Цитаты из книг автора «Анатолий Воронин»

№ 1882 от 18 июля 1941 года «О введении карточек на не

Москва все равно кормилась слухами, газеты и радио говорили полунамеками и информационный вакуум заполняли «агентства» ГОГ («говорила одна гражданка») и ОБАС («одна баба сказала»). Название последнего было созвучно названию французского информационного агентства «Гавас»[25], которое очень часто упоминалось в советской печати.

точки были не во всех квартирах, в результате о воздушной тревоге многие узнавали из уличных репродукторов. Впрочем, одновременно с изъятием волновых

ем радиоприемники и получаем карточки Война добавила в жизнь москвичей новые черты, но пока еще кардинально не изменила существование города. Корреспондент Александр Верт, прилетевший в Москву в самом начале июля, очевидно, был поражен мирным характером жизни, особенно по сравнению с его родным Лондоном, который подвергался разрушительным бомбардировкам люфтваффе. «Москва выглядела, как обычно, – писал он позднее. – На улицах толпился народ, в магазинах все еще было полно товаров. По всей видимости, недостатка в продуктах питания не ощущалось: в первый же день я зашел в большой продовольственный магазин на Маросейке и был удивлен широким выбором конфет, пастилы и мармелада. Люди все еще покупали продукты свободно, без карточек. Молодые москвичи в летних костюмах отнюдь не выглядели бедно одетыми. На большинстве девушек были белые блузки, на юношах – белые, желтые или голубые спортивные майки или рубашки на пуговицах и с вышитыми воротниками».

Война добавила в жизнь москвичей новые черты, но пока еще кардинально не изменила существование города. Корреспондент Александр Верт, прилетевший в Москву в самом начале июля, очевидно, был поражен мирным характером жизни, особенно по сравнению с его родным Лондоном, который подвергался разрушительным бомбардировкам люфтваффе. «Москва выглядела, как обычно, – писал он позднее. – На улицах толпился народ, в магазинах все еще было полно товаров. По всей видимости, недостатка в продуктах питания не ощущалось: в первый же день я зашел в большой продовольственный магазин на Маросейке и был удивлен широким выбором конфет, пастилы и мармелада. Люди все еще покупали продукты свободно, без карточек. Молодые москвичи в летних костюмах отнюдь не выглядели бедно одетыми. На большинстве девушек были белые блузки, на юношах – белые, желтые или голубые спортивные майки или рубашки на пуговицах и с вышитыми воротниками». Уже 25 июня государство позаботилось о том, чтобы до советских граждан не доходили «альтернативные точки зрения» о ситуации на фронтах, а потому было издано постановление СНК № 1750 «О сдаче населением радиоприемных и радиопередающих устройств». В нем, в частности, говорилось: «Учитывая, что в связи с обстоятельствами военного времени радиоприемники и передатчики могут быть использованы вражескими элементами в целях, направленных во вред Советской власти, Совет Народных Комиссаров Союза ССР постановляет:

ем радиоприемники и получаем карточки Война добавила в жизнь москвичей новые черты, но пока еще кардинально не изменила существование города. Корреспондент Александр Верт, прилетевший в Москву в самом начале июля, очевидно, был поражен мирным характером жизни, особенно по сравнению с его родным Лондоном, который подвергался разрушительным бомбардировкам люфтваффе. «Москва выглядела, как обычно, – писал он позднее. – На улицах толпился народ, в магазинах все еще было полно товаров. По всей видимости, недостатка в продуктах питания не ощущалось: в первый же день я зашел в большой продовольственный магазин на Маросейке и был удивлен широким выбором конфет, пастилы и мармелада. Люди все еще покупали продукты свободно, без карточек. Молодые москвичи в летних костюмах отнюдь не выглядели бедно одетыми. На большинстве девушек были белые блузки, на юношах – белые, желтые или голубые спортивные майки или рубашки на пуговицах и с вышитыми воротниками». Уже 25 июня государство позаботилось о том, чтобы до советских граждан не доходили «альтернативные точки зрения» о ситуации на фронтах, а потому было издано постановление СНК № 1750 «О сдаче населением радиоприемных и радиопередающих устройств». В нем, в частности, говорилось: «Учитывая, что в связи с обстоятельствами военного времени радиоприемники и передатчики могут быть использованы вражескими элементами в целях, направленных во вред Советской власти, Совет Народных Комиссаров Союза

ем радиоприемники и получаем карточки Война добавила в жизнь москвичей новые черты, но пока еще кардинально не изменила существование города. Корреспондент Александр Верт, прилетевший в Москву в самом начале июля, очевидно, был поражен мирным характером жизни, особенно по сравнению с его родным Лондоном, который подвергался разрушительным

зел Наркомат боеприпасов поступил «хитрее» и в начале июня запросил рабочих с московских кондитерских фабрик «Рот Фронт», им. Бабаева и «Красный Октябрь» для завода № 574, который производил мины и 85-мм снаряды, позже он был эвакуирован в Ташкент. Неизвестно, почему понадобились именно кондитеры – возможно, требовались опытные и аккуратные укладчики продукции. Также

вспышки зениток, красные цепочки трассирующих снарядов – зрелище само по себе феерическое: всюду лучи прожекторов, вспышки, и это на фоне большого зарева. Грохот был очень сильный, но я не сумел отличить выстрелы от взрывов бомб. Часто, в перекрещивающихся лучах, оказывался серебряный самолет. Вокруг него мелькали разрывы, но самолеты все же уходили. Впрочем, видели здесь, что два самолета было сбито. Шум немецких самолетов над нами слышался довольно часто. Иногда очень близко стреляли зенитки от озера. Ребят отправили в укрытие, выкопанное в саду, так как опасны зенитные осколки». Через два дня он запишет: «Начинают страдать дачные местности, над которыми падают самолеты во время боев, сбрасываются наспех бомбы. У нас еще этого нет, так как мы

непосредственное участие: «Самолеты – серебряные, словно изнутри освещенные, – бежали в лучах прожектора словно в раме стекла трещины. Показались пожарища – сначала рядом, затем на востоке, а вскоре запылало на западе. Загорелся какой-то склад неподалеку от Дома Правительства, – и в 1 час, приблизительно, послышался треск. Мы выглянули через парапет, окружающий крышу дома. Вижу – на крышах словно горели электрические лампочки – это лежали зажигательные бомбы. Было отчетливо видно, как какой-то парень из дома с проходным двором сбросил лопатой, словно навоз, бомбу во двор, и она там погасла. То же самое сделали и с крыши Третьяковской галереи и с ампирного домика рядом с галереей. Но с одного дома на набережной бомбы сбросить не могли и я, днем уже, видал сгоревшие два верхних этажа. Зарево на западе разгоралось. Ощущение было странное. Страшно не было, ибо умереть я не возражаю, но мучительное любопытство, – смерти? – влекло меня на крышу. Я не мог сидеть в 9 этаже, на лестнице возле крана, где В. Шкловский, от нервности зевая, сидел, держа у ног собаку, в сапогах, и с лопатой в руке. Падали ракеты. Самолеты, казалось, летели необычайно медленно, а зенитки плохо стреляли. Но все это, конечно, было не так»