Обогнуть болото можно было только с запада, но, согласно карте, до спасительного леса простиралось обширное открытое пространство, которое нужно было как-то незаметно преодолеть. Хуже того, по этой местности протекала безымянная и, по всей видимости, глубокая речушка, раз переход через неё был обозначен значком моста. У такого рода объекта следовало ожидать хорошую охрану, и пытаться вступить с ней в бой – верная смерть, хотя и геройская. Однако выше по течению и в стороне от дороги на карте был показан брод, причём недалеко от леса и вдали от любых населённых пунктов. Здесь противник вряд ли ожидал атаки со стороны Красной армии или сам планировал вести свою технику, а значит, и прикрытие брода вряд ли будет сильным. Если повезёт, то его может там и вовсе не оказаться. А если охрана присутствует, то с помощью пушки есть хороший шанс её уничтожить. И брод – не мост, его не взорвёшь. Красноармеец Полухин размышлял уже минимум как командир взвода, хотя его боевой опыт был весьма скромен, а походная подготовка ограничивалась лишь приключенческой литературой да рассказами бывалых вояк-учителей в школе. За неимением других приемлемых альтернатив он решил двигаться сначала на запад-северо-запад к броду, ликвидировать охрану переправы при её наличии, форсировать речушку и только потом под прикрытием леса идти на северо-северо-восток, где был шанс встретить своих.

Вернулся Родион и забрал остальных лошадей, чтобы их накормить, напоить и обиходить. Тем временем облачность превратилась в нависающие тёмные тучи, так что Илье пришлось отложить свою гармонь и помочь Саше соорудить что-то вроде укрытия для себя и орудия из брезентового полотнища, срубленных длинных палок и веток под развесистым дубом. Казалось бы, ничего сложного, но у нетренированных в такого рода делах людей постройка сооружения заняла целых четыре часа. Слишком много неудобств – только вдвоём найти мелкие деревца, срубить их, убрать сучья, доставить на место получившиеся опоры и врыть их в грунт, а после закрепить на них брезент подручными средствами. Чтобы уместиться под балдахином из брезента, пушку пришлось снять с передка и подкатить вплотную к дереву. Нелёгкая работа для двоих человек, учитывая тот факт, что масса системы составляет около восьмисот килограммов. Туда же загнали и передок, но под навесом удалось разместить только его короб, а дышло так и высовывалось наружу из-под укрытия.

«Строительные работы» закончились вовремя – хлынул холодный осенний ливень, и от комфорта не осталось и следа. Навес, хоть и защитил от потоков падающей с неба воды, тем не менее, стал спустя какое-то время протекать. Однако Саша успел убрать все бумаги с картой и боящиеся воды вещи в короб передка и коробки на щите орудия, которые дополнительно накрыли ещё и одеялами. Под них Илья с превеликой тщательностью поместил свою гармонь. Самим же пришлось постоянно поддерживать горение дров в костре, поскольку вряд ли бы удалось разжечь его снова в случае затухания пламени. Ливень спустя полчаса ослаб до слабо крапающего дождя, а к вечеру и вовсе прекратился. Снова вернулся Родион со всеми лошадьми, изрядно «помытыми» атмосферными осадками. Ночь, по сравнению с предыдущими, была хуже некуда. Воздух ощутимо похолодел, форма на всех промокла, а на сапоги налипла грязь вперемешку с опавшими листьями. Одеяла, несмотря на попытку просушить их над костром, так и остались волглыми, а с брезента долго стекала вода.

Утром бойцы доели припасы из деревни; братья Самойловы только тяжело вздохнули, когда Саша сказал, что вновь придётся довольствоваться сухарями и кипятком. Лошадей поставили в упряжку, пушку взяли на передок, нагрузив на него, помимо прочего, с таким трудом изготовленные жерди. Шли медленно, колёса резали размокшую землю, иногда приходилось выталкивать орудие своими руками. Только к полудню средняя скорость движения достигла километра в час. Чтобы не нагружать и без того тянущих изрядную ношу лошадей, бойцы не стали садиться на передок и продвигались на своих двоих, тоже с увесистыми вещмешками за своими спинами. Возглавлял шествие Саша с компасом и картой, Родион вёл упряжку, а Илья оказался замыкающим. Так, без происшествий, прошли целых три дня. Вечером, перед очередной ночёвкой, красноармеец Полухин аккуратно заносил в формуляр пушки пройденное расстояние, делал отметки на карте и в одной тетради кратко записывал события дня. Задним числом в свой «Журнал боевых действий» он внёс уничтожение двух единиц живой силы и одного мотоцикла противника. Не всегда удавалось найти свежую воду, тогда в ход шли её запасы из жестянки и фляг.

На счастье расчёта, дождей больше не было, и стало возможным передвигаться по лесу чуть быстрее. Хотя направление похода определял Саша, главным на марше был Родион. Именно он, по состоянию лошадей, задавал время движения и привалов. Запасы фуража неуклонно убывали, но пока беспокойства по этому поводу не было, тем более что по пути удавалось найти подходящий подножный корм для коней. Дары леса помогли и самим бойцам: на симпатичной полянке собрали немало подберёзовиков, похлёбка из которых хоть как-то разнообразила меню из одних сухарей на завтрак, обед и ужин. Запасы шоколада также истощались, поэтому все были рады, увидев в стороне от своего маршрута кусты дикого малинника. За ягодами пошли осторожно, с оружием наизготовку: а вдруг там медведь сидит? Но страхи оказались беспочвенными: никого там не оказалось.

К полудню пятого дня похода упряжка вышла к северо-западной границе леса. Перед бойцами раскинулось большое открытое пространство с редкими деревьями и кустами на всём его протяжении. Саша тщательно осмотрел местность в бинокль и заметил дома на пределе видимости и идущую к ним цепочку столбов. Определив своё местоположение по карте, он удовлетворённо хмыкнул. По небольшому холму и направлению телефонной линии вдоль дороги красноармеец Полухин вычислил, что упряжка находится рядом с большим селом. Тщательное наблюдение подтвердило его выводы: на фоне неба чётко вырисовывался шатёр церковной колокольни. Уклонение от намеченного курса было вполне приемлемым, но близость с крупным населённым пунктом внушала опасения: а вдруг там хозяйничает враг?

Тем временем на достаточно просохшей за прошедшие дни дороге возник пыльный след. Саша вгляделся в бинокль, чтобы опознать по возможности тип машины. И предчувствие его не обмануло: угловатые формы корпуса явно принадлежали немецкому полугусеничному среднему бронетранспортёру. Тотчас же в душе красноармейца возникла целая битва между отчаянной храбростью и трусоватой осторожностью. Первая просто требовала привести пушку в боевое положение и геройски уничтожить вражескую единицу бронетехники. Последняя же уговаривала его спрятаться в кусты, так как вообще без какого-либо практического опыта стрельбы из орудия шансы на победу были ничтожными, особенно по движущейся цели, да ещё из ствола на однобрусном лафете. К тому же на помощь обстреливаемым гитлеровцам запросто могло прибыть подкрепление из села неподалёку, и тогда уже сам расчёт пушки станет объектом охоты. Саша отдал предпочтение второму варианту, тотчас же уведя упряжку обратно в лес. В мыслях у него мелькнуло: Михаил Илларионович Кутузов тоже отступал, чтобы потом в подходящем месте и в нужное ему время одержать победу.

Сам того не зная, красноармеец Полухин открыл для себя принцип, высказанный древним мудрецом Сунь-Цзы: «Воины-победители» сначала ищут условия победы, а только потом вступают в битву; те же, что терпят поражение, сначала вступают в битву и только затем стараются победить». А до условий победы в том эпизоде было далеко, как до Луны.

Но одной осторожностью дело в свою пользу было не решить, и подтверждение тому последовало весьма быстро. Спустя ещё полтора дня похода надо было на время попрощаться с лесом, чтобы вдалеке от населённых пунктов пересечь открытый участок местности и переправиться через речушку. Здесь перед Сашей встал один очень важный вопрос, неприятный в случае любого ответа на него: когда двигаться – днём или ночью? С одной стороны, ночь скроет их от визуального наблюдения и поможет незаметно пройти опасный этап пути. А с другой стороны, какова будет скорость такого перемещения? Страшно подумать, что будет, если в темноте лошади попадут в какую-нибудь яму или расщелину. Луна вступила в фазу последней четверти, а это значит, что взойдёт она уже после полуночи, да и погода последние дни стояла облачная. Надолго ли в таких условиях хватит ресурса батареек карманных фонариков? Поэтому красноармеец Полухин решил рискнуть и за минимально возможное время совершить дневной марш-бросок до окрестностей брода. В его преддверии он дал отдохнуть и личному, и конскому составу упряжки. Вечером, за костром, бойцы разговорились даже больше, чем обычно, – кто знает, что их ждёт завтра?

«Когда мы были на войне, когда мы были на войне, там каждый думал о своей подруге или о жене», – слова из более поздней песни были вполне применимы к Саше или Илье. Бывший студент постоянно вспоминал о своей девушке Кате, с которой он познакомился два года назад в Русском музее. Сейчас она, должно быть, закончила последний класс десятилетки, чтобы потом поступить в педагогический и стать учительницей. Только на душе у Саши было тревожно: в последнем письме от неё упоминались бомбёжки Ленинграда и что она, вместе с бывшими одноклассниками и одноклассницами, помогала пожарным и служащим МПВО при ликвидации последствий воздушных налётов. Ему, конечно, было приятно, что его избранница была довольно храброй, но лучше бы ей во время вражеских атак на город не дежурить на крышах и не тушить «зажигалки», а находиться в бомбоубежище или, того лучше, где-нибудь в деревне в глубоком тылу.

– Да уж, тебе не повезло! – заметил на всё это Илья. До нас фашист не дотянется, только что все мои без меня делать-то будут? Мы тут воюем, а этот урод Козлов с Машкой или Лизкой целуется? Или уже на сеновал залезли? – до войны за гармонистом и участником самодеятельности в родной деревне была целая охота со стороны незамужних девиц, да и замужние колхозницы на него посматривали тоже не без интереса. А он вовсю этим пользовался.

Слушая это, Родион только молчал: за прытким младшеньким его просто не замечали. Если только не считать кобылы Люськи, которая за ним готова была ходить хвостом куда угодно и где угодно, хоть в самом правлении колхоза. Правда, интерес у неё был сугубо меркантильный – там морковку её повелитель даст, а там, если сделать особо постную морду и поржать жалобно, то и на сахарок расщедрится. И хотя Самойлову-старшему весьма нравилась Даша из его деревни, мысли то и дело возвращались к Люське – ну кто теперь за ней теперь ухаживает? Такой преданности вряд ли от кого дождёшься.

Закончив с мальчишеским трёпом, Саша с Родионом завалились спать: марш предстоял долгий и опасный, они должны быть хорошо отдохнувшими. Илья вызвался быть караульным, рассчитывая отоспаться уже в походе. Когда рассвело, как обычно, наскоро перекусили сухарями, убрали следы своего пребывания, погрузили всё имущество на упряжку, а на сиденье короба передка усадили изрядно зевавшего Самойлова-младшего. Выйдя на открытое пространство, Саша с биноклем, ППД и флажками из комплекта принадлежностей к пушке выдвинулся на пару сотен метров вперёд, давая отмашкой сигналы Родиону, что на пути перед ними опасностей нет. За пять часов удалось пройти двадцать километров, благо местность была более-менее ровная. Можно было двигаться и быстрее, но тогда лошади бы очень быстро устали. Поэтому пришлось сделать пару недолгих остановок, а в полпервого дня остановились на обеденный привал. Обед был весьма условным: сколько-то сухарей, вода из фляжек и ломтик шоколадки каждому. Ещё час похода – и вдали обозначилась долгожданная речушка. Найдя подходящие кусты, красноармеец Полухин скрыл за ними упряжку, а сам отправился в одиночестве разыскивать брод.

Прошедшие дни похода сделали из Саши кое-что уже знающего следопыта и навигатора. Брод он нашёл быстро, но с «добавкой» в виде целых шести гитлеровцев и их пулемётной позиции рядом с берегом. Спокойная тыловая обстановка сыграла ему только на руку: за прошедшее время немцы утратили осторожность. Трое из них в открытую играли в карты, один сидел за полевой радиостанцией внутри дерево-земляного сооружения с большой амбразурой, а остальные двое слонялись без дела. Передвигаясь ползком, красноармеец Полухин сумел приблизиться на расстояние около двух сотен метров к противнику. В бинокль внутри небольшого укрепления можно было рассмотреть и голову вражеского радиста в гарнитуре с наушниками, и пулемёт на станке. Надежды на то, что брод не будет охраняться, рухнули с треском.

Теперь следовало подумать, как избавиться от всех этих фрицев. По-пластунски вернувшись в безопасное место, Саша начал прикидывать дальнейший план действий. Главным пунктом в нём была идея выкатить пушку на дистанцию около пятисот метров и уничтожить вражеское укрепление огнём прямой наводкой. С закрытой позиции было бы безопаснее, но где взять передового наблюдателя, вычислителя и большое количество боеприпасов для такого дела? Выход на открытую огневую позицию и первый выстрел надо будет в любом случае произвести скрытно, иначе немцы либо уничтожат расчёт огнём из пулемёта, либо сумеют установить связь со своими. Вызванное ими подкрепление за какой-то час прибудет на место, что для Саши и его товарищей обернётся гарантированной гибелью. Вывод напрашивался сам собой – орудие и передок выкатить силами расчёта ночью, чтобы ржание лошадей не могло насторожить гитлеровцев. Только вот куда?

На счастье красноармейцев, солдаты противника оказались достаточно ленивыми и не готовыми замочить ноги. На своём берегу они оборудовали своё укрепление, то ли ДЗОТ с жильём для гарнизона, то ли землянку с пулемётом, как надо, а вот на противоположном осталось несколько кустов с зарослями высокой травы, которые закрывали видимость некоторых секторов обстрела находящегося там «ствола». По правилам военно-инженерного дела их надо было бы вырубить, но для этого надо было по пояс перейти брод, а сентябрьскую воду тёплой ну никак не назовёшь. Плот им делать тоже не хотелось, поэтому в свете новостей об успешном продвижении вперёд своих частей гитлеровцы решили, что и без того справятся с небольшой группой недобитых советских бойцов, если таковая на них выйдет. Да и находятся эти кусты с травой достаточно далеко: двести метров открытой местности перед пулемётом есть – так чего ещё надо?

Внимание Саши привлекла одна такая группа растительности несколько левее его текущего местонахождения. «Отличная позиция!» – решил он, ползком добравшись до выбранной им точки. С неё укрепление было чётко видно в виде бугорка на берегу речушки. Расхлябанность врага получила ещё одно подтверждение: мочало с листьями и ветками, закрывающее амбразуру, было убрано, и темное трапециевидное отверстие замечательно выделялось на вроде бы природном небольшом холмике. Если бы гитлеровцы не пренебрегали наставлениями, то определить наличие у них пулемёта и радиостанции было бы очень трудно. По всей видимости, инженеры вермахта построили и замаскировали оборонительное сооружение по всем правилам, только вот его гарнизон пустил всю их работу насмарку. Ведь главное для деревоземляной огневой точки – это незаметность на местности.

Теперь предстояло наметить путь подхода к будущей огневой позиции. Увы, здесь местность была однообразной, а подходящие для ночных условий ориентиры не просматривались. С другой стороны, стоило отойти чуть назад, как укрепление совершенно закрывалось кустами и травой, а это значило, что сюда можно выкатить пушку, не дожидаясь ночи. Рискованное мероприятие, но не более того, что было ранее в деревне и при походе по открытой местности. Взглянув ещё раз на окрестность, Саша вернулся к упряжке. Ему пришлось потратить некоторое время, чтобы объяснить братьям свой план действий и то, как его надо будет исполнять.

Родион выпряг лошадей и отвёл их к другому кустарнику неподалёку. Затем втроём, молча и ругаясь про себя, с большим трудом бойцы выкатили пушку на нужное место. Её зачехлённый ствол буквально всего чуть-чуть не доходил до стороны кустарника, обращённой к противнику. Таким же образом рядом с орудием очутился и передок, освобождённый от походного имущества с ненужным при стрельбе инвентарём. Бугорок укрепления был почти не виден за слепящим солнцем, которое уже клонилось к горизонту, однако завтра он будет очень хорошо подсвечен утренними лучами, а вражескому пулемётчику будет затруднительно разглядеть пушку на ярком фоне восхода.