Цитаты из книги «Новый год в России. История праздника»

«ЕЛКА УЖЕ УПАЛА, И ДЕСЯТКИ ДЕТЕЙ ВЗЛЕЗАЛИ ДРУГ НА ДРУГА, ЧТОБЫ ДОСТАТЬ СЕБЕ ХОТЬ ЧТО-НИБУДЬ ИЗ ТЕХ ВЕЛИКОЛЕПНЫХ ВЕЩЕЙ, КОТОРЫЕ ТАК ДОЛГО МАНИЛИ СОБОЙ ИХ ВСТРЕВОЖЕННЫЕ ВООБРАЖЕНЬИЦА». М. Е. САЛТЫКОВ-ЩЕДРИН.

Анна Григорьевна, супруга Федора Михайловича Достоевского, однажды вспоминала, как после устроенного праздника рождественской елки в 1872 году маленький сын Федя проснулся поздно ночью с громким плачем. Он бился в истерике до тех пор, пока Федор Михайлович не догадался снова отнести сына к елке и подаркам. Родители были настолько напуганы таким неожиданным исходом праздничного вечера, что даже вызвали доктора. Как оказалось, «воображение мальчика было поражено елкою, игрушками и тем удовольствием, которое он испытал…».

Причем такой праздничный вандализм был совершенно необходим. Дети, пережившие глубокий предпраздничный стресс в ожидании загадочной елки, остро нуждались в нервной разрядке после долгого и напряженного томления.

Даже сам праздник так и называется – «ощипывание елки». «Елка уже упала, и десятки детей взлезали друг на друга, чтобы достать себе хоть что-нибудь из тех великолепных вещей, которые так долго манили собой их встревоженные воображеньица», – рассказывает об этом детском умопомешательстве Салтыков-Щедрин.

После шумной радости наступало время тихого восхищения елкой. Дети подходили, осторожно трогали елочные игрушки, с трепетом разворачивали спрятанные под елью подарки… Когда страсти улегались, детям отдавали рождественское дерево на полное расхищение – они стягивали сладости, забирали развешанные игрушки, ломали и валили елку наземь. Отсюда и возникло выражение «щипать елку» или «грабить елку».

В европейских странах существовал обычай держать детей в «отдельной, совершенно темной комнате» перед тем, как впустить в ярко освещенную елкой гостиную. Таким образом, дети оказывались в буквальном смысле ослеплены красотой рождественской ели.

«Нас не пускают в залу. Там мама с гостями устраивает елку…»;

Анастасия Цветаева писала, что взрослые «прятали от нас [елку] ровно с такой же страстью, с какой мы мечтали ее увидеть».

А вот новогоднюю ночь в императорской России праздником не считали, поэтому традиции проводов уходящего года и встречи наступающего не было ни у простых людей, ни в царской семье. Поэтому и воспоминаний о том, как во дворце проходил предновогодний день, почти не сохранилось. А те немногие, что дошли до наших дней, вполне будничные.

Первые рождественские открытки в России появились довольно поздно. Инициатором их выпуска стал Петербургский попечительный комитет о сестрах Красного Креста (Община святой Евгении), изыскивающий деньги на содержание больницы и курсов сестер. К Рождеству 1898 года Община издала серию из десяти открыток, на которых были воспроизведены акварельные рисунки известных художников. Надписи «С Рождеством Христовым!» на них не было, но сюжеты отсылали к библейской тематике. Идея понравилась, и начался золотой период для русских открыток. На рождественских открытках печатали репродукции пейзажей Юлия Клевера, лесные сцены графа Муравьева, девичьи портреты в стиле XVIII века Сергея Плошинского и сцены городской жизни баталиста Николая Каразина. Издательства наперебой предлагали клиентам и «эмаль с золотом», и «аристократические на лучшем полотняном картоне в стиле модерн», и «бромосеребряные», и «с вклеенными кусочками шелка», и «плюшевые», и «настоящие гравюрные с золотым обрезом». Все это сделало русскую открытку предметом коллекционирования.