В театре реально всё должно быть прекрасно, без базара. И гардероб, и буфет, и, блин, актрисочки.
Заслуженный артист Е.И.В. Кощея Драматического театра, Могуче Кабано
Утром в Канцелярию заявился Шарль де Бац, экс-посол французского короля в нашем царстве-государстве. Честно говоря, Шарля давно надо было отправить в Путятич к царю Радиславу. У нас же хоть и столица тут, но только культурная, а официальная столица нашей страны – Путятич. Вот пусть бы у Радика и посольствовал. Или ещё чем занимался. Но всё дело было в том, что Шарль с первого же дня у нас, втюрился в вампиршу Машу, ну и она не устояла перед таким блистательным кавалером. И всё как у людей у них было, и ссорились, и мирились, и расходились, и снова сходились, лямур во всей своей красоте, если по-вампирски говорить. Вот из-за этого лямура мы и продолжали держать посла у нас, а не в Путятиче. Ладно, не жалко, а за Машу даже радостно.
Я на начало разговора опоздал, и когда вошёл в Канцелярию, дед уже во всю свою старческую глотку голосил:
– Да как же мы нашу кровиночку за басурмана-то отдадим?! Да нас же народ не поймёт, а мировая общественность осудит!
– Решили всё же пожениться? – догадался я. – Салют, Шарль.
– Доброго дня, господин Теодор, – привстал с лавки посол. – Ну, хоть вы мне объясните, какие могут быть преграды нашему браку с мадмуазелью Марселиной? Дедушка Михалыч только орёт невнятно да слюной брызжет…
– Басурман! – пояснил коротко дед. – От же немчура поганая, вроде и говорит по-нашенски, а ничего и не разумеет.
– Это Михалыч на твой католицизм ругается, – перевёл я послу. – Или какая там у тебя вера?
– Христианин я, – твёрдо заявил он. – Как и вы.
– Ну, это если обобщающе говорить, – возразил я. – Но насколько я понимаю, Михалыч определённо о православии говорит.
– Воистину, внучек, – подтвердил дед. – Ибо только православие есть вера истинная, а всё остальное – ересь!
– Никогда за тобой, дед, не замечал такого ревностного подхода к религии, – покачал я головой.
– Не мешай развлекаться, Федька, – отмахнулся он и грозно посмотрел на посла. – Так что делать теперь думаешь, господин хороший?
– Я запутался, – вздохнул Шарль. – Господин Теодор, может быть, вы объясните мне? Я правильно понимаю, что мой католицизм мешает браку с мадмуазелью Марселиной?
– Скука дедова тебе мешает, – проворчал я, но тут же поправился: – Ага, думаю, что так.
– Всё равно не понимаю, – продолжал в поисках истины посол. – Но ведь и мадмуазель, не только не православная, но и вообще не крещёная! Она же, откровенно говоря, вампир.
– Наша она, понял?! – рявкнул Михалыч. – Русская!
– Из Сербии она, деда, – поправил я.
– Да не важно, откуда родом! – уже на меня заорал он. – Важно, кто она есть! А она уже давно обрусела, нашей стала. Ох и бестолочи вы… И как вам цари ваши такие посты да чины с титулами дали?
– Ой, ладно, – я тоже запутался и начал раздражаться. – И что ты предлагаешь, Михалыч?
– Завтрак для начала, – немного успокаиваясь, проворчал он. – Давай, садись и рот разевай поширше, а я в него буду котлеты закидывать.
– Ну, деда…
– Бестолочь, – повторил дед. – Ну что тут непонятного, Федька? Или Машке надо католичество принимать или Шарлю православие. А, поскольку никто вампиршу окрестить не возьмётся, то единственный выход – послу православным стать. Но! – дед поднял указательный палец. – Какой же он тогда французский посол будет, ежели в нашу веру перейдёт? Да хранцузский король как о таком узнает, так сразу пинка Шарлю и даст. И хорошо, если голову не отрубит. Или что там в вашей Хранции с государевыми преступниками делают?
– По-разному, господин Михалыч, – нахмурился Шарль.
– Да один хрен, – отмахнулся дед. – Не жить тебе на белом свете, вот тебе и весь мой сказ. Но поминки мы по тебе, дорогой ты наш Шарлюшка, такие отгрохаем, что все твои бароны да графы обзавидуются, уж будь уверен!
– То есть, – уточнил я, – всё дело вовсе не в вере, а в принадлежности к государству? Так что ли, Михалыч?
– Ну, можно и так, – согласился дед. – Хотя по вере пройтись куда забавнее, но и так сойдёт.
Мы с Шарлем переглянулись, заулыбались и я снова повернулся к Михалычу:
– Эх, деда, деда… Вот учишь тебя, учишь…
– Ты чаво енто? – насторожился он.
– А таво, – ухмыльнулся я. – Шарль ещё в прошлом месяце уволился с посольской должности, а неделю назад и наше гражданство попросил. У нас теперь посольства Франции нет, зато мы своё отделение прямо в Париже открыли и там уже наши сотрудники с начала декабря пашут.
– Вона как? – почесал дед затылок. – Один хрен – басурман и не видать ему нашей Машеньки, как тебе, Федька оладиков к завтраку.
– Но-но! – погрозил я пальцем. – С оладиками, деда, это ты точно переборщил. На святое замахнулся!
– Так ты теперь не какой-то там хранцуз, а самый что ни на есть русский? – повернулся дед к Шарлю.
– Ну, родом-то я… – начал было Шарль, но тут же закивал: – Русский, господин Михалыч, вы абсолютно правы.
– А указ Кощеюшка подмахнул? – продолжал допытываться Михалыч. – Точно, Федька? Не врёшь? Да? Ну, тогда и хрен с тобой, Шарлик, женись на Машке, разрешаю.
– Всё, деда, порезвился? – хмыкнул я. – Давай тогда завтракать.
– Господин Захаров, – поднялся вдруг де Бац. – Официально прошу у вас руки мадмуазель Марселины.
– А я тут при чём? – поразился я. – У неё и проси.
– Так у Машки родни тут нет, – пояснил Михалыч. – А ты, внучек, ей начальник и считай, отца родного заменяешь. Всё правильно Шарлюшка делает. С уважением. Хотя и без бутылки припёрси, мда… Ишо не осознал он менталитету нашего, не осознал…
– На свадьбе попьянствуешь, дед. А ты Шарль… Женись, конечно, если Маша не против.
– Пойду, мадмуазель Марселину порадую, – направился Шарль к выходу, но около двери остановился и отвесил нам грациозный поклон. – Спасибо, господин Теодор и вам, господин Михалыч.
– Скатертью дорога, – проворчал вслед Михалыч.
– А, кстати, деда, обо всех этих послах и Франциях, – я подтянул к себе миску с картошкой и котлетами, – что там от нашего новоиспечённого Министерства слышно?
– Ты о Посольском приказе, внучек?
– О Министерстве иностранных дел, – важно поправил я.
– Аристофанчик давеча жаловался, – подвинул он мне хлеб, – что Гюнтер никак Указ на подпись Кощеюшке не подсунет, а без подписи Императора, какое уж министерство может быть?
– Вот сейчас доем и пойдём Гюнтеру голову рубить за саботаж, – прочавкал я. – Наконец-то!
– Не солидно, внучек, – покачал головой дед. – Ишо мы по Дворцу за преступником не бегали. Вызывай сюда Гюнтера. Да и палача сразу позови, чего мешкать?
– Вызывали, Ваше Высочество? – зашёл к нам Гюнтер.
– Угу. Пока палача ждём, можешь написать завещание, – кивнул я.
– А что я натворил, позвольте уточнить?
– Саботаж и измена царю и Государству. Это из основных обвинений. Но там, в целом список на шесть листов.
– Полюбовно не можем договориться, мой принц? – дворецкий томно поглядел на меня и облизнулся.
– Бр-р-р! – содрогнулся я. – Завязывай, Гюнтер. Лучше скажи мне, почему Указ о создании нового министерства ещё не подписан у царя? Я про Министерство иностранных дел.
– У императора, – строго поправил дворецкий. – А не подал я Указ Его Величеству, так как в нём не указан служащий, который будет руководить новым подразделением. Если хотите, сходите сами подпишите, а мне моя голова дорога ещё. Отвлекать от дел Государя не оформленными бумагами я не собираюсь.
– Формалист ты, – проворчал я. – Бюрократ в худшем смысле слова.
– Ну не сердитесь, Фёдор Васильевич, порядок такой, – вздохнул Гюнтер. – Хотите, поцелую и вам сразу станет легче?
– Сейчас точно палача позову, – пригрозил я. – Завязывай.
– Скучно, – вздохнул он. – Государь свои проблемы решает, глобальных дел нет, войны нет, сотрудники сами свои вопросы решают. А театр только вечером. Может, всё же поцеловать?
– Кстати, внучек, – влез в беседу Михалыч, – там твои актёришки прибегали, что-то не ладиться в ентом твоём театре.
– Ой, потом, деда, ладно? И чего им опять не так? Столько я с ними возился, столько сил угробил, а они никак нормально работать не начнут…
– Не извольте гневаться, но вы не правы, Ваше Высочество, – покачал головой дворецкий. – На той неделе давали «Женитьбу Фигаро» и это было, скажу я вам… М-м-м… Просто божественно! Все эти кружева, чулочки на господах актёрах, а уж этот шалун Керубино с его меццо-сопрано! Ах, шарман!
– Успокойся, родимый, – Михалыч поставил перед дворецким миску с оладиками. – Сейчас ещё сгущёнку подам да глядишь, и отпустит тебя, болезного.
– Поешь, – приказал я Гюнтеру, – и быстренько зови сюда всех причастных к иностранным делам. Анания Тихоновича, Аристофана и этого… как его? Ну, монстрика того зелёного.
– Макарыча, – подсказал дед.
– Угу, точно. И Шарля тоже зови, как специалиста по Западным странам.
– Дай поесть спокойно человеку, – махнул на меня рукой дед. – Я сам всех сейчас булавкой-говорушкой покличу.
И, правда, получаса не прошло, как набежало дармоедов. Хорошо, Михалыч уже припрятал сгущёнку, а то бы опять пришлось Тишку да Гришку отрывать от мультиков да гнать на кухню к Иван Палычу за добавкой.
– Докладывай, – кивнул я Аристофану, когда все расселись за столом.
– Я не при делах, босс, – помотал он рожками. – К Тихонычу реально вопрос.
– У нас всё готово, батюшка, – немедля начал бывший начальник полиции. – Штат подобрали, помещения для Министерства нашли, Макарыч план ближайших действий набросал, ждём от тебя отмашки.
– Угу, – кивнул я, – молодцы. Только проблема у нас – кто возглавлять Министерство будет?
– Макарыч, – хором сказали Аристофан и Ананий Тихонович и даже указали на зелёного монстрика пальцами.
– Угу, – повторил я. – Немой монстр представляет государство пред другими странами. Это как?
– Окромя как Макарычу больше некому, – насупился Тихоныч. – Он всё это затеял, он всё и тянет, так, кому же возглавлять тогда?
– Да я не о том, – отмахнулся я. – Конечно Макарыч будет руководить Министерством. Только давайте он у нас втайне руководить будет, а, так сказать официальным лицом министерства мы назначим кого-нибудь другого, более представительного?
– Типа Шарля? – догадался Аристофан.
– Именно, – кивнул я. – Мало того, что вид у него важный, так Шарль ещё и во всей этой европейской кухне разбирается.
– Кушать хочешь, внучек? Через слово всё кухню поминаешь, – хихикнул дед.
– Давай серьёзно, Михалыч, – попросил я. – В Указе так и напишем мол, глава – Макарыч, но станем это держать в секрете, а для всех будто бы Шарль будет руководить. Что думаете?
– Ну, можно, – полез пятернёй в затылок Ананий Тихонович. – А чего нет?
– Минуточку, – возразил Шарль. – А меня вы не забыли спросить? У меня свадьба на носу, да и вообще, нужно ли мне это?
– Да куда ж ты денешьси, милок, – захекал Михалыч. – Али у тебя какое другое занятие есть? Али ты шибко богатый у нас да думаешь себе землицы с деревушками прикупить и от них и кормиться?
– Я не о том… – начал было Шарль, но дед резко перебил его:
– А я вот именно об этом! Ты, мил-человек нашим подданным стал, а потому обязан служить Государю нашему и всему государству в целом. Обязан! Или ты думал землянку в лесу вырыть да в ней со своей Машкой всю жизнь и просидеть? Как жить-то собираешься, господин бывший посол, а сейчас – вообще никто, без чина-звания? Ты, Шарлюшка, пойми, нет у нас таких людей в нашем царстве-государстве. Кто не пашет в поле, молотом в кузне не машет, тот другим делом занимается, без работы не сидит. Ну а кому повезло быть ко двору допущенным, тот государственными делами занимается. И тебя, дорогой ты наш, никто не просит, не упрашивает. Ты – служивый человек. Приказали – уж будь любезен, понял?
– Да понял, я дедушка, – Шарль улыбнулся и даже замахал на Михалыча руками. – Конечно, я готов служить новой Родине, тут никаких вопросов быть не может. Просто…
– Боязно? – догадался я, а когда он кивнул, то успокоил: – Это – нормально. Всем боязно. Хорошо то, что мы не одни тут. И подскажут и помогут. Короче, поздравляю вас, господин де Бац с назначением на высокий и ответственный пост. Жалование, чины, титулы, это всё позже, а пока приступай к работе, Шарль. А я пошёл к царю-батюшке Указ подписывать.
– Надо бы Шарлюшке имечко какое-нибудь наше придумать, – задумчиво протянул дед, когда мы остались в Канцелярии одни. – Ну куда это годится – Шарль де Бац? Язык вывихнешь.
– По фиг, – пожал я плечами. – Ещё я такими пустяками заморачиваться буду. Ну, пошли к Кощею?
Пошли, но не сразу. Увы, дворцовые дела и заботы никто не отменял к сожалению. А разгребать их мне одному приходится, как я неоднократно уже заявлял и ещё много раз заявю… заявлю, то есть.
Вслед моему заявлению заявилась целая делегация сотрудников. Зинаидовна, начальница дворцовой прачечной, тощая, пожилая кикимора и начальник столярного цеха, уж и не помню его имени, выпихнули вперёд нашего главу Академии наук, Романа Викторовича, да ещё и подпёрли его сзади. Чтобы не убежал, наверное.
– Беспредел, босс, – протиснулся мимо делегации Аристофан. – Реально бардак.
– Эх, – обречённо махнул я рукой и опустился на лавку. – Докладывайте.
– Так не годится, Фёдор Васильевич, – как всегда издалека начал наш учёный. – Пора прекратить это безобразие. Общественность, – он потыкал себе за спину пальцем, – негодует.
Общественность дружно покивала, а я вздохнул.
– Там это, батюшка… – выглянул из-за плеча учёного начальник столярного цеха, – ваще оборзели. Гнут нас как травинку на ветру, издеваютьси так, что сил наших больше нет.
– Представьте, Фёдор Васильевич, – учёный загородил возмущающуюся общественность, – на наш коллектив было сегодня выдано пять билетов! Пять билетов! А у нас только здесь, в Академии, сто двадцать сотрудников!
– А нам вообще три дали, – грустно протянула Зинаидовна.
– И нам три! – поддержал её начальник столярного цеха.
– Вы о чём? – помотал я головой.
– Театр, босс, – подсказал Аристофан. – Я хотел с пацанами туда сходить, типа побазарить конкретно, но ты же приказал с ними вежливо блин.
– Цыц! – заткнул всех Михалыч и повернулся ко мне. – Давно тебе хотел сказать, внучек, да всё забывал. Недели три как это у нас началось. Завели у нас новые порядки в театре ентом, чтоб он погорел! Часть билетов наша бухгалтерия выкупает, а часть – Иван-губернатор для города…
– Это типа, – вмешался Аристофан, – чтобы реально обиженных не было. Типа кому-то в городе, да и у нас во Дворце всё равно свезёт без базара.
– Типа того, – хмыкнул Михалыч и продолжил: – Задумка хорошая, Федь, а вот исполнение, как всегда у нас… По четверти всех билетов бухгалтерия и Ванька выкупают, а оставшуюся половину уже как обычно в кассе продают. Оно бы и хорошо, даже справедливо. Все желающие в театр не попадут, но часть людёв завсегда на спектакле окажется.
– Ну? – я ещё не мог понять суть проблемы.
– Завёлся там типа беспредельщик, босс, – пояснил Аристофан. – В натуре пихает эти билеты своим, а нашим реально мало перепадает.
– Я слышал, – добавил Роман Викторович, – что там идёт настоящая спекуляция. Администратор театра вместо справедливого распределения билетов, продаёт их по повышенным ценам на сторону, а оставшуюся часть через своих сообщников выкупает и опять же продаёт втридорога.
– Какой-то администратор театра, – уточнил я, – спекулирует билетами и проводит всяческие незаконные махинации?
– В натуре, босс, – подтвердил Аристофан. – Вот ты реально умеешь вникнуть в проблему. Конкретно уважуха.
– Я сейчас заплачу, – вздохнул я, – а как нарыдаюсь вволю, так велю вас всех казнить. Аристофан, твою ж дивизию! Ну чего вы ко мне с такими делами лезете?! Банальная уголовщина же! Мы для чего полицию создавали?! Вяжите этого дельца со всеми пособниками и на каменоломни к Баголопусу отправляйте. А на его место назначь своего бойца, проверенного и в этих делах разбирающегося.
– Реально, уважуха, – повторил Аристофан. – Элементарно же, блин. Сделаем, босс, без базара.
– Все свободны, – я снова поднялся. – Пошли, деда к царю-батюшке. Вершить великие дела, а не на эти пустяки наш с тобой гений тратить.
Однако сначала пришлось полчаса сгонять бесенят с компа и ещё две минуты потратить на набор и печать обновлённой версии Указа. Всё, теперь можно и на подпись нести.
– Гюнтер, – я пинком открыл дверь Приёмной, – живой ещё?
– Вашими молитвами, Фёдор Васильевич, – повернулся он ко мне.
– Ну это вряд ли, – захекал за моей спиной Михалыч.
О проекте
О подписке