Глава 4
Плавучий сундук

1691 год.

1

В Аликанте даже в январе тепло, как летом.

В солнечный день 11 января 1691 года привычный уклад был нарушен громкими криками. На площади Фруктов, которую так и называли жители – Пласа де ла Фрута ^[2], двое мужчин сверлили друг друга глазами, не снимая рук с эфесов своих шпаг.

В воздухе уже прозвенели оскорбления, которые могут быть смыты лишь кровью. Со всех сторон бежали соседи, родственники, зеваки. Собралась толпа. Скандал при свидетелях просто так не завершишь. Тихим городом Аликанте никогда нельзя было назвать.

– Что там у нас? – рослый смуглый юноша смотрел поверх голов.

– Хаким с Альваро спорит, – ответил кто-то из толпы.

– А что хотят?

– Да подожди ты, самое интересное же.

В этот момент уже Хаким предупредительно вращал шпагой, словно рисуя в воздухе знак бесконечности перед лицом противника. Секунду спустя концы обеих шпаг были нацелены в сердца их владельцев. Так и стояли они, подобно баранам на узком мосту, прожигая взглядом дырки в головах друг у друга.

В этот момент на площади появились помощники губернатора и толпа стихла.

– Расходимся, сеньоры! Расходимся. Или я буду вынужден сообщить об этом губернатору! – предупредил один из них.

Никто не пошевелился. Помедлив, Хаким первым опустил шпагу и, не произнеся ни слова, пошел к узкой улочке, ведущей к морю.

Юноша побежал следом за ним.

– Сеньор Хаким! Сеньор Хаким, обождите! – позвал он, ускоряя шаг.

Но лишь когда солнце скрылось, заслоненное крышами домов над узкой улочкой, Хаким обернулся и поздоровался.

– Фу-ух, спасибо… Сеньор Хаким, я с поручением от отца. Вот, – посланник протянул вчетверо сложенный листок.

Хаким прочитал записку и угрюмо кивнул.

– Передай отцу, что всё в порядке, его груза это не коснется. Но время сейчас неспокойное – Королю-Солнцу до всего есть дело. На севере видели тридцать галльских кораблей. Если эскадра прибудет в наш город, можно будет считать, что французский отныне наш родной язык.

– Понял.

И тут впервые за разговор Хаким поднял глаза и встретился со взглядом – серым, словно надвигающийся темный шторм.

«Ну что же, эпоха перестает быть томной. Значит, сын владельца лавки тканями – наш герой в этом времени. А вскоре появится и она. За что мне это всё?» – подумал Хаким. А вслух добавил:

– Во избежание проблем я часть товара буду отгружать прямо сегодня вечером. Приходите, заберите хотя бы шелка.

– Понял, – всё так же серьезно повторил Николас – именно так звали молодого человека, сына владельца лавки тканей на улице Майор.

Хаким дальше пошел один, злясь от того, что ко всем проблемам, возникшим в недавнее время, добавилась еще одна: кажется, демон древнего пунического амулета вновь зашевелился.

Несколько лет назад Хаким выкупил у пиратов старое судно и, инсценировав посадку на мель недалеко от Альбуферы, оставил корабль у берега, организовав там полулегальный склад.

По правилам, налоговые инспекторы могли пересчитать товар и обложить данью, если он выгружен на сушу. То, что хранилось на каравелле Хакима, находилось в море и налогом быть обложено не могло. Порою товар и не достигал суши, а перегружался там же в море посредством легких шлюпов, и Хаким тем самым избегал лишней мзды.

«Плавучим сундуком» называли корабль люди. Надо ли добавлять, что пираты обожали дипломатичного, спокойного Хакима и пользовались его услугами не раз. А владельцы официальных складов в порту его люто ненавидели. Один из них и пытался спровоцировать Хакима сегодня утром на дуэль, несмотря на то что дуэли были строго запрещены указом губернатора.

Не то чтобы Хакиму не хватало на жизнь, но когда ты пару тысяч лет живешь на одном месте, душа просит развлечений.

Он уже подходил к берегу, как увидел, что около шлюпки, на которой собирался отправиться к кораблю, стоит высокая брюнетка. Даже накинутый на плечи легкий платок не мог скрыть выдающиеся формы. Кати́ имела явные виды на Хакима и, пренебрегая его сдержанностью, не теряла надежд. В этот раз она была не одна, с молоденькой девушкой, почти девочкой. Деваться было некуда, они уже заметили друг друга, и Хаким с видом тельца, идущего на заклание, направился к своей шлюпке, размышляя, чем на этот раз назойливая дамочка усложнит ему жизнь.

2

– Какой прекрасный день, Хаким! – не без кокетства произнесла Кати́.

– Чем могу быть полезен?

– Мать этой девочки задумала кое-что сшить, но лавочник задрал цены так, что его сложно теперь считать за человека. Позволь нам выбрать ткань на твоем корабле, он и не заметит, что не хватает двух-трех метров. Тебе – прибыль, девочке – платье.

– Нет, – отрезал Хаким.

– Ну хотя бы посмотреть? Ну, пожалуйста. В лавке маленький выбор, сам знаешь.

– Нет.

– Хаким, позволь, у нас есть деньги, и я обещаю – отстану от тебя.

– Навсегда?

– С ума сошел? На пару недель – мне всё равно в деревню к родне надо.

– Нет.

– Хаким!

– Кати́! Мне не до тебя сейчас. Ну, серьезно, уйди по-хорошему.

В это время девушка, которая, словно испуганный ребенок, пряталась за спиной настырной женщины, выглянула из-за ее плеча, и Хаким увидел глаза цвета самой теплой морской лазури, фарфоровое личико и золотые локоны, аккуратно уложенные в незамысловатую прическу.

Он смотрел на этого ребенка и чувствовал, как уходит раздражение и гнев и теряет смысл любая сделка, ибо скоро всё сгорит синим пламенем, как это было уже не раз.

– Как зовут тебя, дочка?

– Ева, сударь. Мы не отнимем у вас много времени. Я слышала, что вы очень добры, – присела в легком книксене девушка.

Хаким, подняв брови и с шипящим звуком выпустив воздух из легких, отвернулся к морю и задумался. Кати́ махнула Еве рукой, чтобы та стояла молча, потупила взор в ожидании его решения.

– Ненавижу хитрых баб, – подытожил Хаким. И Кати́ с Евой, смеясь, обнялись. – Вот поэтому и ненавижу. Предупреждаю: всё делаем быстро, у меня скоро встреча.

– Мы не помешаем, – парировала Кати́.

– Те, кого я жду, женщин принимают за такой же товар, как мясо. Не уйдете через час – поедете грузом до Сельджукского султаната.

Ева испуганно посмотрела на Кати́, но та махнула веером:

– Не бойся, девочка, он шутит. Но, кажется, у нас действительно мало времени.

Хаким греб без спешки, искоса поглядывая на Еву. Лучше будет, если она никогда и не зайдет в лавку тканей. Но демон уже хрустнул затекшими суставами, значит, эти две проклятые души притянет друг к другу несмотря на все усилия Хакима.

Спустившись в трюм, Хаким зажег пару масляных ламп, открыл ставни на амбразуре, выложил на большой плоский ящик несколько отрезов шелка.

Только Кати́ с Евой принялись разглядывать сокровище, как снаружи послышался плеск воды и голоса.

– Идем за мной, – голосом, не терпящим возражений, скомандовал Хаким.

Гостьи не заставили себя уговаривать. Они спустились на самый нижний уровень трюма, и Хаким, указав кивком на бочки с вином, вышел и крепко захлопнул люк.

Трюм погрузился в темноту. Кати́, взяв Еву за руку, присела на бочку. Ева осталась стоять, пытаясь унять дрожь.

На самом деле приплыл хозяин магазина тканей с сыном. «Принесла нелегкая… Сказал же – вечером…» – уже раздражался Хаким.

Мужчины взошли на корабль, и начался неспешный разговор с перечислением пожеланий и вопросов о жизни, родне и прочем. Хозяин лавки на самом деле не хотел забирать товар на берег и просил еще пару дней. Хаким объяснил, что это рискованно. Многозначительно указал взглядом на море, где из-за скал выплыл огромный темный корабль без флага и лег в дрейф.

– Так, друзья, дело принимает несколько пикантный оборот, – перешел сразу к делу Хаким.

– Слушаем.

– Я постараюсь удовлетворить вашу просьбу, но сейчас речь идет об одной услуге не мне, а очень милым людям. И вы должны забрать пару отрезов прямо сейчас. Николас идет со мной, а вы, достопочтенный, ждите в лодке.

Спустившись в трюм, Хаким оставил Николаса в отделе, где хранились ткани, а сам, взяв два бархатных отреза, спустился к Еве и Кати́.

– Барышни, случилось то, чего я ожидал, – сказал он. – Стойте смирно, я буду вас маскировать.

– Что? Что случилось? – зашептали испуганные женщины.

– Тише, я вас предупреждал!

Он начал обматывать Еву тканью, а Кати́, сообразив, что он хочет сделать, начала «окукливаться» сама.

Далее он позвал Николаса, и они вынесли на свет божий сначала одну, затем другую гостью. От пиратского корабля уже отделились три баркаса. Со стороны казалось, что в лодку загружают некий груз. Как только обе кокетки были положены на дно лодки, Николас с отцом отчалили, а Хаким открыл большую бутылку крепкого рома и нарисовал самую лучезарную улыбку на своем лице.

Ребята, с которыми он выпьет сегодня, шуток не понимают, а в море они были так долго, что, увидев на борту барышень, скорее всего, тронулись бы умом.

* * *

Когда лодка причалила к берегу, Николас помог девушкам вылезти из их коконов. Кати́ первая освободилась и, вытирая пот со лба, яростно погрозила в сторону кораблей кулаком.

Ева не подавала признаков жизни.

– Юноша, – обратилась Кати́.

– Николас, если угодно.

– Простите, Николас, нам надо срочно распаковать эту молодую особу.

Они лихорадочно начали распутывать Еву, но когда показалось ее лицо, поняли, что она не дышит.

– Боже, боже, вот что значит умереть со страху! – запричитала Кати́.

Николас начал тормошить Еву за щеки. Его отец быстро набрал воды из моря и плеснул Еве в лицо. Она запрокинула голову, выгнувшись дугой, резко села и закашлялась.

– О, моя дорогая, как ты нас напугала! – обрадовалась Кати́.

А Ева подняла глаза к небу, и глубокая морская лазурь встретила надвигающиеся серые штормы.

– Позвольте, я помогу вам встать, – произнес Николас, удивившись нарастающему стуку своего сердца.

А Кати́ прыснула:

– Боже, что за взгляды… Со-о-овсем всё плохо.

3

Вечером того же дня Хаким шел в сторону своего дома, довольный, что выгодно договорился с покупателями. Ему встретилась Кати́.

– Кати́… – Хаким вежливо поклонился.

– Хаким, – улыбнулась Кати́.

– С Евой всё в порядке? – серьезно посмотрел на нее Хаким.

– Мы так и не купили ткань.

– Значит, всё обошлось. Я рад.

– Мы чуть не задохнулись, и всё по твоей вине! – не выдержала игры в вежливую беседу Кати́ и притопнула ножкой.

– Я сразу сказал, что вы зря пришли.

– Не смотри букой. Давай выпьем твоего знаменитого вина и будем друзьями, – сменила Кати́ гнев на милость.

Хаким задумался, глядя на нее. Сказать по правде, ему нравился ее веселый характер и манера шутить, но не хотелось чего-то такого, что обычные люди называют отношениями. Он не мог себе этого позволить.

– А, кстати, эти двое понравились друг другу. Ева меня потом всю дорогу до дома расспрашивала о мальчишке. Ах, молодость! Что она может знать о желаниях.

– Мне всё равно. Даже если они прямо сейчас наплодят десять маленьких Николасов и Ев. Я не вмешиваюсь. Да, кстати, вот правда, пусть уже сделают что-нибудь, что испортит им репутацию. Мне всё равно.

Кати́ непонимающе посмотрела на Хакима и потрогала ему лоб:

– Вроде не горячий. С чего такая тирада? У тебя всё в порядке?

– У меня? Да у меня вообще всегда всё хорошо. А эти пусть как-нибудь сами. Вот. Всё, я пошел. До скорого!

И Хаким зашагал прочь от Кати́.

– Даже на километр не подойду… И смотреть не буду. Очень надо. Опять навлюбляются – и помирать, а мне потом пятьдесят лет в себя приходить, – бормотал он.

Оглянувшись, не идет ли за ним Кати́, он встретился взглядом с Николасом, следующим прямо за ним. От неожиданности вздрогнул, отвернулся и увидел Еву, которая шла под руку с женщиной в возрасте, как говорят, прекрасно сохранившейся.

Николас и Ева смотрели друг на друга и даже не заметили Хакима.

«Понесли волны щепку», – подумал Хаким, а вслух произнес:

– Добрый вечер! До скорого! – и поспешно удалился восвояси.

В этот раз он решил наполнить душу легкостью и не вмешиваться вообще. «Это не от душевной слабости, а от мудрости прожитого и неизгладимости пережитого», – уговаривал он сам себя.

Хаким по-прежнему жил напротив храма Сан-Николас-де-Бари и держал крошечную полуподвальную таверну. Войдя в помещение, он глянул в длинное узкое зеркало, висящее при входе, и не увидел отражения. С этим зеркалом всегда было что-то не так. Он получил его вместе с грузом, который достался в качестве оплаты за использование склада. Зеркало было такое старое, что отражение всегда напоминало, скорее, размытое мыльное пятно. Хаким повесил зеркало так, что его можно было увидеть практически из любого угла таверны.

Сегодня скрытая в завороженном предмете магия пробудилась. Зеркало покрылось мутной рябью, замерцало и выдало абсолютно непотребную картинку. Глядя на этот разврат, Хаким подумал, что если такое местным за вознаграждение показывать, то скоро он и крепость выкупит, и близлежащие земли. Картинка возбуждала, и Хаким во избежание конфуза быстро накинул на зеркало кусок ткани.

– Что, у нас кто-то умер? – услышал он знакомый голос.

– Я еще не решил, – мрачно ответил Хаким и, обернувшись, увидел входящую Кати́. Почти умоляюще он крикнул:

– Ну что тебе надо?!

– Я хочу выпить, день был тяжелый. Обслужи клиента, старый дурак, – мягко сказала Кати́ тоном, от которого оскорбление прозвучало как объяснение в любви.

– Сама…

Он замялся, воспитание не позволяло обидеть женщину.

– Дура? – смеясь, произнесла за него Кати́.

– Старая, – набрался наглости Хаким и поспешно добавил: – Простите.

Увиденная картинка всё еще не отпускала его, он, не раздумывая, налил вина в два бокала и один протянул Кати́.

Она внимательно смотрела на него:

– Чем ты обеспокоен, Хаким? Ты пережил моих двух мужей и почти не изменился. Мы живем рядом, и при этом о тебе никто ничего не знает.

– Зачем тебе? Зачем тебе знать то, во что не стоит верить?

– Ну-у, знаешь ли, давай договоримся, что это мне решать, во что верить, а во что нет.

– Есть опасение, что, рассказав тебе, я запущу в сказку еще одну душу, – ответил Хаким честно.

– Сказка-то хоть добрая? – пошутила Кати́.

– Страшнее ты и не слышала, – темнея лицом, совершенно серьезно ответил Хаким.

Кати́ разбирало несвойственное ей любопытство. Жизненный опыт научил: чем меньше ты прочла чужих судеб и узнала чужих тайн, тем дольше проживешь.

Но словно бес вселился в нее сегодня. Включился какой-то охотничий азарт, доисторический хищник, желающий во что бы то ни стало получить то, что хочет.