Селение Гогендорф 24 июля – 24 августа 1872 года

У всех домохозяев указанное число десятин удобной земли – 65, количество оброчной подати – 10 руб. 12¼ коп. Подписали уполномоченные: Гейнрих Горн, Гергард Клаассен, Гейнрих Альбрехт, Франц Шмид, Эдуард Дик и Петр Янцен.⁶⁸

1. Яков Ризен

2. Герман Янцен

3. Эдуард Дик

4. Франц Фрезе

5. Франц Шмитт

6. Самуель Энгбрехт

7. Генрих Никкель

8. Генрих Шмитт

9. Петр Унру

10. Яков Шмитт

11. Гергард Валл

12. Гейнрих Горн

13. Петр Тейвс

14. Густав Тейвс

15. Петр Янцен

16. Гейнрих Альбрехт

17. Вильгельм Пеннер

18. Яков Квиринг

19. Абрам Эпп

20. Петр Нейман

21. Симон Шмитт

22. Яков Гамм

23. Дитрих Гамм

24. Давид Бестфатер

25. Яков Мартенс

26. Яков Вибе

Селение Лизандергей 24 июля – 24 августа 1872 года

У всех домохозяев указанное число десятин удобной земли – 65, количество оброчной подати – 9 руб. 75¼ коп. (кроме последних 6-ти семей, у них налог 9 руб. 75 коп.).⁶⁹

1. Корнелиус Янцен

2. Дитрих Нейфельд

3. Гергард Лепт

4. Петр Винс

5. Абрам Бергманн

6. Иоганн Бергманн

7. Вильгельм Филипсен

8. Корнелиус Фрезе

9. Густав Фигут

10. Гергард Фигут

11. Яков Дик

12. Петр Энс Старший

13. Иоганн Ран

14. Яков Фогт

15. Яков Тейвс

16. Иоганн Янцен I

17. Абрам Янцен

18. Иоганн Янцен II

19. Петр Энс Младший

20. Абрам Бергманн

21. Герман Фигут

22. Петр Бергманн

23. Петр Винс II

24. Корнелиус Винс

25. Юлиус Винс

26. Корнелиус Фрезе

Селение Орлов 24 июля – 24 августа 1872 года

У всех домохозяев указанное число десятин удобной земли – 65, количество оброчной подати – 9 руб. 75 коп.⁷⁰

1. Николаус Валл

2. Петр Валл

3. Иоганн Валл I

4. Франц Валл I

5. Франц Валл II

6. Иоганн Валл II

7. Петр Эзау

8. Петр Гюберт

9. Генрих Фрезе

10. Иоганн Экерт

11. Иоганн Петерс

12. Гергард Эзау

13. Иоганн Пеннер

14. Петр Дик

15. Иоганн Ризен

16. Петр Маттис

17. Иоганн Тейвс

18. Петр Янц(ен)

МЕНОНИТСКИЕ КОЛОНИИ (Краснопёров И.М., 1889 год)

Статья И.М. Краснопёрова в журнале «Юридический вестник» Московского юридического общества.⁷¹

Из Покровской слободы (в Новоузенском уезде, Самарской губ.) к югу вы едете ровной, гладкой степью, точно гуменным током, где ни кустика, ни деревца. По временам, вдали на горизонте виднеются какие-то чёрные точки, превращающиеся, по мере приближения к ним, в отдельные хутора или постоялые дворы, а по большой дороге к Новоузенску там и сям попадаются земляные курганы, в которых в незапамятные времена схоронены татарские или киргизские военачальники. Некоторые из этих курганов давно уже разрыты невежественными кладоискателями. Деревни очень редки: иногда едешь 30 – 40 вёрст и нигде не встречаешь признаков человеческого жилья, только в ложбинах кое-где попадаются совершенно одинокие колодцы, вода в которых нередко находится на 20 – 30 саженной глубине, из чего вы убеждаетесь, что по дорогам в летнее время перегоняются массы рогатого и рабочего скота. Но за то, когда вы подъезжаете к селению, то это уже будет настоящее громадное селище, в 600 – 800 и более домов, в котором вы встретите всевозможные лавки и лавочки с безграмотными вывесками, нередко на русском и немецком языках, массу хлебных амбаров и целую урву новейшей формации кабаков: трактирных заведений, питейных лавок, ренсковых погребов, винных складов и т. д., но, наверное, одну, редко две школы. В летнюю страдную пору селения эти кажутся точно вымершими, ставни многих домов закрыты, по всем улицам изредка бродят только понурые собаки, даже ребятишек и девчонок след простыл, – все от мала до велика на полевой работе. Так продолжается от воскресенья и до воскресенья. Маленькие посёлки принадлежат в большинстве случаев мещанам или крестьянам – арендаторам казённых участков, пришедшим сюда Бог знает откуда и нередко принадлежащим к какой-либо раскольнической секте. В одно время они скажутся вам молоканами, в другое мормонами или монтанами, а если копнуть хорошенько, то окажутся или штундистами, или хлыстами. Даже немцы-колонисты, поселившиеся здесь первоначально небольшими колонками, до того расплодились теперь, что колонии их – те же громадные селения, с бесконечно длинными улицами, избами и банями на русский манер. Исключение из этого правила представляют менониты, которые живут маленькими колониями, в 15 – 20 домов, да и то потому, что они поселились здесь лет 15 – 20 тому назад. Как редки здесь селения, видно уже из того, что от Покровской слободы и до первой ближайшей менонитской колонии считается 60 вёрст и на всём этом пространстве мы встретили только небольшой посёлок, в 8 убогоньких избушек, заселённый мещанами-арендаторами. Посёлок носит название «Подольский Умет».

– Далеко ли отсюда до менонитов? спрашиваю я у домохозяина, у которого мы остановились для смены лошадей. Хозяин посмотрел на меня с недоумением, очевидно не понимая предложенного вопроса.

– До немцев далеко ли здесь? снова пристаю я к нему.

– До которых немцев? возражает хозяин: их здесь много.

Признаюсь, это возражение меня несколько озадачило: как теперь сказать, к каким немцам еду я.

– У них колонии Гансау, Фрезенгейм, Кёппенталь. Они не больно давно сюда приехали… годов этак 20.

– А-а! точно, точно есть «Гансавка», поправился хозяин. Волостное правление у них в Капентале – такой большущий каменный дом.

– Ну вот, их-то мне и надо! обрадовался я. Далеко ли?

– Да вёрст 25 будет.

– Ну, а что хорошо они живут, богаты – немцы-то эти?

– Больно хорошо. Дома какие – страсть! Лучше всякого барина.

– Отчего же они хорошо живут? Ведь вот и у вас земли много, и хлеб вы тот же сеете, что и менониты, а вот у вас плохо.

– Оттого, видно и хорошо, что умны больно, а мы что, мы люди тёмные.

Нанять мужика довезти вас до какой-нибудь немецкой колонии здесь довольно трудно, потому что ни одно общепринятое официальное название колонии не соответствует крестьянскому, и поэтому беда вам, если вы, отправляясь к немцам, не усвоили предварительно терминологии русского мужика. Все 80 немецких колоний крестьянин знает, как свои пять пальцев, но только каждую колонию он называет по своему, почему – этого ни он сам, ни отцы и деды их не знают.

Так колонию Шафгаузен он перекрестил в Хафузен, Мариенберг – Бисюк, Хутор Бир – Пыр или Поп, Розенфельд – Нахой, Визенмиллер – Кресты, Гнадентау – Собачий колонок, Гансау – Гансавка и т. п.

Дальше мы ехали опять ровной, гладкой степью, где ни кустика, ни деревца. Но вот мы въезжаем в зеленеющий, цветущий сад. Менонитские колонии, расположенные одна от другой на расстоянии 2 – 3 вёрст, представляли собой одну сплошную, густую аллею из тополей, лип, вязов, берёз, вишен, дуль, слив, яблоневых и даже тутовых деревьев. Утверждение ямщика, что они «пробовали садить деревья, но не растут да и на поди», или: «не растут, хоть ты что хоть», – оказалось совершенно фальшивым, в виду представившейся моим глазам роскошной зелени, обязанной своим появлением умелым рукам небольшой горсти людей.

Менониты поселены в 2 уездах Самарской губернии: Самарском и Новоузенском, в числе 303 дворов и 1,666 душ обоего пола. Новоузенские менонитские колонии в числе 9 расположены в почти безводной Малышевской волости. Такая речонка, как Малышевка, с притоком Тарлыком, протекает лишь по 3 колониям и пригодна для одного водопоя скота, – все остальные колонии расположены при колодцах, из коих в некоторых вода добывается на глубине 25 – 27 сажень (к. Лизандергее), в других – на глубине 6 – 12 сажень. Земля менонитов состоит из суглинистого чернозёма, перемешанного местами с солончаковыми пространствами, местами – перерезанная оврагами, как, напр., колония Валуевка, земля которой вся изрезана глубокими оврагами и потому осталась незаселённой. Земли было отведено колонистам 15.339,2 десятин удобной и 1.198 дес. неудобной, всего по 65 дес. на семью в личное потомственное пользование, но без ограничения права относительно способа пользования землёй, так что менониты могли придерживаться какой угодно формы землевладения. В момент заселения менонитами назначенной местности последняя представляла собой совершенно открытую безлесную ковыльную степь, на которой местами выстроены были правительством колодцы, по 1 на колонию, но никакого жилья не было, так что менониты первоначально расселились по оврагам в землянках. Это не то, что более счастливые их немецкие колонисты Николаевского уезда, для которых заранее были выстроены избы, заготовлен лес для строений, скот и семена на посев. Главным основанием для обзаведения хозяйством послужила внесённая ими правительству сумма в 14,644 р. 60 к., которая была возвращена им немедленно по прибытии на место. Большинство колонистов были люди небогатые; только трое из них: Вааль, Эпп и Янцен привезли с собой капитала по 10,000 р. Первая партия менонитов прибыла в 1854–56 годах, последняя в 1873–4 годах, причём первые заняли сравнительно лучшие земли, последним достались худшие, и потому они остались почти совсем незаселёнными. Менониты явились сюда из Западной Пруссии, преимущественно из городов Данцига, Мариенбурга и Эльбинга⁷². Некоторые из них, кроме своего багажа, привезли с собой 17 голов овец, принадлежащих к породе Vagas-Schaaf, отличающейся особенно длинной шерстью; но из них прибыл на место только один баран. Менониты колоний Гансау и Кёппенталь привезли несколько штук овец голландской породы⁷³. Впоследствии менониты должны были прикупить овец в Южной России, рогатый скот – на Мариинской ферме, в Саратовской губернии, лошадей и свиней – у соседних крестьян. Крестьяне соседнего села Воскресенки передавали нам, что в первое время менониты были «больно просты». Бывало, приедет к нам менонит, спросит: «почём свинья?» – «20 рублей». «Ничего не говоря, он вынимает деньги и платит. А потом не стали верить и научились торговаться».

Менонитские дома построены по тому же типу, как и дома менонитов в Самарском уезде. Это – чисто барские хоромы, отличающиеся чистотой, уютностью и всяческими приспособлениями к хозяйственным потребностям. Из 159 домохозяев, имеющих дома, 98 живут в деревянных, 42 в каменных, 9 в полукаменных и 13 в глиняных. Большинство менонитов прекрасные столяры и потому вся мебель, начиная со столов и стульев и кончая гардеробами и шкафами, сделана ими самими. Усадебные места у всех совершенно равные, заключая в себе площадь в 70x90 сажень, на которой помещаются дом с небольшим двором, сад и гумно. Разведение садов и деревьев требовало от менонитов гигантских усилий и много денег. Сначала они произвели опыты посадки плодовых дикорастущих дерев, посеяли семена акации, крымской липы и ели; но успеха не было: за множеством других работ не успели подготовить для них почвы. Пришлось снова плодовые и дикорастущие деревья добывать из приволжских немецких колоний и у крестьян из-за Волги, за 45 – 60 вёрст. Труды их увенчались успехом. В настоящее время 61 менонитский двор развёл у себя 5.050 плодовых деревьев, не считая множества простых дерев, а также массы ягодных кустов – малины, смородины, крыжовнику и др. Теперь фрукты менониты во множестве сбывают на соседних русских базарах. В 9 менонитских колониях населения числится по переписи в 1887 г. 189 дворов, в числе 493 муж. и 508 ж. пола, или 1.001 душ обоего пола. Собственно менонитов состоит на лицо 177 дворов, в числе 944 душ обоего пола, остальные дворы – лютеране и 1 русский двор. В колониях числится дворов:

Факт многознаменательный, что менониты, составляющие такое дружное и материально обеспеченное братство, имеют однорабочие семьи и средний состав семьи равняется всего 5,3 д. обоего пола, а в трёх колониях – Кёппентале, Гансау и Медемтале даже 4,3, т. е. в полтора, два или даже три раза ниже такового же состава семей русских крестьян. Замечается, кроме того, и другое явление, совсем не встречаемое у менонитов: чем большим количеством рабочего скота владеет крестьянский двор, тем больший имеет он и средний состав семьи и наоборот; менониты и богатые и бедные почти все малосемейны; притом же у них мы нигде не встречали стариков и старух преклонных лет, чего у русских крестьян встретить совсем не редкость. В виду довольно большого и сложного хозяйства менонитских семей наличного числа работников оказывается весьма недостаточным и потому большинство из них, именно 126 дворов, держат наёмных работников и работниц, в числе 214 мужчин и 207 женщин, т. е. число нанятых работников превышает число своих на 9 человек. Из числа существующих 189 дворов землю имеют 161 двор, остальные 28 дворов безземельны (14 %). Значительное количество безземельных дворов указывает на сильную концентрацию земельной собственности в руках более зажиточных домохозяев. Эту концентрацию землевладения в немногих руках мы видим и у Самарских менонитов, у которых из 127 дворов у 37 земли числится более 200 десятин⁷⁴. Но у Новоузенских менонитов распределение землевладения оказывается ещё более неравномерным, и сконцентрированные в одних руках земельные участки принимают ещё более обширные размеры.

Таким образом, половина всех домохозяев владеют по 1 участку, 7 – по полуучастку, 55 домохозяев увеличили своё землевладение от 100 до 500 десятин. Но что всего замечательнее, так это то, что между тем как в Самарском уезде сконцентрированные земельные участки остались в руках менонитов же, в Новоузенском наибольшая часть земли перешла в руки сторонних лиц: 18 немцам лютеранам и 1 русскому крестьянину (4 участка), всего в количестве 35,5 участков, заключающих в себе 2.307,5 десятин земли.

Исторический опыт не научил менонитов тому, что политические условия переживаемого нами периода вовсе ещё не пригодны к тому, чтобы следовать в действительной жизни религиозным предписаниям, имеющим целью восстановление идеального состояния всеобщего мира народов. Менониты никак не могли примириться с законом о воинской повинности 1874 г., и это послужило первоначальным толчком к переселению их в другие страны, усилившемуся ещё более вследствие голодух 1879–1880 годов, – это, во-первых; а во-вторых, среди наиболее мыслящей части менонитов начался в последнее время религиозный раскол. В тот именно момент, как у русских крестьян начал распространяться штундизм, у менонитов началось религиозное движение в пользу баптизма. В 1880–81 годах 9 менонитских семей, в числе 43 душ обоего пола, обратились в баптизм, совершенно перестали ходить в свою церковь и стали практиковать водное крещение в реке, хотя бы то и в мороз. Это послужило яблоком раздора между новообращёнными баптистами и ортодоксальными менонитами. Первые решились переселиться, а за ними последовали и другие.

Переселения не кончились ещё и до настоящего времени, что видно из следующей таблицы:

Из этих 71 переселившихся семей 49 продали почти только что полученные от русского правительства земли случайным покупщикам, со всем хозяйственным инвентарём и строениями, за 104.459 рублей, или, в среднем, по 2.131 р. 81 к. за участок. Эти 71 семья уехали на 179 лошадях в следующие местности:

Переселенцы-менониты, получив от нашего правительства даром, в 50–70 годах 15.339 десятин прекрасной чернозёмной земли с тем, чтобы они, культивируя её рациональным образом, научили разумной культуре и наших крестьян, – чуть ли не половину её продали и полученные деньги увезли на чужую сторону. Предполагая, что и 179 лошадей, на которых уехали менониты, составляют собою ценность в 5.370 р., переселенцы увезли с собою капитал во 158.159 р. В Сыр-Дарьинской области, где менониты основали 4 колонии, они опять получили земли по 15 десятин на душу и правительственную ссуду в 3.000 р. на устройство школ и общественных мельниц⁷⁵; в Америке они, конечно, землю купили. Очень может быть, что и в Сыр-Дарьинской области некоторым из них жизнь не приглянулась, они опять продали землю и переселились в Америку. Ради каких именно особенных заслуг пред нашим отечеством менонитам предоставлено право, пожалованную землю продавать потому только, что им не понравилась жизнь в России, – мы совершенно не понимаем, не понимаем тем более, что у нас в Самарской губернии существует масса своих безземельных крестьян, которые даже при помощи крестьянского банка не все могут купить себе земли.

В Хиве менониты получили от хана право пользоваться 4-десятинным наделом в его обширных садах, другие у того же хана заняли места придворных столяров, плотников и т. п. Но хивинская жизнь среди туркмен и др. полудиких племён культурным людям показалась не в пример тяжелее прежней, и таким образом, по пословице, менониты «променяли кукушку на ястреба». Известный немецкий путешественник Мозер видел Самарских менонитов в 1883 г. в Кипчаке, на берегу р. Аму-Дарьи, где они построили себе «жалкие лачужки». «Едва имея чем существовать», говорит Мозер, «они не теряли однако бодрости духа. Узнав о приезде европейца, они отправили к нему депутацию, прося его замолвить слово в их пользу. Они подвергаются беспрестанно нападениям со стороны туркмен, которые угоняют их скот».⁷⁶ Но менонитам приходится претерпевать в Хиве и горшее несчастия. В 1885 г. троим богатым туркменам сильно понравилась красавица-жена одного менонита.

– Продай нам свою жену, пристали туркмены к менониту.

– Как можно продать! У нас и закона такого нет, да и людей нельзя продавать, как скот. Она мне жена, и я люблю её.

– Мы большие деньги тебе дадим… три или четыре тысячи, а то и больше. Продай!

Менонит прогнал дикарей. Недолго думая, в одну прекрасную ночь трое туркмен приезжают верхами к дому менонита и стучатся в дверь. Менонит отпирает дверь и в один момент падает мёртвым от выстрела из револьвера. Жена его, испуганная выстрелом и догадываясь, в чём дело, мигом бросилась в окно и успела убежать под прикрытием тёмной ночи к соседям менонитам, жившим в расстоянии нескольких сажень.