Глава 6. Спасительный Шон Грэм

– Я бы предпочла сохранить это разделение.

– Почему?

– Ты мне даже не нравишься!

– Тебе нравятся мои поцелуи.

– Но не ты.

– Мы зашли в тупик, – констатировал Хант.

– Потому что ты не желаешь понять меня.

– С твоей стороны тоже самое.

– Давай разойдёмся сегодня каждый по своим постелям и подумаем о компромиссе, ладно? И потом, у тебя же есть другие женщины, зачем тебе я?

– Твои губы несравнимо слаще. Я хочу свой миллион поцелуев. Нет, теперь три миллиарда…

Он как-то слишком проникновенно сказал это. Для Берилл время, последующее за этими словами, будто вырезал кто-то. Бог Сэйя, наверное. Но оказалось, что она позволила Ханту положить себе на талию ладонь, притянуть, крепко прижать и поцеловать. К тому же Хант сделал это снова – лизнул уголок её рта и вызвал тёплую сладкую волну, другую, заставил ощутить напряжение и вибрацию собственного тела.

– Ты победил. Но пусть будет эриста, – прошептала Берилл, в изнеможении закрыв глаза. – Хотя бы на первый раз.

– Я вызову его, – отошёл он.

– Нет-нет! Завтра. Ты же уважаешь чужой отдых, помнишь?

– Ха-ха, – посмеялся мужчина, но вернулся за поцелуями. Подарив их не меньше полутысячи, неспешно ушёл.

Проснувшись утром, Берилл прокляла себя за обещание. Было так стыдно, что она прятала лицо в подушке до тех пор, пока обеспокоенная герарда не вызвала Шона.

– В чём дело? – спросил Шон, входя. Когда Берилл всё объяснила ему, он опустился прямо на пол возле кровати и долго молчал.

– Что мне делать? – спросила крылатая.

– Что делать? – переспросил Шон жутким голосом. – То, что пообещала. Это твой выход сейчас.

– Я не хочу.

– Зачем тогда?..

– Если бы я не пообещала, то он не ушёл бы этой ночью. Вот где ты был, скажи?

– Я тебе не сторож, Берилл, чтобы вечно охранять тебя от него. Да и что я сейчас могу сделать? Он заменит меня на Арго Тангама, если я откажусь или ты скажешь, что я плох, как эриста.

– Тогда что делать?

– Посмотри на меня сначала.

– Не могу. Мне всё ещё ужасно стыдно.

– Ладно. Я что-нибудь придумаю. Но не сейчас. Сейчас я слишком зол. Он опять не слушал меня!

Судя по звукам, Шон удалился. К полудню Берилл еле-еле заставила себя добрести до цветников и проверить их. Как и сказал Хант – экземпляры не потеряли тургора, не покрылись пятнами, не замедлили рост, но напротив – ускорили его.

Ужин не лез Берилл в горло. Но пришёл Шон, и ей стало немного легче, когда он объяснил:

– Мы пойдём на хитрость. Я обдумал целую кучу вариантов, но лучше всего будет, если использовать их все, один за другим, в определённой последовательности, по цепочке. Ты умеешь плакать?

– Кто не умеет? Кстати… вот вы, перевёртыши, умеете?

– Ещё как. Но я не о том. По заказу ты смогла бы?..

– Не знаю, – начала догадываться Берилл.

– Ну, слушай подробности плана. После развлечения эристой ты должна быть полуодетой, розовой и темноглазой если не от внутреннего жара, то от эйерна, хотя бы. Он входит, ты ждёшь момента и сбегаешь. Момент, нужный момент, наступит сам по себе, когда он разденется, или его приблизишь ты сама. Не позволяй ему ничего, пока на нём не останется ни клочка одежды, слышишь? Вот тогда убегай. Важный нюанс – ты должна забрать его одежду с собой. Ты успеешь добраться до верхнего дворца. Помнишь маленькую дверь слева в стене посреди широкой лестницы междворцовья? Это подстанция акцетта. Там ты спрячешься, укроешься под одеялами, которые я там оставил. Потом я приду за тобой. Если он помчится догонять не вполне одетый, что вообще трудно представить, ты начнёшь плакать, как только он сделает хоть что-нибудь. У него куча выступающих пластин по всему телу – скажешь, что прищемила себе палец, а затем откажись быть с ним, пока он не сделает что-нибудь со своими доспехами.

– Доспехами? Это вроде тех, которые есть у Брайана?

– У Брайана Валери? Да. Только отец их обрабатывает кислотой, чтобы не торчали, как у твоего… племянника… Племянника, да?

– Да. Хорошо. Я всё запомнила.

– И ещё кое-что. Нечто не менее сложное, Берилл.

– Что же?

– Хант может прийти раньше времени и наблюдать за тем, как я ласкаю тебя. Потому мне придётся делать всё по-настоящему. В том числе раздевать тебя. Когда я делал это в последний раз, ты крепко спала и не поняла, что я делаю. Но в этот раз, бодрствуя, ты справишься?

– Н-не думаю, Шон. Лучше я попытаюсь убить его при встрече.

– У тебя ничего не выйдет. И это будет глупо.

– Мне кажется, что самая большая глупость, это не сказать ему, что я передумала, а разыгрывать это всё…

– Ну, как-нибудь я тебе разрешу объяснить ему, что ты "просто передумала". Поскольку я буду рядом, то, полагаю, ты не будешь чувствовать себя в большой опасности, когда он снова начнёт доказывать тебе, что это он твой хозяин, и ты снова наобещаешь ему всего и сразу.

– Как это жутко звучит. Ты стал так… нетактичен, Шон.

– Это всё из-за того, что ты дала слабину. Я не рассчитывал, что ты… такая.

– Прости. Мне очень стыдно.

– Всё. Это неизменно.

– Что ты имеешь в виду?

– Не важно. Ешь. Купайся. Я приду сразу после акцетта.

– Ну почему всё это так обязательно ему?

– У меня и у него встречный вопрос: почему тебе так обязательно ему отказывать? Разве не проще сдаться?

– Ты серьёзно?

– Да. Это же просто постель.

– Это постыдно и противно. И я не хочу ребёнка.

– Ты женщина.

– И что? Это всё меняет? Раз женщина, то обязательно должна родить ребёнка?

– Не обязательно, но разве вы так не… ладно, о чём мы вообще говорим?!

– Действительно, – согласилась она, и Шон ушёл.

Купаться? Берилл тут же вспомнила, что видела в купальне множество порошков в стеклянных вазах, которые, как объяснили ей герарды, добавляются в воду во время всех типов омовений затем, чтобы кожа на ощупь была приятнее, слаще, и благоуханнее. Всё – для Ханта? Ни за что!.. Впрочем, Шону придётся касаться её… ничего, что она сделает это для Шона?

Когда он вернулся, Берилл уже вкусно пахла, была одета в ночные одежды и порядком пьяна.

– Не бойся, – прошептал Шон ей, подойдя невероятно близко. – Воспринимай меня как брата. И мы обманем его.

– Да, обманем, – шептала она в ответ. – Сегодня. А что будет дальше?

– Я уже кое-что продумал. Расскажу всё потом. Сейчас… он в любой миг может появиться возле дверей, – и заговорил громче: – Сейчас выпьем. Я принёс редкий эйерн.

– Всегда задавалась вопросом, почему все наши пьянящие напитки так же действуют и на вас, перевёртышей? Но не на фитов и людей?

– Берилл, милая, ты понимаешь, что соблазнять тебя просто невозможно, когда ты неожиданно начинаешь подбрасывать идеи для последующего построения новых гипотез? – ухмыльнулся Шон, приобняв её и притиснув к себе. Его тело оказалось совсем не таким твёрдым, как у Ханта, но более горячим.

– Хант бы сказал: "не знаю", – широко улыбнулась Берилл, завершив анализ ощущений. – Но ты сразу начинаешь соображать. Мне говорили, что ты образован более других в этом пределе, но только эрудицией твой ум не объяснишь. Я очень хочу когда-нибудь добиться такой же скорости мыслительных процессов, как у тебя.

– Ты себя недооцениваешь.

– Да? Разве? – Берилл постаралась как можно выразительнее изогнуть брови.

– Для женщины ты очень, очень сообразительна. С тобой сложно разговаривать, но не потому, что ты упёрта и упряма, как многие, но потому, что находишь неожиданные аргументы и очень критична.

– Шон, это потрясающе, – Берилл крутанулась, подняв руки, и таким образом вырвалась из объятий сладко-привлекательного пасынка. – Никогда не думала, что могу получить столько удовольствия от того, что услышу комплемент своему уму. Полагаю, опытные соблазнители знают, что именно нужно нахваливать, правда?

– Ты тысячу лет жила в одном доме с Роджером Кардифом. Если ты полагаешь такое, то это наверняка так.

– Нет, если проводить параллель между тобой и Роджером, то он не стал бы отвечать так на моё предположение. Он бы перевёл тему. Ты… очень рассудочный, и мне это в тебе сразу же очень понравилось. Чем дальше, тем больше мне нравится это.

– Не понял, кто кого сейчас пытается соблазнить? Думаешь, у меня получится быть идеально корректным, если сейчас ты продолжишь очаровывать меня?

– Прости. Я пьяна, чувствую почти эйфорию, будто мне и двух сотен нет.

– Возможно, не стоит тебе больше пить. Разреши мне причесать тебя. Идём на постель. Там я займусь тобой.

– Как странно звучит.

– Замолчи, ты меня смущаешь.

– Ты эриста. Это ты должен смущать меня.

– До этого ещё дойдёт, гарантирую.

Шон, сев за её спиной так близко, что Берилл чувствовала жар его тела, принялся снимать все заколки. Когда чёрный шёлк волос укрыл её плечи, спину, его руки, колени и часть постели, до сих пор неосознаваемое волнение крылатой обратилось дрожью. Пытаясь сбросить непонятное напряжение, Берилл выбросила руки вперёд и потянулась всем телом. Шон, не понимая, обхватил её за талию и потянул на себя. Крылатая упала на спину, на его согнутое колено, и освобождённо вздохнула – дрожь ослабла до сильного, но терпимого волнения. Встретилась глазами с эристой.

– Ты сейчас очень хороша.

– Мне очень приятно твоё внимание.

– Я рад, – он наклонился к её лицу и погладил лоб.

– Не хочу, чтобы он приходил.

– Я тоже.

Последовал осторожный первый поцелуй. Как бы Берилл не представляла до сих пор мягкость этих губ, но их нежность перемножила впечатление до невероятно восхитительного.

И как только Шон поднял голову, то тут же был притянут обратно.

Хант ворвался внезапно, неожиданно, испугав Шона и заставив его мгновенно спрыгнуть с постели.

– Ты должен был расчесать её волосы, а не спутывать их, идиот, – дрогнувшим голосом обвинил Хант сына.

– Прости, – только сказал Шон, прежде чем с подавленным видом опустить глаза и широким шагом уйти.

Берилл, однако, ничто не удивило и не потрясло. Действие эйфории, присущей ей радости и лёгкости, ещё не испарилось, так что она плавно поднялась и подошла к "хозяину". Проведя руками по его груди вверх, она заглянула в его глаза и не затерялась в них, как бывало раньше.

– Позволь, я раздену тебя.

– Х-хочешь посмотреть? – спросил Хант, заволновавшись, но стараясь держаться.

– Да. Никогда не видела тела инуэдо.

– Да, конечно, сделай это, – разрешил супруг, попытавшись облизнуть свои сухие, словно воспалившиеся губы.

Берилл больше не смотрела ему в глаза. Одежда перевёртышей, которую они носили на севере или в своих пределах, отличалась от одежды южан и придворных облачений. Отличалась в основном тем, что не имела обилия застёжек и каких-то изощрённых узлов, была широка и прилегала к телу не плотно. Потому едва развязав кушак на поясе, и сдвинув отделанные тонкой бахромой края ворота с его плеч в стороны, Берилл увидела, как весь шёлк буквально стекает с тела Ханта и легко, как пушистый снег, падает на пол. Это было так красиво, что ей захотелось повторить ладонями тот путь, который только что проделала одежда. Что же касается доспеха, то это действительно были костяные чёрные пластины, огромные, защищающие мышцы груди, и мелкие на животе, чешуйчатые и совсем редкие на боках. Руки выглядели примерно так же, как выглядели бы у Брайана, если бы он то и дело спиливал выступающие наросты. Плечи явно могли ершиться острыми и длинными шипами, толстыми у основания и тонкими на концах, чешуеподобные, но большие пластины закрывали бы внахлёст руки, скрывая кожу до самого локтя, а у Ханта – до самых запястий. Но доспехи Ханта были неплохо обработаны – они выглядели только как немного выпуклые, овальные по форме грифельно-чёрные застывшие лужицы на коже, окружённые мелкой чешуёй по краю. Касаться их было не так уж неприятно, может из-за тепла, из-за понимания того, что сам доспех – часть живого тела и тоже в некотором роде обладает чувствительностью.

– Я… Берилл… не хочу верить в то, что ты сейчас думаешь о физических свойствах доспехов.

– Нет, – солгала она, – просто несколько удивлена открывшимся зрелищем. Пожалуйста, прости, что я так долго любуюсь.

– Ничего.

Крылатая взяла инуэдо за руку и повела к постели.

"Соображай!" – приказала она себе, толкнула Ханта на постель, и принялась разбираться с его штанами. Понятия не имея, как надо мыслить, чтобы всё это правильно надевать, она просто развязывала все многочисленные узлы и разматывала узорчатый шёлк с ног принца.

Едва осознав, что труд окончен, Берилл развернулась к постели спиной и стала спускать с плеч пеньюар, надеясь подражать в этом тому, как раздевала инуэдо поначалу. Но только когда кружево, сбившись в складки, застопорило движение на сгибах локтей, Берилл, не оглядываясь, сделала два шага, сгребла с пола одежду так называемого супруга, и, крепко прижав её к себе, вышла. Далее она не медлила и сделала всё именно так, как сказал ей Шон.

Позже, в подстанции, она лежала между железных труб, ящиков и странных на вид механизмов, на полу, на одеялах, и иногда гладя кончиками пальцев редкую вышивку на верхней, сиреневой рубашке Ханта, пыталась не думать о нём, его реакции на всё, а также хоть ненадолго заснуть.

Но едва получилось задремать, как пришёл Шон:

– Скорее, – сказал он, сгрёб её вместе с одеялами и полетел к спальне.

Одеяла он запихнул под кровать, одежду Ханта бросил на постель, а саму Берилл отправил в купальню.

– Ты нашёл её? – спросил кто-то у Шона, когда он вышел из купальни в комнату.

– Да. Она здесь. Ничего не говорит.

– Ну, вернулась и ладно. А что случилось-то?

– Отец тоже ничего не сказал? Может, поругались?

– Как необычно, – протянул, приняв предположение за утверждение, собеседник. – Что же, продержимся как-нибудь. Но постарайся уладить всё, Шон. И поскорее.

– Как получится. Ситуация непростая.

– Разберись. Иначе он точно прибьёт Ансумато.

– Ансумато бы покаялся – это и только это его спасёт.

– Считаешь?

– Считаю.

– Почему тогда не поговоришь с ним?

– Почему только я должен решать все проблемы? Ансумато герцог, и далеко не идиот, чтобы просто заблуждаться.

– Тебе не жаль брата?

– Жаль. Но не думаю, что Ансумато грозит смерть. Я хорошо знаю отца – он по натуре мягок.

– Верно. Останешься или проводить тебя?

– Проводи, пожалуй. Даже если Хант вернётся сюда сейчас, я ничем не смогу здесь помочь. Скоро утро.

Берилл оставалась в купальне ещё столько, сколько могла, и кто-то входил в её спальню, но тут же выходил несколько раз, но потом всё прекратилось, и Берилл спокойно вернулась и улеглась на свою постель. Хант, правда, разбудил её тут же, как только она закрыла глаза: