Казалось, что на улице потеплело, от мокрого асфальта веяло сыростью и запахом прибитой влагой пыли. Я направилась от автобусной остановки вглубь квартала, идти предстояло совсем немного, за двумя рядами девятиэтажек скрывался мой торговый центр.
Я посмотрела на восходящее солнце и зажмурилась, с удовольствием принимая ласку его теплых лучей и свежесть раннего утра. Впереди меня ожидала долгая смена в наглухо закрытом помещении под искусственным светом больших ламп. Ноги сами несли меня по знакомому маршруту, тихо ступая в мягких туфлях по старому, неровному асфальту. Хорошо без дождя, а то его сырость и монотонность вгоняет меня в ещё большую тоску, чем обычно. Впереди я ясно видела оранжево-белое здание своего гипермаркета. Основные двери магазина в это время закрыты и мы, работники, по одному, а то и по двое стекались к неприметному служебному входу. Я была не исключение. Дверь открывалась с трудом, пришлось приложить усилие, прежде чем она тихо скрипнув послушно поддалась. За ней начинался узкий коридор, выкрашенный коричневой краской, всякий раз проходя по нему, я удивляюсь, кому в голову пришла такая безумная идея. Редкие светильники на потолке, где через одну мигали, постепенно перегорая лампы, дополняли картину. Хозяева магазина, не скупившиеся на красочное оформление торговых площадей, в то же время скупились даже на самое простое, отказываясь замечать убогость и неприглядность служебных помещений.
Этот гипермаркет можно сравнить с конфетой с сюрпризом, внешне красивый привлекательный фантик, а внутри, под ним, может таиться всё что угодно.
Коридор выводил к раздевалкам, они разделялись на мужские и женские, хоть за это спасибо. Я зашла в свою, предназначенную для кассиров, и плотно прикрыла за собой дверь.
– Привет! – бодро поприветствовала меня коллега по смене.
– Привет, Наташ, – поздоровалась я, – ты сегодня рано.
– Да, – глухо подтвердила она, надевая через голову блузку униформы, – Кирилл меня сегодня подбросил.
– Тогда понятно, – произнесла я, отвернувшись к своему шкафчику, – сегодня должно быть праздник, раз твой муж сподобился подвезти.
– Ты удивишься, – ничуть не обидевшись, сказала она, – но сегодня обычный день, без знаменательных событий.
– Хочется верить, что Кирилл начал путь исправления, – ничуть не веря в свои собственные слова, высказалась я.
– Ты не представляешь, как я счастлива таким переменам! – радостно воскликнула Наталья.
– Очень даже представляю, – отозвалась я, вытаскивая из шкафчика свою униформу, – порой мне кажется, что я незримо живу вместе с вами.
– Что тут поделаешь, нельзя же все эмоции держать постоянно в себе, – пожала плечами Наталья и отвела глаза.
– Конечно, нельзя, – вздохнула я, мысленно обращаясь к своей ситуации.
Как можно расценить моё собственное положение? Я не делилась с коллегами своими проблемами, держала мысли и переживания при себе, не допускала в свою жизнь чужое мнение и не просила помощи. Это нормально и правильно, ни к чему нагружать окружающих своими жалобами. Только сложность и скорбность моей ситуации всё равно просочилась в стены гипермаркета. Мне пришлось трудно, невыносимо долгое время ощущать на себе сочувствующие взгляды и слышать перешептывание коллег. Спустя почти три года и то, нет-нет да и промелькнет в чьём-то разговоре воспоминание о трагедии. Сотрудники стараются относиться ко мне как ко всем другим, но у них это не особо получается.
– Ты идёшь?
– Да, конечно, – ответила я, захлопнув дверь шкафчика.
На рабочее место запрещалось брать личные вещи, даже телефон был под запретом. Приходилось каждую смену проводить в напряжении и мольбах, надеясь, что ничего серьёзного за это время не случится.
– Таня, ты ещё не проснулась? – услышала я недовольный голос старшего кассира Ларисы.
– Нет-нет, всё нормально, – поторопилась с ответом я.
– Тогда за работу!
– Конечно, – послушно кивнула я, включая кассовый аппарат.
К концу смены я почти не чувствовала ног, вечером в будний день всегда самый большой поток покупателей, но сейчас и он позади. Я сдала кассу и поторопилась к раздевалке, нужно было ещё успеть на автобус.
– Ты домой? – спросила меня Наташка, появившаяся на пороге раздевалки чуть позже меня.
– Да, только в магазин заскочу.
– Давай мы тебя подбросим? – предложила она.
– Не может быть! – воскликнула я, бросив переодеваться, – неужели Кирилл тебя сегодня и с работы заберет?
– Ага, – подтвердила сияющая Наташка, такой счастливой я видела ее крайне редко, – так что, ты с нами?
– С вами, если возьмёте, – не мешкая согласилась я, ради такого случая я и поход в магазин перенесу на завтра, всё равно впереди целых два выходных.
– Вот и правильно, нечего ночью по улицам одной шататься!
– Вот кто бы говорил, ведь самой до сегодняшнего дня приходилось поздно одной возвращаться и ничего, не роптала.
– Так зачем это делать, когда есть вариант лучше? – с хитрой улыбкой посмотрела на меня Наталья.
– Бесспорно. Незачем.
– Пошевеливайся и пошли, уже хочется выйти на свежий воздух.
– Сейчас, – ответила я, быстро заканчивая сборы и запирая свою кабинку.
В автомобилях я езжу редко, после аварии наш минивэн пришлось сдать в утиль, восстановлению он не подлежал. Дорого мы его никогда не страховали, оплачивая по минимуму только обязательную страховку, поэтому и выплат никаких я не получила. На новую машину накопить никак не получается, все сэкономленные средства идут на реабилитацию Славки. Врачи не дают утешительных прогнозов, считая, что без дополнительной операции шансы вернуться к полноценной жизни у него равны нулю. Да мы бы рады сделать такую операцию, только для этого нужна огромная сумма денег и поездка в Германию. Благотворительный фонд пытался помочь собрать для нас эту сумму, но за два года не накопилось и половины необходимых средств. А время идёт, сын растёт, его кости становятся прочнее, что уменьшает шансы благополучного исхода операции, если даже нам удастся её сделать через несколько лет.
А сын у меня молодец, рассуждает совсем по взрослому, хотя ему всего лишь десять лет. Именно он стал для меня основной поддержкой и смыслом жизни. Несмотря на свой тяжёлый недуг, он не унывает, шутит и ободряет. Когда моя тоска становится совсем невыносимой, он сразу это чувствует, берёт моё лицо своими худенькими руками и, глядя прямо в мои глаза шепчет:
– Я у тебя есть.
Эта простая фраза наполняет меня новыми силами, толкающими жить дальше и бороться. Мне иной раз кажется, что из нас двоих Славик гораздо мудрее и старше. Хотя я его мать, а не наоборот. Не могу даже представить, что со мной бы стало, если в аварии погибли бы оба моих родных человека.
– Тань, ты уснула? Мы уже приехали!
– А, да, прости, я задумалась, – спохватилась я, открывая дверь машины, – спасибо, что подвезли!
– Не за что, хороших выходных!
– И вам ребята, – пожелала я, закрывая дверь.
Машина осторожно тронулась, напоследок моргнув мне красными огнями стоп-сигналов. Я глубоко вдохнула свежесть ночного воздуха, развернулась и быстрым шагом пошла вглубь квартала к призывно горящему редкими окнами дому. Своему дому, хранящему внутри тепло и уют родных сердец.
В квартиру я кралась как мышка, боясь разбудить сына и маму, они должны давно и крепко спать. После смерти мужа, мама переехала жить к нам, боясь, что я с собой что-нибудь сделаю. Но в тот момент мне было не до того, не было времени упиваться собственным горем. Мой сын после аварии находился в коме и врачи как могли, боролись за его жизнь. Он лежал на больничной кровати, с трубкой в горле, опутанный сетью проводов. Такой маленький, бледный и недвижимый. Любая мать меня поймёт и не осудит. Как бы я сильно не любила своего мужа, сын всегда стоял на первом месте. С самого первого момента появления в нашей жизни Славика мой мир перевернулся. Он стал главной целью существования, я всё возможное делала для его комфорта и здоровья. Моё сердце обливалось кровью при виде, ещё совсем недавно веселого и активного сына. Мужа мне не хватало, да что тут говорить, до сих пор не хватает. Его чуткую заботу и поддержку невозможно ничем заменить. Это Наталья со своим мужем живёт как на вулкане, мы же с Денисом все восемь лет – душа в душу. Восемь лет – это так мало, за этот срок я не успела много сказать мужу. Зато теперь годы замедлились, есть время подумать и поговорить, но вот уже не с кем…
В доме не горел свет, и вкусно пахло выпечкой. Мама опять баловала Славку булочками или пирогами, – подумала я и улыбнулась. Скинув обувь и примостив на тумбочку сумку, я на цыпочках прошла на кухню, надеясь поживиться там чем-нибудь вкусненьким. Наощупь нашла цепочку ночника и, дёрнув за неё, зажгла свет. Повесить ночник на кухне очень давно придумал Денис, я часто прихожу с работы в темное время суток. С тех пор от меня стало меньше проблем домочадцам.
Каждая мелочь в доме напоминает о муже, мне советовали поменять квартиру, как обычно делают при подобных обстоятельствах. Но я не могу и не хочу предавать память о муже, пусть я вновь и вновь живу прошлыми счастливыми моментами. Пусть так, но мне так лучше, легче.
Кажется, что муж не умер, а просто на несколько дней уехал в командировку. Разумом я понимаю, что это заблуждение, но вот душа не желает с ним соглашаться. Она живёт в кусочке прошлого, поставленного на вечный повтор, и никак не хочет возвращаться в реальную жизнь.
Не однократно пытались мужчины завести со мной отношения, но мне это не нужно, у меня уже есть муж, и не важно, что физически он не рядом, главное он живёт в моем сердце, и больше не для кого из мужчин там нет места. Мама настаивает, говорит, что я ещё молода, и в 34 можно обрести своё счастье, но я с ней не согласна. У меня счастье уже было, другого быть и не может.
Пироги, накрытые вышитым вафельным полотенчиком, стояли на столе, призывно маня сладким ароматом. Мама у меня рукодельница, любит вязать, печь, вышивать и что-нибудь мастерить. Она надеялась, что и я пойду по её стопам, но нет, я пошла в папу и кропотливая усидчивая работа меня не соблазняет. Включив электрический чайник, я достала с полки свою любимую кружку, намереваясь налить себе чаю. Изначально этих кружек было две – одна белая, а другая красная, они выполнены в форме сердец, идеально подходящих друг к другу. Я эти кружки подарила нам с Денисом на первый совместный день Святого Валентина, с тех пор мы только из них и пили, муж из красной, а я из белой. Через месяц после трагедии я случайно разбила кружку мужа и долго горевала сидя над осколками. Мама сказала, что это Денис с того света подаёт мне знак, он просит, чтобы я перестала убиваться и отпустила его. Но я не могу его отпустить, мне нужно чувствовать его незримое присутствие рядом всегда и везде, иначе одиночество как болото начинает засасывать меня в свою жуткую трясину.
Чайник вскипел, и я заварила себе чёрного чая. Удобно устроившись на кухонном табурете, я успела только надкусить первый пирожок с вишней, когда в дверях появилась заспанная мама.
– Я тебя разбудила? – поинтересовалась я шёпотом.
– Нет, – так же тихо ответила она, – не спится, сердце поднывает с самого вечера, вот пришла валокордин накапать.
– Мам, у меня завтра выходной, давай ты с самого утра поедешь в больницу, пусть там проверят, что с тобой?
– Да пустяки всё это, не беспокойся. Нервничаю много, вот и сказывается, поболит да отпустит.
– Мама, ты как маленькая! Мне тебя вести за ручку? Так сама знаешь, Славика одного не оставить.
– Не нужно никуда меня вести, всё со мной нормально, – продолжала упрямиться мама, отыскав в аптечке валокордин.
– Как сегодня Славик? – перевела я тему, не хотелось доводить дело до ссоры.
Мою маму невозможно переупрямить, не зря же она по гороскопу овен.
– Всё хорошо, репетиторы приходили и по компьютеру он занимался. Ему нравится учиться, в школу очень просится, а как ему объяснить, что дети жестоки и ему там будет плохо?
– Так прямо и говорить, он мальчик смышленый, развит не по годам, – ответила я, дожевав пирожок.
– Рано, дочка, ты его во взрослые записала, он совсем ещё ребёнок, многого в жизни не понимает.
–·Ему за свои десять лет пришлось пройти через столько, что не каждому взрослому по плечу. А ты погляди на него, он не смотря ни на какие испытания продолжает оставаться жизнерадостным, добрым и любящим. Он точно такой же, как и был раньше, он сумел пережить, приспособиться к тому, что ноги его больше не слушаются. Это мы, взрослые, жалеем его, упиваясь собственными чувствами, а он живёт, каждый день находя для себя смысл и радость в самом простом и обыденном.
–·Но это не значит, что у ребёнка не должно быть детства. Ты права, беззаботным оно давно перестало быть, но это не лишает Славика возможности совершать детские шалости и бездумные поступки.
–·Ох, мама, я была бы счастлива, не случись бы того, чего никому не изменить. Но нам нужно жить с этим, бороться, пытаться восстановить Славика надо. Для меня это сейчас наипервейшая цель и задача. Я неплохо получаю в супермаркете, но этого хватает только на поддержание мышечного тонуса Славика, на операцию никак отложить не получается.
–·А как же фонд? Они отказались дальше помогать?
–·Нет, мама, они не отказываются. Получается, люди охотнее помогают совсем крошкам, а Славика таким давно не назовешь. И винить людей в черствости и жестокости у меня язык не повернётся, ведь я сама много лет не обращала внимания на чужие беды, надеясь, что кто-то другой поможет. А по сути, совсем не сложно было отдать хоть сто рублей в помощь нуждающимся, не последние ведь, в конце концов. А теперь и я оказалась в положении просительницы, как бы сильно я не противилась этому.
–·Не переживай дочка, всё образуется. Бог даст и у нас получится, я хочу успеть дожить до момента, когда Славик встанет на ноги.
–·Мама! Ну, что ты такое говоришь! Ты ещё на его свадьбе попляшешь.
–·Хорошо бы, – необычно спокойно и быстро согласилась со мной она.
–·Уже поздно, я пойду, прилягу, а то Славик встанет ни свет не заря, – устало сказала мама и чуть сгорбившись, пошла прочь из кухни.
–·Хорошо, мама, я тоже скоро лягу, – мой шепот полетел ей в спину, но она не обернулась, продолжая неспешно идти по длинному коридору.
За последние годы мама сильно сдала, я за своими проблемами и горестями упустила этот момент, не заметила, как она из цветущей женщины превратилась в настоящую старушку. С моей стороны эгоистично считать, что пережитые трудности и потери сказались только на мне, не затронув при этом близких. Да и я сама, положа руку на сердце, не могу похвастаться былой молодостью и красотой. Мои шикарные золотисто-каштановые кудри постепенно выгорели и поредели, черные как смоль глаза потеряли юношеский задор и весёлый блеск. Каждый день прибавляет на лице новых морщинок, они пока ещё не сильно бросаются в глаза, но, тем не менее, они есть. Пухлые губы, которые сильно любил муж, стали не такие свежие и яркие, как в молодости. Я почти не смотрелась в зеркало, мне не нравилось, что оно показывает, в нём отражалась уставшая, не видящая ничего хорошего женщина, годам ближе к пятидесяти. Но ведь это совершенно не я!
Я потрясла головой, стремясь выйти из задумчивости, у меня почти получилось. Мысли, они как мухи, жужжат и летают в голове постоянно, главное не дать им приземлиться и соединиться с разумом, тогда можно считать, что ты ни о чём не думаешь.
Допив чай и ополоснув за собой кружку, я отправилась спать. По дороге заглянула в комнату к сыну, мой ангелочек мирно спал, подложив обе ладошки под щёчку. Я пару минут постояла, полюбовавшись на его светлую головку, а потом продолжила путь в свою спальню, где так одиноко спать на большой кровати.
О проекте
О подписке