Станция.

Посвящается Мартену Фуркаду, спортсмену и бойцу.

Х-ха!! Крак! У-у-ау!!!

Звук хлёсткого удара, треск сломавшейся кости и дикий вопль нападавшего почти слились – настолько быстро всё произошло. Мартену осталось только пригнуться, чтоб его не задел брошенный в него другим гадом метательный нож, и толкнуть словно застывшего перед ним придурка с переломанной ключицей и перекошенным лицом в объятия его менее расторопного подельника.

Оба с грохотом завалились прямо под мусорный бак.

Третий бандит подходил к Мартену не спеша – явно знал себе цену. Оно и верно. Удар ногой, нанесённый столь быстро, что у обычного человека просто не было бы возможности отразить его, Мартен отбил на автомате: рефлексы! Они – в разы быстрее, чем сознательные решения.

В голове миллисекундной вспышкой промелькнули советы наставника: «если будешь анализировать да раздумывать типа: «Ага! Меня бьют правым хуком. Следовательно нужно согнуть левую руку в локте под углом девяносто градусов, и выставить вперёд так, чтоб локоть противника оказался посередине предплечья, блокировав и временно обездвижив его ударную руку, а самому чуть пригнуться, отклониться, и ударить правой – в пах или солнечное сплетение», окажешься в отключке раньше, чем моргнёшь! Потому что сознательные действия всегда медленней чисто автоматических наработок! Мозги – они не рефлексы! Да и вообще: мозги – это последнее, что нужно в доброй драке.

Доверяй телу!»

Поэтому Мартен старался во время таких нападений и не думать, а просто – вот именно, довериться своим «наработкам» и навыкам. Вот и сейчас, поняв, что противник был готов к тому, что удар отобьют, и его рука уже летит к челюсти Мартена, он чуть отодвинулся и отклонился – чтоб удар пришёлся в воздух. После чего сопроводил проплывающий мимо него как в замедленном кино затылок гада здоровенным ударом в основание черепа у уха – кистевым хватом. Нападающий закончил своё движение в добрых пяти шагах от Мартена. И то, только потому, что на его пути встретилась стена переулка.

Очухался и зашевелился тот идиот, на которого грохнулся сволочь с переломанной ключицей. Именно эти двое сопровождали короткий поединок Мартена с каратистом воплями: переломанный – боли, сбитый с ног – возмущения. Ну и, разумеется, ругательствами. Миндальничать с поднявшимся на ноги Мартен не стал. Подскочив, поторопился ударить ногой и сам: удар пришёлся в пах, и поток грязной ругани мгновенно сменился утробным воем, покрасневшее лицо перекосила гримаса: мужчина застыл, согнувшись в три погибели. Мартен не придумал ничего лучше, как добить в челюсть.

Пусть полежит, отдохнёт. Порадуется, какой «гуманный» ему попался сталкер: а ведь Мартен мог бы добавить и по почкам, после чего скоту пришлось бы отлёживаться неделю. Или мог просто мениск порвать – а это выводит из строя уже на пару месяцев.

После того, как последний из троицы нападавших грохнулся на брусчатку переулка, Мартен выдохнул: ну повезло им с напарником. Это – точно не люди Большого Бориса. Те меньше чем по пять-шесть человек не ходят. И если уж берутся «щупать» сталкеров – так подходят к делу основательно: хочешь, отдашь всё, что нарыл – добровольно. Не хочешь – полежи с пару недель, полечи поломанные рёбра и свёрнутую челюсть…

Мартен сталкивался и с ублюдками Бориса, и с громилами Фарруха. И много ещё с кем. Но вот с этими молодчиками встретился впервые. Явно – не местные. Приехали, видать, на вольные хлеба. Впрочем, промышлять, как бывало ещё пять-шесть лет назад, в предместьях их города было уже практически нечего. Разрыты и обысканы даже подвалы тех домов, что лежат почти на самом дне эпицентра холмами мелкого серо-чёрного крошева. Но пойди-ка докажи это наивным борзым идиотам, свято верящим сплетням прошлого века, что здесь – настоящий Клондайк!..

Мартен подошёл к каратисту. Перевернул. Нет, рожа незнакомая. Значит, точно – вольные художники. Ну так и поделом им. Будут знать, что здесь сталкеры не лыком шиты, и просто так, нахаляву, ничего у них не отберёшь.

Чтоб уж довершить позор побитых, словно собаки, дебилов, Мартен перегрузил всё, что нашлось в их карманах себе в рюкзак, даже не глядя.

Затем подошёл к напарнику. Тот не подавал признаков жизни. А ещё бы: удар электрошокером на максимуме вырубает минимум на полчаса. Зато то, что товарищ принял удар на себя, позволило Мартену легко (Ну, сравнительно!) разобраться с нападавшими. Похоже, действительно посчитавшими их за трусливых и неумелых лохов.

– Эй!.. Подъём! – попытки похлопать по щекам, и потрясти за волосы не дали результата: напарник упорно не желал вылезать из бессознательного состояния. Да и ладно. Не страшно. Электрошок не ломает костей, и не лишает детородной функции, как, например, профессиональный удар пяткой Мартена.

Приподняв за плечи и посадив напарника на пятую точку, Мартен подлез под его немаленькое туловище. Взвалил на спину, покряхтел.

Осталось только добраться до второй берлоги – первая-то явно засвечена.

Рюкзак с добычей пришлось закинуть на живот, потому что на плечах бесчувственным мягким мешком распласталось тело кореша.

Ладно: дотащит он его уж как-нибудь…

А там и отсидеться можно спокойно, пока не кончится ночь.

На этот раз он проснулся необычно: не в тот момент, когда его избивали бы, или ловили, или от боли он терял бы сознание.

Нет, сегодня Мартен проснулся сам. Если верить тому, что помнится вот сейчас, по горячим, так сказать, следам из своего сна – уже донеся напарника до запасной берлоги.

Вроде, ситуация… Не критическая?!

Или…

Или потом, позже, с ним тем случится что-то нехорошее?

К ним вломится патруль особистов? Рухнет заброшенное здание, в подвале которого они и оборудовали запасную берлогу? Или…

Но Мартен не помнил, что будет дальше. Да и вообще: те беспорядочные и обрывочные воспоминания, что иногда возвращались к нему в снах «из прошлой жизни» ничего ему не проясняли, кроме того, что он – отлично обученный и «инициативный» боец.

Способный постоять за себя. Жестокий и жёсткий. Расчётливый.

Да, его теперешняя «работа» мало напоминает то, чем занимался в дни, так сказать, бурной юности. Да и зрелости. Но ведь в полуразрушенном и умирающем портовом городе не так уж много возможностей для – не то, что нормального, а и просто – существования. Это – даже не говоря о «заработке». Заработка там, где он жил (Правильнее всё же сказать – выживал последние тридцать пять лет!) с момента, как начал себя осознавать, не было ни у кого, почитай, лет восемьдесят… А продукты и одежда, не говоря уж о крыше над головой, оборудовании, и лекарствах, нужны. Для выживания.

Правда, отдельные моменты этой старой жизни Мартен помнил, вернее, они являлись ему в снах, очень чётко. Словно они и правда – произошли вот только что. Ярко, будто освещённые полуденным солнцем, подробно. Он даже вспоминал тогда, что вот в этой, запасной, берлоге всегда воняло хлоркой, а вот та биодевушка-кукла из борделя Большого Бориса пахнет жасмином: не иначе, как какой-то из клиентов ностальгировал, и щедро полил псевдоплоть найденным или украденным где-то флаконом с одеколоном… Одеколон сейчас – немыслимая роскошь. Поскольку всё вокруг пропахло насквозь, словно на века, плесенью, потом, рыбой и пылью. Ну а радиация не пахнет. К сожалению.

С другой стороны, были вещи, вроде, гораздо более важные для той, прошлой, жизни, но которых он почему-то вспомнить не мог. Например, он помнил, знал, что у него есть напарник, и тому вполне можно доверять – они спасали друг друга не раз! – но как его зовут?! Имя ускользало: так, как исчезают предрассветные тени и туман.

Вот, казалось бы, сейчас он вспомнит!.. Ведь должен же он помнить!

Но ни фига не вспоминалось.

А ведь имя напарника, и то, как и где они познакомились и стали работать вместе, имеет в тысячу раз большее значение для выживания, чем память о том, чем пахнет шлюха в борделе…

Не-ет, причуд своей новой памяти Мартен понять пока не мог. Оставалось ждать и надеяться – а вдруг наступит время, когда он вспомнит всё. И поймёт, как здесь оказался.

Мартен перевернулся на спину.

Сорок седьмой раз он просыпается здесь, (Если условно считать такие пробуждения за дни – то он здесь полтора месяца!) и конечно, теперь осознаёт себя гораздо лучше, чем в самые первые три дня. Когда он даже не понимал – кто он, что он, зачем он здесь…

Первыми, в первый же день, вернулись инстинкты: он смог ходить на своих новых ногах, и вполне успешно манипулировать тем, что сейчас заменяло ему руки.

Однако долго «предаваться» самоисследованию ему не дали: первого противника он получил как раз спустя три дня адаптации. Конечно, этот враг запомнился Мартену лучше всего: первый же! И так страшно оказалось осознать, что вооружённый мечом коротышка совсем не шутит, когда пытается Мартена этим самым мечом – убить.

Именно – убить!

Но то, что пробудилось в его теле, и подсознании – навыки, наработанные до автоматизма! – позволили ему тогда убить первого человека. Помогли в этом новые, «встроенные», «причиндалы» этого тела – огромные, острые и прочные, когти на руках.

Мартен поморгал в полутьме. Обвёл, словно впервые попал сюда, как бы равнодушным взглядом «интерьерчик».

Да, вот он: потолок его камеры. Его теперешнего «жилья». Куба: три на три на три шага. Стены – листовая сталь. В углу – дыра в стальном же полу, для оправления естественных нужд. Хотя не больно-то их оправишь на диете из белковых шариков, которые ему скупо и редко выдаёт раздаточная коробка на стене. А вот из соска рядом с коробкой можно пить воды – сколько душеньке будет угодно.

Но что же это за сон приснился ему сегодня? И почему он проснулся вот так – не от чего-то экстремального, а прямо посреди привычного, банального вроде, действия?

Разумеется, иногда ему трудно было вспомнить кое-какие моменты кошмаров, когда просыпался с диким криком и сведёнными судорогой мышцами рук и ног, обычно ещё и покрытый вонючим липким потом – от адреналина. Но сегодня… Всё чётко, ясно.

Нет, его никто не убивал. Хотя, конечно, пытался. Но прошло-то, вроде, благополучно? И он и напарник остались живы. И – ну, почти! – невредимы?

В чём же дело?

Может быть, сегодня ему предстоит какая-то особенная… Схватка? Противник тут, в этом странном месте, окажется совсем уж грозным и непобедимым?

Мартен поднял руки перед собой. В тусклом свете ночного плафона на потолке они казались серыми и словно покрытыми пылью.

Нет, он не обольщался на счёт себя и своего статуса здесь, в этом Лабиринте.

То, что он видит во сне – не его воспоминания. И даже не его тела.

Поскольку он – не человек.

И руки, которые он сейчас в сотый, если не тысячный раз рассматривает – не руки.

Это – лапы. Мускулистые, да. Покрытые коротким и пушистым налётом: тонкой и мягкой шерстью. Более толстая и длинная шерсть – на спине. А вот живот, словно специально, сделан абсолютно голым. Чтобы враги-противники Мартена видели, где у него расположены жизненно важные органы. И могли постараться достать их своим оружием: мечами, копьями, трезубцами…

А сам Мартен может отвечать им только тем, что при нём. Встроено, так сказать.

Трёхдюймовые вначале, но с каждым днём на долю миллиметра отрастающие, когти. Прочности невероятной: он свободно, больше не боясь, что их перерубят, мог отбивать особо опасные удары своих вооружённых металлическими орудиями врагов, этими самыми, теперь четырёхдюймовыми, чуть изогнутыми лезвиями, толщиной с сами пальцы.

Когти на ногах. Как ни странно – эти почему-то не растут. И сразу были четырёхдюймовыми. Ходить по песку Арены удобно. Да и вообще – ступня у него широкая, а сами ноги, хоть и не столь длинны, как у нормального человека, зато намного более мускулисты и жилисты. Выносливы. Бегать долго и быстро – для теперешнего тела Матрена – не проблема. Так же, как и дышать широкой бочкообразной грудью.

Зубы. Хм. Зубы типичного хищника. Острые, почти дюймовые, клыки Мартен не видел, конечно, а только щупал иногда, да и не нужны они при разгрызании белковых шариков, которыми его тут снабжает автокормушка. Но при необходимости, если заняты руки и ноги, можно и ими противника рвать на куски! Потому что кусать чуть вытянутой вперёд (Конечно, не так, как, скажем, у волка, а чуть поменьше!) мордой – удобно. А вот обоняние… Оставляет желать лучшего – явно не от животной составляющей его теперешнего тела.

Нет, он понимает, конечно, что его звероподобный облик создан кем-то. Искусственно сформирован. Разумеется – специально. И те воспоминания, что иногда посещают его по ночам – лишь отголоски жизни того человека, того бойца, что впечатали ему в память – для получения боевых навыков и стойких рефлексов. В битвах и поединках.

Потому что, как ни крути, а единственной целью, с которой, как ему представляется, могло быть создано существо вроде него, вот именно – Поединки!

Сегодняшний противник Мартена оказался вооружён только одним мечом.

Зато этот меч казался гораздо опасней: тонкое сверкающее полированными гранями лезвие чуть изгибалось от длинной рукояти к острию, и было с добрую руку длиной.

Плохо. Таким оружием враг сможет наносить ему удары издали, не подпуская на дистанцию эффективного поражения его оружием. Да и сам враг – мужчина на полголовы повыше Мартена, состоял, казалось, из одних мышц и злобного рёва: сразу кинулся на Мартена, вращая клинком так быстро, что лезвие казалось монолитным сверкающим кругом, заставив уворачиваться, а затем и просто бежать прочь. Благо, Арена это позволяла: овал двести шагов в длину, и сто – в ширину.

Сегодняшние схватка и погоня сопровождались для разнообразия – грозой.

Они бежали под серым псевдонебом, словно затянутым нависающими сизо-синими тучами. Оглушающе, будто желая сбить с толку, гремел гром, и вспышки молний распарывали пространство над головой, не ударяя, впрочем, в песок. Откуда-то сверху же накрапывал ещё и мелкий дождь. К запаху собственного пота Мартена скоро присоединился и противный запах мокрой шерсти – свалявшейся и грязной…

Мужчина, пыхтя и брызжа слюной, теперь громко ругался, посылая проклятья в адрес «трусливой твари» и поминая всех чертей и руххасов, (абстрактное для Мартена понятие, но вероятней всего – какие-то злобные духи, противники главного Бога его врага: он слышал о чём-то таком почти от каждого своего соперника) и родственников Мартена до девятого колена. (Ну а уж это – вообще ерунда несусветная: не имелось у Мартена никаких родственников.) Пока продолжалась погоня вдоль гладкого белого барьера Арены, пятиметровой вертикальной стеной огораживающего место битвы, Мартен старался сохранить ровное дыхание, и экономно расходовать силы – не подпуская врага слишком близко, но и не отдаляясь от того настолько, чтоб враг плюнул и сел отдыхать. А сам в это время напряжённо думал.

Противник сегодня – сильный и хорошо вооружённый. Справиться точно будет потрудней, чем с предыдущим – тем, что был вооружён короткими древнеегипетскими хопешами. Но если б это было вообще невозможно, ему бы его не дали. Значит, остаётся просто продумать тактику действий, и выкинуть неожиданный (для врага) финт. Например, сама-собой Мартену пришла мысль о том, что раз враг – крупный, мускулистый и злобный, то скоро устанет таскать своё массивное тело по песку. Да и адреналин, поддерживающий сейчас его злобу и азарт, рассосётся.

И эта мысль оказалась вполне верной.

Потому что гонять Мартена по периметру овала мужчина вскоре явно затрахался: вон, остановился, заткнулся, и даже мечом больше не машет, вонзив его в землю перед собой, и согнувшись так, что ладони опираются на колени.

Отбежавший на двадцать шагов Мартен вдруг закачался, застонал, рухнул на колени, а затем и упал на рыхлый песок, которым была как обычно покрыта арена – если б не это, ничто не мешало бы его противнику бегать так хоть два часа.

Враг должен был подумать, что Мартен выдохся – тут Мартен ему, разумеется, подыграл, перевернувшись на спину, хватаясь за горло, и делая судорожные движения ртом – словно ловит воздух. При этом Мартен ещё и хрипел, пускал с кончиков рта-пасти слюну, и выпучивал глаза – для достоверности картины.

Противник купился. Во всяком случае, мужчина с торжествующим рёвом кинулся к Мартену, подняв руки с мечом над головой, и явно намереваясь всадить своё оружие сверху в распластавшееся по песку беспомощное тело!

В тот миг, когда кончик меча оказался буквально в сантиметрах от груди Мартена, он метнулся вбок, одновременно бросив горсть песка, зажатого в правой руке, в лицо наивного идиота. Песок в глаза не попал – во-всяком случае, враг не отступил и не начал тереть их, пытаясь восстановить зрение. Но на какой-то миг облако из мелких частиц просто закрыло Мартена от противника, и заставило того растерянно застыть на месте.

А больше Мартену ничего и не надо было: меч в руке врага на долю секунды замер неподвижно, потеряв цель.

Мартен, не вставая, быстро крутанулся на пятой точке. Левая нога оказалась достаточно близко к икре мужчины, и уж Мартен не замедлили этим воспользоваться: пять четырёхдюймовых лезвий его когтей распороли эту икру почти до кости!

После этого оставалось только быстро откатиться подальше, вскочить на ноги, и слушать душераздирающие вопли. И ждать, когда враг просто истечёт кровью.

Но уж чего-чего, а терпения Мартену было не занимать.

Глядеть как побеждённый, истекающий кровью, но не сдавшийся гладиатор пытается снова догнать лёгкого и увёртливого ромэна, смысла особого не было. Итог боя однозначен: мужчина-человек умрёт от потери крови, выносливый и терпеливый ромэн просто не даст себя догнать. Поскольку инстинкт рационального поведения в схватках заложен в его программу поведения лучше и прочней всего остального. (Спасибо донору!)

Доктор Элайджа Сэвидж нажал большую красную клавишу в центре пульта. Затем щёлкнул двумя тумблерами: первым, и спустя пару секунд – вторым. В ближнем торце опоясывающей арену стены открылось отверстие. Через две секунды открылись и ворота в дальнем конце арены, откуда выехал Страж-конвоир. Упавшего к этому моменту на песок клона деактивированного бойца-человека машина просто обошла. Двигался Страж как всегда: спокойно и неумолимо. (Ещё бы: робот же!)

Ладно, за процессом загона в Лабиринт можно не следить: ромэн теперь отлично знает, что через бьющее электрическими зарядами поле шириной и высотой во всю арену не перепрыгнешь. Поэтому существо, злобно скалясь, просто отступило, позволив загнать себя в служебный проход, ведущий к камерам Питомника – за его дальнейшим путём по коридорам и уровням в свою клетку можно тоже не следить, всё сделает автоматика Стража.

Доктор оглянулся на напарника, профессора Росса Хиггинса, на лице которого как всегда в подобный случаях, уже имелась обычная кисло-презрительная мина. Спросил:

– Ну, как вам шоу, коллега?