Меня окружает покой

12

Адам посмотрел на дряхлое тело девяностодвухлетнего старика, покоившееся в биорастворе – текучей жидкости цвета голубого опала. Впалые глаза, ввалившиеся щеки, дряблая белая кожа на шее и над скулами.

«Это я, – думал Адам. – Вот что стало с юношей, который хотел быть бессмертным и в то же время мечтал о звездах».

Сервомеханизмы-врачи проверяли корректность работы жизнеобеспечения, брали у Говорящего с Разумом анализ тканей и корректировали питание.

– Почему я не могу полностью регенерироваться? – пробормотал Адам.

– К сожалению, это невозможно, – ответил Бартоломеус. – Мы пытаемся это сделать. Предпринимаем такие попытки при каждом витке развития технологий. Все дело в омега-факторе. Мы работаем над этой проблемой.

Аватар подошел ближе: мужчина с серебристой шеей, короткими волосами и длинным носом.

– Почему у тебя такой длинный нос, Барт? Все остальное в твоем теле совершенно за исключением чересчур длинного носа.

Аватар улыбнулся:

– Не все обязательно должно быть совершенно, Адам. Даже у нас, машин. Как ты себя чувствуешь? Нравится ли тебе новое тело?

Адам посмотрел на себя. Сервомеханизмы даже привезли ему одежду, хотя фактотум мог сделать ее по желанию хозяина. Новое «тело», без сомнения, было хорошим, лучше прежнего, неустойчивого и наскоро сделанного, встроенные сенсоры придавали Адаму ощущение силы, равновесия и исключительности.

– Когда я снова смогу воспользоваться мобилизатором? – спросил старик.

– Почему тебе нужен мобилизатор, Адам?

«Вероятно, потому, что я хочу на утес, где буду чувствовать, как в лицо дует ветер и летят водяные брызги», – подумал он.

– Я не очень хорошо себя чувствую, – сказал Говорящий с Разумом, рассматривая свое старое тело, пока сервомеханизмы относили биораствор и медицинскую камеру в центр отдыха. – Даже в этом теле со всеми встроенными стимуляторами и стабилизаторами.

– Дело в том, что ты потратил очень много сил. Эта миссия далась тебе очень тяжело.

– Была ли она успешной?

Они вышли из комплекса зданий, где располагались коннектор, медицинская зона с брутером, способным создать все необходимое, даже фактотум и небольшие многофункциональные устройства. На горе виднелся аэродром для шаттлов, где могли садиться на землю орбитальные станции, верфи, фабрики и сырьевые фермы. Это место окружали ясени и буки, некоторые из них были старше Адама.

– Раньше здесь был лед, – сказал он.

– Это было задолго до моего рождения, – ответил Бартоломеус.

– Некоторые из бессмертных застали то время, – Адам показал на гору. – Вершину покрывал лед, а на деревьях лежал снег. Мне про это рассказывал отец.

На здания и лес легла тишина. И только в верхушках деревьев слышалось завывание ветра.

– Отвечаю на твой вопрос. Миссия прошла крайне успешно, – наконец сказал Бартоломеус. – Мы благодарны тебе за выполнение, Адам.

– Я почти ничего не помню о ней.

– Воспоминания вернутся к тебе, как только душа и тело отдохнут от пережитого.

Адам посмотрел на высокое солнце, его глаза заблестели от слез, словно глаза обычного человека.

– Я мечтал о том, чтобы кто-нибудь спросил меня про Солнце, – сказал он.

Бартоломеус не проронил ни слова.

Адам поднял правую руку так, чтобы на нее падали солнечные лучи, дотронулся до нее пальцами левой. Неожиданно старик кое-что вспомнил.

– Я держал в руках какой-то предмет, – сказал он, сжимая пальцы, будто он прямо сейчас мял его. – Очень старый. Снаружи холодный, но теплый внутри, несмотря на то что ему много лет.

Бартоломеус загадочно улыбнулся. На его металлическом лице и в серых глазах, больше похожих на человеческие, чем на сенсоры фактотума, играли солнечные лучи.

Адам еще раз посмотрел на небо, он почему-то опасался, что большое черное облако может заслонить Солнце.

«Скорее всего, это будет совсем неплохо. С темнотой на небе будут видны звезды, среди которых я провел большую часть жизни», – подумал он.

Неожиданно его охватило волнение.

– Когда я снова смогу полететь? – спросил старик.

– Скоро, – пообещал Бартоломеус. – Как только мы приведем в порядок твое тело.

Он снова улыбнулся, но не так широко, как в первый раз, и добавил:

– Мы хотим, чтобы ты жил долго.

– Хотите, потому что я важен для вас?

– Верно, Адам, потому что ты очень важен для нас. Отдыхай и смотри на море, которое ты так любишь. Я знаю, что для тебя Земля кажется маленькой, а океан – большим.

– Он огромен, просто бесконечен, – подтвердил Адам.

У него было такое чувство, что он должен вспомнить еще что-то – не предмет, сохранивший тепло, но имя какого-то человека.

– Мой отец, – неожиданно произнес старик. – Конрад…

Имя, но он пытался обнаружить в памяти не его.

– …и Виктория. Мои родители.

– Полагаю, ты их давно не видел.

– Вот уже много лет.

«Почему я вспомнил про них именно сейчас?»

– Я мог бы поехать к ним.

– Это хорошая идея, Адам. У вас найдется немало тем для разговора.

13

Как оказалось, говорить им было практически не о чем, ведь они беседовали на разных языках.

После того как Кластер получил подтверждение о возвращении Конрада и Виктории на виллу у грюндландского фьорда из долгой поездки по островам Филиппинии, небольшой МФТ перенес Адама в родные края на берег моря. Старик с большим удовольствием вышел на землю. Полная луна, большая и яркая, казалось, превратила воду в серебро. На берегу лежала построенная машинами парусная лодка, которую он за более чем шестьдесят лет отсутствия вспоминал трижды. Паруса трепетали на ветру, а волны бились о борт. Несколько минут Адам слушал эту особенную песню, смотрел на море и хотел вернуться обратно в свое родное тело, каким бы дряхлым оно ни было. Он хотел нырнуть в воду, чтобы почувствовать соленый вкус воды.

Наконец он отошел от берега и начал подниматься на главную террасу. Оттуда доносились голоса. Сегодня в доме не был запланирован праздник и не должна была играть музыка, однако датчики показали Адаму, что на террасе собралось примерно пятьдесят человек. Чтобы не встречаться с незнакомыми людьми, он повернул к боковому входу с левой стороны. Охранники на ступенях и в проходах пропустили Говорящего с Разумом: от него исходили идентификационные сигналы члена семьи.

В доме было пусто, и стояла приятная тишина. Адам шел из комнаты в комнату, рассматривая картины и скульптуры из плавающих цветов, которые делала его мама. Он нашел ее рядом с брутером, в большой отведенной под кухню комнате, где программировались напитки, а сервомеханизмы сервировали и разносили их. Адам помнил, что его мать сохранила бессмертие, несмотря на беременность, но все равно удивился, что она выглядела так же, как много лет назад. Не на тридцать лет, как все остальные бессмертные, но на сорок. Сколько ей исполнилось? Задав себе этот вопрос, Адам сверился с базой данных. Виктории было триста восемьдесят семь лет, а Конраду – четыреста двенадцать.

– Кто вы?

Сейчас у Виктории не было сигнального значка, помогающего знать обо всем происходящем в доме.

– Я Адам.

– Адам?

– Твой сын.

– Мой сын? – Ее лицо, на котором виднелось несколько морщин, изменилось. – О, Адам, это ты!

На глазах проступили слезы. Вытерев их, она попросила вынести еду из брутера на террасу. В платье ржаво-красного цвета, украшенном золотыми пайетками, тихо шуршавшими при каждом движении, она подошла ближе к сыну. Адам положил руку на плечо мамы, на коричневую кожу, которая казалась настоящей. Тактильные ощущения от нее тоже должны были быть настоящими. Виктория отодвинула руку:

– Как твои дела, Адам?

– Все хорошо.

– О, – на мгновение ее губы расплылись в улыбке. – Рада, что у тебя все хорошо.

– Мне очень жаль, что я у вас давно не был, – сказал Адам.

Он начал говорить про мечты, что хотел бы снова вернуться во времена детства, когда они втроем путешествовали под парусом, в годы юности, когда он отправлялся в одиночное плавание на лодке. Что хотел бы стать тридцатилетним молодым человеком, которому умные машины подарили бессмертие и здоровье навеки. Адам рассказывал про это подробно, но без эмоций. Стоявшая перед ним женщина, его мать, сохраняла полное спокойствие. На ее месте мог быть любой другой человек.

– Сколько тебе сейчас, Адам? – спросила Виктория.

– А ты разве не помнишь?

– Девяносто?

– Девяносто два.

«Чувствую себя стариком, – подумал Адам. – Человеческим обломком, лишенным сил двигаться самостоятельно, который иногда даже ест с посторонней помощью. Ты, конечно, никогда не поймешь, сколько мне лет. Возможно, люди даже ужаснутся, увидев меня».

– О, это значит…

«Да, это значит, что я скоро умру», – решил он.

Сенсоры фактотума позволяли видеть беспомощность в глазах матери более отчетливо, чем видели бы человеческие глаза. Беспомощность и растерянность перед ситуацией, с которой она, несмотря на большой жизненный опыт, никогда не сталкивалась. Но тут было еще кое-что, глубоко запрятанный гнев, невыраженное отчаяние. Она так хотела иметь ребенка и ради этого рискнула своей молодостью, а потом поняла, что тот не может жить вечно и ей придется пережить его смерть. Этого она никогда ему не простит.

– Твой отец, – неожиданно сказала она. – Твой отец займет место в Высокой Сотне. Ты слышал об этом?

– Нет.

– Это еще не официально, но мы надеемся, что назначение произойдет через десять лет, на следующем Полном Собрании. А еще через пять лет он сможет заменить в женевском клане Эллергарда, который несколько месяцев назад стал жертвой ужасного несчастного случая, – Виктория прикрыла рот обеими руками, как будто слова причиняли ей боль. Но казалось, она была рада говорить с Адамом на темы, не касающиеся его впрямую.

– Подойди, – добавила она, когда сервомеханизмы вынесли последние столы. – Давай пойдем к гостям.

Она хотела взять его за руку, но передумала и пошла к двери.

На улице было свежо и даже холодно. Адам пытался угадать время года. Осень или начало зимы. Он посмотрел на улыбавшуюся над утесом и морем луну, окруженную несколькими особенно яркими звездами.

«Я забыл, что значит время, – думал он. – Как назло, именно я – человек, которому осталось мало жить».

– Эллергард? А что с ним случилось?

Они стояли у открытой двери, а справа и слева за банкетными столами собирались гости.

– Он вылетел на дельтаплане и пропал недалеко от скал Нуука, – ответила Виктория.

Сейчас она говорила спокойнее и, казалось, преодолела потрясение.

– Один. Без сигнального маяка, без наблюдения, без спасательного жилета. Вечером в шторм. Вот скажи мне: как можно быть таким глупым? Или… – Она наклонилась, посмотрела направо и налево. –  Возможно, он… – она не решилась продолжать.

– Возможно, он – что?

– Ходят слухи, что он хотел рискнуть, – тихо сказала она. – Что он и хотел, чтобы все произошло именно так.

– Для чего? – опустошенно спросил Адам.

Он почувствовал усталость и пожалел, что прилетел сюда. Здесь для него больше нет места.

– Хотел совершить самоубийство, – ответила Виктория таким тихим голосом, что Адам, несмотря на все датчики, с трудом расслышал сказанное.

– Бессмертный совершил самоубийство?

– Не говори так громко, – Виктория оглянулась. – А вот идет твой отец.

– Кто это, любовь моя? Он одет в фактотум, а фактотумами пользуются лишь… Неужели у нас в гостях Говорящий с Разумом?

– Это наш сын, – ответила Виктория, бросив беглый взгляд в сторону стола.

– Наш сын? А, понимаю, – Конрад похлопал Адама по плечу. – Полагаю, ты уже слышал хорошую новость. Конечно, я еще не официальный кандидат, но некоторые вопросы в нашем мире решаются быстро. Мне очень приятно, что ты пришел меня поздравить… Э-э-э-эм…

– Адам, меня зовут Адам, – ответил старик.

– Да, конечно, Адам. Прошу прощения.

Он хлопнул себя по широкому ремню, к которому были привязаны сумки.

– У меня с собой нет дополнительной памяти.

Таким был отец Адама – чужак. Как и мать, он жил в другом мире. Между ними был барьер, не жесткий, но неприступный и высокий, как самая высокая гора. У них бесконечное море времени, у него же времени оставалось мало, и с каждой секундой его все меньше.

При виде Адама некоторые из сидевших за столом гостей встали. В том числе лысый мужчина из Мерики, что угадывалось по его темной шее. Он был выше и шире в плечах, с отблеском прожитых лет в глазах. Адам вспомнил, что впервые увидел его в детстве, около восьмидесяти лет назад, и сейчас он выглядел точно так же. Его голос ничуть не изменился: все тот же низкий бас.

– Полагаю, ты Адам, – произнес он. – Приветствую тебя, Говорящий с Разумом.

– Госамер любезно привез нам свое новое произведение искусства, – сказал Конрад и мельком посмотрел на Викторию, поспешившую к столу побеседовать с другими гостями. – Оно стоит там, вдалеке. Пойдем посмотрим.

Госамер. Так называли тех, чей возраст перевалил за тысячу лет. Вот уже шесть веков он считался лучшим звуковым скульптором на Земле.

Обо всем этом Адам вспомнил сразу же, но у него было чувство, что он должен вспомнить что-то еще.

– Я работал над ним семьдесят четыре года, – с гордостью представил свое творение Госамер, как только они добрались до подиума – базальтовой глыбы, с трех сторон окруженной ступенями. На пьедестале располагалось множество проекторов, а между ними парило в воздухе что-то прозрачное со слабым блеском, как кристаллическая пыль, отражавшее свет луны и стоявших на террасе ламп.

Сенсоры фактотума показали Адаму, что это были многоступенчатые, изогнутые и искривленные акустические поля.

Госамер указал наверх:

– Жаль, что ты не взял с собой Ребекку. Послушай, мой мальчик, послушай…

Ребекка!

Вот чье имя он должен был вспомнить. Внезапно на Адама нахлынули эмоции. С последней миссии он ни разу не видел Ребекку. Ребекка ждала его.

Адам находился уже на верхней ступени, когда обернулся и увидел, что Конрад и Госамер стоят внизу.

Они оба имели детей, что среди бессмертных встречалось редко, но объединяло их не только это. Сын Конрада и дочь Госамера лишились медицинского обслуживания для бессмертных, старели и должны были в конце концов умереть.

Ребекка. Как Адам мог забыть, что она уже должна быть на Земле? И почему в базе данных нет никакой информации о ней?

Госамер встал на цыпочки и заложил руки за спину, а Конрад нетерпеливо размахивал руками.

Адам подошел к звуковой скульптуре, стоявшей между проекторов. Шум, который он услышал, был предназначен не для сенсоров, а для человеческих ушей: смесь плача, смеха, звона бьющегося стекла и гула приближающейся бури. Старик знал, что двое бессмертных наблюдают за ним, и поэтому ходил вокруг и кивал, делая вид, что внимательно слушает.

«Ребекка», – думал он. Старик вспомнил, как нес на руках голову и тело ее фактотума. Как он мог про это забыть? Неужели ему было настолько плохо? Адам решил узнать обо всем у Бартоломеуса.

Он изменил лицо фактотума, заставив его улыбаться, делал вид, что следит за акустическими аранжировщиками. Он притворялся так, пока оба бессмертных не ушли, довольные, с подиума, вернувшись за стол. Адам спокойно спустился по задней лестнице и, когда он ошибочно полагал, что остался один, неожиданно столкнулся с человеком в деловом костюме, которого видел за банкетным столом.

– Могу ли я задать вам вопрос, Говорящий с Разумом?

– Что?

Они остановились за базальтовым обелиском, невидимые людям за столом. Мужчина подошел ближе. В его глазах отражался лунный свет, казалось, они горели.

– Как это? Что вы ощущаете?

– О чем вы говорите?

– О приближающейся смерти, – ответил мужчина.

Он стал говорить тише. Адам слышал волнение в его голосе.

– Конец, приближение небытия. Как это влияет на жизнь?

– Прежде всего она становится короткой, – ответил Адам. – Настолько короткой, что ты больше не думаешь о будущем, остаются только воспоминания.

«Иногда и ни одного не остается», – подумал он.

– Но как вы это ощущаете? Я имею в виду…Что, если человек больше не может строить планы, потому что знает, что у него не хватит времени? Живете ли вы по-другому? Можете это описать?

– Если хотите знать, что такое боль, то вы должны ее почувствовать, – холодно ответил Адам. – А если хотите знать, что такое смерть, то вам нужно умереть. Извините, у меня нет времени отвечать на глупые вопросы, потому что у меня осталось мало времени и оно слишком ценно.

Он отошел от мужчины и спустился на два лестничных пролета, ближе к крутому спуску, сделанному сервомеханизмами. Адам вспомнил Эллергарда – бессмертного, о котором рассказала мать. Человек, решившийся на рискованный полет без сигнала и спасательного оборудования во время вечерней бури. Бессмертный, в жизни которого будут бесконечно меняться времена года. Хотел ли он понять, что чувствует человек, когда счет жизни идет на минуты? Глупо ли начинать игру с вечностью?

Шум вечернего ветра в верхушках деревьев, заглушавший доносившиеся с главной террасы голоса, с каждым шагом Адама был все дальше, уступая место гулу прибоя. Остановившись на одной из нижних террас, старик заметил на берегу не только МФТ, на котором он прибыл сюда, но и второй аппарат, меньшего размера и более изящный.

Из него вышла женщина, и Адам сразу же узнал ее. Хотя у старика было множество провалов в памяти, но этот образ был поразительно ясным. Он встречал ее дважды. В последний раз лишь мельком, одетую в кремовое платье и прячущуюся между деревьями в лесу. А за семьдесят лет до этого – на празднике его отца: незнакомка с тонкими чертами лица, постоянно наблюдавшая за ним.

Сейчас женщина приближалась к Адаму и смотрела прямо ему в глаза.

– Вы уже устали от них? – спросила она, бросив взгляд на главную террасу.

– Да.

– Я обещаю, что не буду отвлекать вас звуковыми скульптурами и глупыми вопросами. Мне нужно вам кое-что показать. Вы согласны?

Еще один гость зачем-то зовет его. На этот раз к маленькому МФТ.

Адам засомневался. Он устал. Туман в его голове становился все плотнее, замедляя мышление.

– Это недалеко и не займет много времени, – сказала женщина.

– Ну, хорошо.

Минуту спустя они уже летели по ночному небу.

14

– Должно быть, это случилось здесь, – сказала женщина. – Прямо на этом месте.

Они прошли около тридцати шагов и остановились у крутого обрыва под названием Ветреные скалы. Ниже на склонах горы, примерно через двести метров, растянулся город Нухук-на-Котийфьорде, «перемещенная столица», как назвали ее много лет назад. Первую столицу Грюндландии – Нуук – поглотило море во время прилива. Ее наследница после короткого периода расцвета была превращена в духовный центр, который сегодня, после реконструкции, служит музеем Эпохи Отчаяния, когда жизненного пространства для людей становилось все меньше, и многие погибли в ходе войны.

– Вы имеете в виду то, что произошло с Эллергардом? – уточнил Адам.

– Да.

– Вы слышали наш разговор с Викторией? Ведь мы были дома одни.

– Дом защищен, и вас никто не может прослушать. Но вы вышли из дома на террасу.

Женщина постучала по сигнальному значку, прикрепленному к легкой куртке.

– Он прослушивал ваш разговор.