понимаю, миссис МакГи, Сарочка у нас только-только пошла в ясли? И будет кушать хлопья с молоком? И котлету из молотого мяса? А вы?

– Мы? Ну, мы с Колином, наверное, не будем оригинальны. Будем есть «стандартный» обед. Что у вас на первое и второе? И какие есть салаты?

– Ага. Минутку. Значит, так… – оглянувшись за спину, и нахмурив бровки, Линда принялась перечислять.

Перечисление много времени не заняло: первых имелось четыре варианта, вторых – три. Зато гарниров – шесть. И салатов – шесть.

– А на десерт у нас сегодня – штрудель.

– А что из напитков?

– Имеется как всегда – кофе, чай, компот из сухофруктов, и соки. Пяти видов.

– Отлично. Мне – компот. На первое – пусть будет борщ. А на второе – шницель с картофельным пюре. Из салатов – «американский». Колин?

Колин, моргнув, перечислил: тоже – борщ, компот, и котлету. С макаронами.

– Ну а Сарочке – действительно давайте хлопья с молоком. А на второе – котлету с пюре. Ну, и апельсиновый сок.

– Отлично. Минуту. Сейчас я всё приготовлю!

Действительно, не прошло и минуты, как Линда наложила в тарелки (Настоящие керамические, что до глубины души поразило Колина, привыкшего к одноразовым пластиковым! Поскольку ма не любила заморачиваться мытьём посуды, а посудомоечную машину они ещё не купили: потому, что ещё не «заплатили по закладной!..») всего заказанного. И принесла и поставила на широкий бордюр, отделявший кухню от столовой, два подноса.

Колин, сопя, взял один из них, и осторожно – тяжёлый! – понёс, молча балансируя, чтоб не пролить борщ, на облюбованный столик – в углу большого помещения. Ма, поблагодарив Линду, взяла второй. Но идти пока не смогла: Сарочка вцепилась в её ногу, как клещ! Попытки «вразумления» и сердитые оклики нисколько не помогли. Колину пришлось вернуться, и перенести на «их» столик и второй поднос. После чего он принялся подносы разгружать, выставляя тарелки и чашки на стол, ма же пришлось нести захныкавшую и наморщившую личико Сарочку к столу на руках.

Приём пищи прошёл нервно. Сарочка кривилась, и не хотела есть «чужую» еду. Колин, наблюдая за страданиями матери, кушал тем не менее с аппетитом – еда оказалась и правда – вкусная! Ма так готовить не умеет. Впрочем, он был уже научен горьким опытом – попробуй он только об этом заикнись!.. Ха! «Тёмный Чулан» на два часа обеспечен!

Вот, кстати, интересно: а где ма будет закрывать его для наказания – здесь? «Тёмных Чуланов», или хотя бы – пустых углов, в квартире генерала Брюера – нет!

Впрочем, не это сейчас главное. Да и за ма он не волновался: уж она-то что-нибудь придумает! Времени для раздумий у неё сколько угодно: звонить теперь некому! А так – она и не работает, и не стирает: машинка для этого – есть и здесь! И обед не готовит, предпочитая просто разогревать в микроволновке полуфабрикаты. И рукоделием, как, скажем, тётя Розмари, не увлекается…

Доев, Колин протянул руки. Ма с большим удовольствием и видимым облегчением пересадила Сарочку со своих коленок – к нему. Колин занялся малышкой. Принялся «ворковать», как ма это называла, и уговаривать. И, как ни странно, сидя у него на коленях, очевидно, успокоенная и отчасти убаюканная его привычным баритончиком, Сарочка наконец смилостивилась: перестала отворачиваться, и согласилась покушать.

Колин за буквально пять минут скормил сестрёнке все хлопья, после чего разделил остывшую котлету вилкой на маленькие кусочки, и тоже – скормил. Сок, конечно, на платьице Сарочки пролился. Ну, ничего – это было «рабочее», домашнее платье. Ма с таким расчётом его на дочь и одевала.

Пустые подносы и тарелки Колин отнёс к приёмному окну: видел, как это делают остальные посетители, те, кто закончил трапезу. А новые «клиенты» входили в столовую примерно по два-три человека каждые пять минут. И были среди них и мужчины, и женщины, и, как и у них – дети… Колин вспомнил слова па: пятьсот «членов семей». И двести учёных. Но учёные так далеко наверняка не ходят – у них, где-то на их уровнях, есть и своя столовая. Впрочем, па сказал, что кроме этой, ближайшей в их секторе Убежища, есть ещё три.

Передавая подносы с пустыми тарелками пожилому усатому мужчине с загорелым лицом, и в кожаном коричневом фартуке, Колин сказал:

– Спасибо! Всё было очень вкусно!

Погружённый в свои, явно невесёлые, мысли, мужчина вдруг словно очнулся:

– Рады, что вам понравилось! Главный Шеф у нас всегда отменно готовит! – улыбка получилась застенчивая, но открытая, и явно – от души.

– Ага! А когда у вас – ужин?

– А когда проголодаетесь! У нас нет жёсткого графика, и каждый приходит, когда ему удобно. Как он привык! И кушать можно – хоть пять раз в сутки!

– Понятно. Спасибо ещё раз! – Колин вежливо поклонился, и двинулся к ма. Та уже направлялась к двери, внезапно прямо у проёма почти столкнувшись с тётей Мэриэнн, тоже ведущей за ручку дочку: пятилетнюю Памеллу:

– О, Мэри, милочка! Вы уже тоже здесь?!

– О, Элизабет! Как я рада вас с Колином и Сарочкой видеть!

Последовавший за этим дежурный диалог Колин почти не слушал, поскольку он мало чем отличался от «стандартного», которым его ма всегда обменивалась с подругами и соседками: «как дела, как здоровье, как дома, как муж, как тётя Эмм и дядя Альберт?..»

Сарочку передали ему, и Колин молча, подхватив посоловевшую малышку на руки, побрёл по коридору к их комнате.

Он помнил: Эйч-18, номер 25…

Впрочем, долго Сарочка на его попечении не была: ма появилась буквально через минуту после того, как он, открыв дверь простым стальным ключом, внёс сестрёнку в квартиру. Сестру сразу отправили «на горшок», после чего ма занялась её переодеванием в пижаму и укладыванием. Колин же ещё раз обошёл квартиру.

Камеры видеонаблюдения в одном из углов в каждой комнате, ему о многом сказали. Особенно те, что имелись в ванной и туалете.

Что все они, что учёные, что теперь и их семьи – действительно, по факту – заложники. И пленники. И неповиновения, или ещё какой крамолы их Хозяева не допустят.

Ма вышла из комнаты малышки уже через пять минут:

– Молодец, Колин. Плотно накормил. (Как тебе удалось?!) Она просто «сварилась».

– Ага. Но это не только от еды. Она сильно расстроена тем, что мы – здесь.

– Да, Колин. Я и сама, если честно, очень этим расстроена. Мягко говоря. И тоже вся, как на иголках! Но… Но па сказал, что эти трудности – временные. И к тому же – хорошо оплачиваемые. И он в какой-то степени рад, что показал тебе, как тут всё устроено, и чем они все там занимаются. Учёные из нашего «закрытого» посёлка. А, кстати – чем?

Колин, понимая, что ма любопытна, словно кошка, а отец никогда не делился с ней (Во избежание!) подробностями своей работы, решил рассказать. Хотя бы – в общих чертах. Хотя и понимал, что матери все эти технические проблемы и тонкости вряд ли нужны. И вызовут только скуку.

Так и вышло. Не успел он дойти до «Первого Закона», как она кивнула:

– Понятно. Действительно, это очень интересно… – она поджала губы, как всегда делала, когда отец пытался что-то ей объяснить, – Ну, ладно. А теперь давай-ка тоже – иди к себе, и попробуй поспать перед ужином. Ну, или хотя бы подремать. Ты сегодня с шести утра на ногах!

Действительно, столь ранний подъём вместе с сытным обедом действовали… Усыпляюще! Хотя Колин понимал, что теперь ему придётся привыкать к новым местам, и распорядку жизни: тут и еда будет происходить вне «дома», и школа наверняка работает не с десяти, как там, наверху… В оставшемся где-то, словно далёкое и нереальное воспоминание, «закрытом» поселении. Где, действительно, жили только учёные, «обслуживающий» Комплекс персонал, штатные военные, охрана… И их семьи.

В своей комнате Колин сел на постель. Снял туфли. Вернее – удобные мягкие мокасины, которые предпочитал носить, так как нога росла быстро, а мокасины легко растягивались хоть ещё на два размера.

Лёг на аккуратно застеленную постель. Руки засунул под подушку.

Пока не заснул, подумать нашлось о чём.

Хотя бы о том, зачем на самом деле па показал ему планировку и устройство «Убежища». И рассказал о том, чем занимается.

Колин понимал, что не всё так просто с этим «секретным» проектом. Оно и понятно: раз его заказал Пентагон, дело, скорее всего, идёт не только и не столько о «добыче из руды металла», сколько – об оружии. И оружии действительно – страшном.

Ведь против миллиметровых крошек бомбами, гранатами и пулями не повоюешь!

Как и не передавишь руками, пусть и с плоскогубцами, все эти прочные тельца!

А излучений, или ядов, или даже боевых вирусов или бактерий они уж точно не боятся! Ну и как бы противник мог воспротивиться уничтожению всего своего «военного потенциала»?! Как там сказал дядя Эрик? «Тринадцать дней»?..

Очень похоже. И пусть куча руды, за переработкой которой Колин с па наблюдали, и шевелилась и оплывала прямо на глазах, всё равно… Поверить трудно!

Непривычно наблюдать за таким!

Тогда, замерев у бронебойного стекла, он понимал только, что видит почти волшебное преобразование – тварюшки, неживые и примитивно мыслящие, строят себе подобных из «бедной», почти чисто – каменной, породы. Сверкают искрами разрядов электросварки, и двигают клешнями-манипуляторами (Па показал ему укрупнённую фотку мошки!) настолько быстро, что их мельтешения и не видно: всё расплывается!

Ну а сейчас, лёжа на удобной и мягкой кровати, и глядя в белый потолок, Колин поёживался: до него только сейчас дошло, что не будь стекло – бронебойным, и не имей оно в составе ни грамма железа – точно повыбрались бы наружу крошечные монстры! И тогда всему тому миру, что он знает, к которому привык – конец!

Нет, правда: конец!

Но поскольку кубический бокс, как объяснил ему отец, облицован таким стеклом со всех шести сторон, бояться, вроде, нечего. Особенно после того, как внутри выключают свет, и «мошки» замирают, лишённые энергии.

Вот: кстати! А почему они – ну, мошки! – не догадались до сих пор «оснаститься» аккумуляторами?! Ведь тогда они могли бы коварно затаиться, и!..

С этой тревожной мыслью он и заснул…

Проснулся от звуков голосов.

Всё правильно: это вернулся с работы отец, и они с ма что-то опять обсуждали. Активно. Что, впрочем, скорее было традицией… Но хоть не ругались! Визга при этом было бы куда больше!

Колин влез в мокасины, и вышел из комнаты: отца надо защищать!

Впрочем, оказалось, что тот не нуждается в защите: ма как раз пила что-то странное из мензурки. Некую тёмно-фиолетовую густую жидкость. Наверное, отец как раз и пытался её уговорить выпить её.

Артур МакГи посмотрел на вошедшего сына обеспокоенно:

– Колин. Иди-ка сюда. Сейчас я и тебе налью.

Отец протянул руку, и мать вернула ему опустевшую мензурку.

Из небольшой плоской фляжки, сделанной, насколько Колин видел, из чёрного стекла, па, нахмуренно следя за уровнем и рисками на боку тары, налил в мензурку сто двадцать пять миллилитров тягучей и не слишком похожей на воду, жидкости:

– По пять миллилитров на каждый килограмм веса! Пей! До конца!

Колин понюхал, прежде, чем выпить. Не пахло ничем.

Он выпил, пытаясь определить вкус. Никакой.

Жидкость просто была чуть более тягучей, и «медленной», чем обычная вода.

– Па, а что это?

– Это – компенсатор. Он разработан лабораторией доктора Аденауэра. Ну, ты уже наверняка догадался: чтоб скрыть от наших мошек запах гемоглобина. Некоторое время разить от тебя при потении будет, как от козла. Но, думаю, мы это переживём.

– Думаю, да. – Колин пожал плечами, – А эта штука работает?

– Да. Во-всяком случае, на мышах, крысах и свиньях – работала.

– Погоди-ка, «дорогой» – лицо у ма вытянулось, а потом лоб покрыли складки, – Ты хочешь сказать, что мы теперь – не только как крысы, но и как свиньи?!

– Вовсе нет, милая. – па посмотрел на супругу с долей иронии, – Это крысы и свиньи – как мы.

– Что ты хочешь этим сказать?!

– Только то, что у свиней, как бы странно это не звучало, организм почти полностью тождествен человеческому. Как и эндокринная система. Как и температура тела. Как и устройство всех органов. Ну, и всё прочее. Так что испытывать все новые, что лекарства, что яды, что биологическое оружие, наши бравые вояки предпочитают теперь на них! А не на заключённых-смертниках, как было до этого. Ну, или на «низших» расах. То есть – жителях тех стран, где у нас есть биолаборатории.

На это замечание ма только фыркнула, не удостоив отца ответом.

Он же сказал:

– Буди, пожалуйста, Сарочку. Пусть и она выпьет натощак.

А потом нужно бы нам сходить на ужин.

Да и укладываться.

День сегодня был хлопотный.

Ужин им подала другая девушка – Анна. Она тоже улыбалась, и доктора МакГи даже узнала, но её улыбка показалась Колину несколько вымученной.

Еда уже не казалась Колину столь вкусной. Или так получилось от того, что в тот раз он сильно проголодался, а сейчас – ещё не успел?..

Зато Сарочка кушала, уже почти не капризничая.

Людей в столовой было всё так же немного – человек пятнадцать. Похоже, некоторые учёные, судя по белым халатам, предпочитали ужинать не на рабочем месте, а в столовой поближе к дому.

Подносы к окну снова отнёс Колин – усатый был на месте, и даже приветливо отозвался на благодарственную реплику Колина:

– На здоровье! Спокойной ночи!

Дома началось.

Собственно, Колин и так понимал, что мать молчать не будет. И то, что она не спускает пока всех собак – значит, что готовит «тяжёлую артиллерию»: хлёсткие фразочки и нелицеприятные сравнения.

Так и вышло. Их с Сарочкой отправили к Колину в комнату, после чего «выяснение отношений» разгулялось по-полной.

Колин слышал только отдельные реплики, но и по ним прекрасно понимал, о чём идёт речь:

«…никогда не думала, что твоя чёртова работа как-то связана с оружием!»

«А она и не связана!»

«Ты эту лапшу можешь вешать Колину – он ещё не понимает! Ну а я-то – вполне понимаю теперь, о чём речь! О мировой войне! И Апокалипсисе!»

«Что за чушь! Никто и никогда не выпустит эту, как ты говоришь, чуму, пока мы не будем полностью уверены в безопасности её для нас!»

«Ага! Ты именно поэтому дал нам выпить этой гадости! А все остальные четыреста миллионов наших, американских, граждан, вы тоже ей напоите?!»

«Надо будет, и напоим!..»

«Ты меня за совсем уж идиотку не считай! Насильно, что ли, будете всем вливать? Потому что добровольно никто не!..»

Сарочку Колин старался развлечь, показывая картинки из какой-то захваченной матерью из дома (Похоже, произошло это чисто случайно, автоматически!) книжки. Зато вот собрать практически все модные и дороженные платья, юбки, блузки, и прочие наряды, которые па ей купил, и затолкать в три огромных сумки и чемодан, она не забыла!

Сарочка не слишком внимательно слушала текст, который Колин ей читал. Вместо этого она вслушивалась в выкрики и возгласы, доносившиеся из-за закрытой двери.

Колин тоже невольно вздрагивал каждый раз, когда ма переходила на крик – её обычный «довод и аргумент» в спорах и скандалах с мужем – знала, что тот не выносит, когда она визжит. Да и то сказать – голос у неё в такие моменты напоминает визг циркулярной пилы на лесопилке: рядом с их посёлком имелся лесозаготовительный пункт от какой-то маленькой фирмы. Работавшей, впрочем, тоже на Корпорацию.

К сожалению, сегодня всё это длилось даже дольше обычного: часа два.

Но когда выкрики и ругань наконец прекратились, Колин понял, что скандал завершился вовсе не из-за того, что ма исчерпала «аргументы» – па просто ушёл, хлопнув дверью! После этого из-за двери доносились только рыдания и отдельные нецензурные слова, значение большинства которых Колин уже знал.

Наконец через пять минут ма, внешне успокоившаяся, с лицом, вытертым от косметики, но весьма всклокоченная, вошла в его комнату. Забрала на руки притихшую на его кровати малышку:

– Пойдём, милая. Будем укладываться! Колин, ты тоже ложись. Завтра к восьми тебе в школу!

Колин только кивнул:

– Ага.

После чего последовал традиционный ритуал с чисткой зубов и умыванием.

Новые носки Колин нашёл в шкафу, имевшемся в его комнате, на нижней полке. На верхних лежали приготовленные какими-то заботливыми «пчёлками» чистые армейские майки его размера – защитного цвета. И такие же трусы, и спортивное трико. Была в шкафу и пижама. И даже домашние тапочки.

Странно. При осмотре квартиры и своей комнаты в первый раз Колин ничего этого не видел – полки шкафа были пусты! Наверное, пока они были в столовой, кто-нибудь…

Позаботился.

Ну и спасибо им за это – ма почти не взяла с собой при сборах детского нижнего белья, а только верхнюю одежду! Свою. Ну и кое-что из их…

Колин отправился в ванную комнату: он видел там сушилку. На неё прекрасно можно повесить его трусы и носки, которые он сейчас постирает. Поскольку новые оказались вполне… Удобными, и его размера.

Постирать брошенное небрежно в угол ванны платьице Сарочки он тоже не забыл.

Заснуть не мог долго. Но и потом, во сне, его мучили странные обрывочные сны – не сказать, что кошмары… Но близко. Он всё бежал куда-то, чувствуя за спиной какую-то опасность, Сарочка на руках визжала – почти как ма… А ноги… Словно были ватными!

Но когда проснулся и переодел сухую майку вместо пропотевшей, оставшуюся часть ночи спал, вроде, спокойно.

«Утро» началось с того, что ма как обычно включила свет в его комнате:

– Колин! Подъём! Быстренько одевайся, и идём в столовую. Мы с Сарочкой уже готовы. Только-только успеем поесть, и ты – в школу, а малышка – в ясли!

Колин собрался было спросить: «А ты?»

Но вовремя вспомнил.

Что матери нельзя лишний раз напоминать, что она «официальная бездельница». Впрочем, как и большая часть домохозяек в их бывшем поселении.

Иначе, по прибытии из мест обучения ему точно найдут. «Тёмный Угол».