«Большую часть жизни мы проводим не в настоящем времени, как принято утверждать, а в ирреальном наклонении – наклонении вымысла, наклонении, в котором можно без всякого стыда рассматривать то, что могло быть, должно быть, должно бы быть, чем сами мы хотели бы стать в реальности, если бы только знали, как открывается сезам того, что в ином случае могло бы стать нашей истинной жизнью». Нравится мне Асиман. Он – как Шрэк (или как лук), он – многослойный. Эти игры с ирреальным наклонением есть во всех его книгах. Он вплетает в их сюжеты сны, просто воображаемые сцены, впечатления и воспоминания лирических героев как нечто важное, существенное, имеющее значение. Ему нравится «слияние прошедшего, настоящего и будущего». Он оставил нам Элио и Оливера навсегда застывшими у такси, лицом друг к другу. Мы обречены вечно думать о том, что сказал Оливер на прощание. Но на самом деле Элио, который нам рассказывает эту историю, уже знает ответ. Финальный отрывок начинается словами «Прошлым летом он, наконец, вернулся». Автор оставляет нас с героем – в настоящем, в котором тот вспоминает прошлое, в котором думает о будущем. Так а что сказал Оливер?! Элио знает; автор же, если и знает, нам не расскажет. Он пишет продолжение, но это тоже такая игра в сослагательное наклонение: «Могло быть и так. Почему бы и нет?». «То, чего скорее всего, никогда не случится, не должно, не следовало случиться, но что всё же случиться могло». И так – от книги к книге, слой за слоем, каждая – условное продолжение предыдущей, - а все они в совокупности – большое размышление автора о том, что есть жизнь и какую роль играет в ней искусство, и просто его писательская «радость от смешивания и перемешивания воздуха».