Глава 4

Кесария, Палестина

– Дальше я пойду один. Возвращайся. Солнце село, скоро подадут ужин, а ты не ел весь день.

Дариан покачал головой и опустился на большой камень. Алафин, тяжело вздохнув, последовал его примеру. Братья наблюдали за поднимающейся луной. Единственным звуком, нарушавшим тишину, был шепот морских волн.

– Совсем как в детстве, – сказал Алафин. – Мы так часто гуляли здесь. Я помню каждую песчинку, каждую ракушку и каждый камень. Даже море говорит на знакомом мне языке. Я был так увлечен делами, что приходил сюда в лучшем случае раз в пару лун. Но что толку жалеть о том, что ушло? Время. Единственная сила в двух мирах, над которой мы не властны. Будучи молодыми, мы думаем, что бессмертны, что впереди у нас вечность. И вот я стою на пороге этой вечности и понимаю, что моя жизнь прошла зря.

– Простые эльфы этой деревни с тобой не согласятся. Во времена правления твоего отца они умирали от голода. Когда корону получил ты, началась эра благоденствия.

Алафин отмахнулся от слов брата.

– Кто вспомнит обо мне спустя весну? Спустя пару весен? Имя моего отца забыли еще до того, как я обзавелся первыми детьми. Это ли важно, Дариан? Бесконечные свитки с законами, которые я успел подписать? Мою дочь посадили в тюрьму в Коридорах Узников за убийство, которое она не совершала. Мой сын сбежал из дворца, не сказав никому ни слова. Мой наследник…

Бывший король бессильно мотнул головой и запахнул полы дорожного плаща, заменившего одежды из шелка. На пальцах Алафина больше не было перстней, волосы, которые он заплетал в традиционную прическу из кос, свободно лежали на плечах. Дариан смотрел на брата и думал о том, что темные существа стареют, пусть и не так, как люди. Никаких морщин и седых волос. Тело остается молодым, но исчезает что-то очень важное. Внутренний огонь, который с годами превращается в догорающий костер, потом – в едва тлеющие угли и, наконец, в горстку пепла.

– Твой наследник будет править достойно, как и ты, – успокоил брата Дариан.

– На его месте должен был быть Ториэль, – упрямо сжал губы Алафин.

– Когда-то и я отказался от короны в твою пользу. Часто мы думаем, что правим миром, но есть вещи, которые решают боги. Кто знает, каким королем стал бы Тор?

Брат промолчал. Он смотрел на усыпанное звездами небо. В какую сторону он направится? Пойдет к лесу? Или к горам? Темные существа редко умирают – чаще всего они уходят искать свою смерть. В Темном мире так и говорили – «уйти искать». Одинокий поход, последнее странствие. Когда-нибудь и Дариан сменит шелковые одежды на дорожный плащ. Он пойдет в горы. Ему всегда нравилась тамошняя тишина. Горы – лучшее место для встречи со смертью.

– Не грусти, – обратился к брату Алафин. – Мудрые говорят, что конец – это начало. В смерти всегда есть жизнь. Все мы – часть вечного круга, колеса, которое никогда не останавливается. Мы рождаемся и умираем, а оно знай себе вертится. Оборот за оборотом. И так – до тех пор, пока Великая Тьма и Великий Свет не станут единым целым.

– Служители Равновесия верят в то, что этого никогда не случится, – улыбнулся Дариан.

– Напыщенные глупцы, – хмыкнул бывший король.

– Не припомню, чтобы ты отзывался о них в подобном тоне.

– Зато ты в молодости отзывался, да не раз. Я лишь повторяю твои слова.

Алафин поднялся и бросил последний взгляд на дворец, оставшийся за их спинами. Дариан терпеливо ждал. Все слова были сказаны, помимо самых главных.

– Вот моя последняя просьба, Дариан, мой любимый брат, мой самый близкий друг, самый мудрый из моих советников, – наконец заговорил король. – Ты долго и преданно служил мне, но мы оба знаем, что жизнь во дворце тебе не по душе. Когда-то ты много путешествовал, и это наполняло твою душу радостью. А для меня нет большей радости, чем знать, что ты счастлив. Я освобождаю тебя от должности королевского советника. Ты был рожден для того, чтобы стать вечным странником. Для того, чтобы пить лучшие вина в Фелоте, изучать чужеземные наречия, обедать с вождями племен и беседовать с бедняками об их тяжелой судьбе. С этой минуты ты волен идти туда, куда хочешь, Дариан. Иди туда, куда тебя зовет твое сердце.

Дариан молчал. Он думал о принцессе Тире, которую в последний раз видел много весен назад. О принце Торе, тайну исчезновения которого хранил. И о женщине, которая пообещала ему позаботиться о принце. Как звучало ее имя? Она не назвала имени. «Никто» – вот что он от нее услышал. Именно так Безликие отвечают на подобные вопросы.

Стоит ли рассказать Алафину о том, что на самом деле произошло с Тором? Нет. Эта тайна останется с ним навсегда.

– Хорошо, – кивнул Дариан.

Алафин вздохнул – как могло показаться, с облегчением.

– Куда направишься? – поинтересовался он.

– На поиски Тиры и Тора.

Дариан сказал первое, что пришло на ум – и темная тяжелая тревога, овладевшая им с того момента, как Алафин сообщил о своем решении уйти, сменилась ощущением кристальной ясности. Конечно же, он отправится на поиски Тиры и Тора. И он найдет их, что бы ни случилось. Найдет в северных землях, в горах, в лесах, в Великой Пустыне или в Фелоте в доме торговца столь любимыми Алафином винами.

– Хорошо, – кивнул в ответ брат. Он поправил на плече дорожную сумку. – Пусть боги хранят тебя, Дариан, куда бы ты ни повернул. И пусть твой путь будет добрым. Твой новый путь, который начинается прямо сейчас.

***

Дариан отложил перо, закрыл чернильницу и отодвинул пергамент, на котором выводил аккуратные строки. Идея описать свою жизнь пришла к нему внезапно, и он, не привыкший откладывать дело в долгий ящик, тут же приступил к делу. Он вставал задолго до рассвета, когда Амабелла еще видела девятый сон, уходил в кабинет, садился у стола, за которым когда-то подписал сотни указов, и принимался за работу. Рассказывал о путешествиях, о буднях при дворе, о первых шагах детей. И о долгих беседах с любимым братом, последнюю из которых описал сегодня. Алафин ушел искать не одну весну назад, но воспоминания об этом разговоре до сих пор причиняли Дариану такую боль, будто ему вырвали сердце. Сколько бы бывший король ни говорил о том, что конец – это всегда начало, и все рано или поздно уходят для того, чтобы не вернуться, ничего не менялось. По нему скучали и советники, и слуги, и простые эльфы. О нем часто говорили, жрецы проводили обряды для того, чтобы почтить его память, а преемник Алафина, его величество Альвин, нарек в честь отца своего первенца.

Волнения брата оказались напрасными: новый король правил мудро и справедливо. Он завершил реформы, начатые Алафином, расширил деревню, получив разрешение от служителей Равновесия на то, чтобы обосноваться на новых землях, укрепил торговые отношения с людьми и темными существами и упорядочил систему законов. Снявший мантию Дариан иногда помогал Альвину советом, но большую часть времени проводил вне королевских покоев. Он работал над летописью своей жизни, гулял по берегу моря, смотрел на то, как растут его дети и уделял жене в разы больше внимания, чем прежде. Амабелла, которая по-прежнему была красива, как первые звезды, подарила ему двоих сыновей от одного лика луны. Дариан обучал их грамоте и счету, мастерил для них луки, рассказывал о целебных свойствах растений из своего сада. Но с каждым днем голос, который он так хотел услышать и одновременно боялся этого, говорил все громче, а зов его становился все более непреодолимым.

Была ли это тоска по дальним странствиям, о которой упоминал Алафин? Возможно. Но глубоко в душе Дариан знал правду, пусть и не хотел ее признавать. Пока что не хотел.

Его манили к себе не дали, которые он до сих пор не видел. И не встреча с Тирой и Тором, которую он предвкушал – и которая, как он верил, рано или поздно произойдет. Брат его величества короля Алафина, чью душу уже забрала Великая Тьма, думал о женщине с голубыми глазами, так и не назвавшей ему своего имени. Он часто видел ее во сне, но не в обличье светлой эльфийки. Длинные, почти до колен, темно-каштановые волосы, оливковая кожа, серебряные глаза с горящим в них красноватым огоньком. Оборотень? Бывают ли такие среди Безликих? Конечно, бывают. Среди Безликих можно встретить кого угодно.

Во снах безымянная женщина водила Дариана по заповедным полянам, по снежным полям в северных землях, по каменным коридорам замков. Она рассказывала ему истории, которые он забывал по пробуждении. Запоминался только ее голос, низкий и приятный, и ее смех, звонкий и чистый, как у девочки. Раз за разом Дариан задавал незнакомке вопрос: «Кто ты, и почему ты не заберешь меня с собой? В ответ она смеялась и повторяла одно и то же: «Ты еще не готов узнать, кто я. И уж точно не готов пойти со мной. Когда настанет время, ты сам меня найдешь». Дариан, в отличие от подавляющего большинства советников, не был религиозен и открыто высмеивал жрецов, поклоняющихся духам природы, но почти уверовал в то, что видит вещие сны. Или янтарные сны, как до Великой Реформы их называли эльфы с янтарными глазами и голубой кровью. Но он не янтарный Жрец, а светлые эльфы вещих снов не видят. Что за нить протянулась между ним и этой странной женщиной? И почему он, будучи счастливо женатым мужчиной и отцом восьмерых детей, так часто думает о ней? И не просто думает, а всерьез намерен отправиться на ее поиски?

Остаток ночи Дариан провел за упорядочиванием свитков со своей летописью. Покончив с делами, он достал свежий пергамент и, сев за стол, окунул перо в чернильницу.

«Мой свет, мне нелегко это писать, но еще тяжелее было бы прощаться с тобой, глядя тебе в глаза. Я не хочу видеть твою печаль и твои слезы. Я хочу запомнить тебя такой, какой ты была в тот день, когда мы поклялись друг другу в вечной любви перед лицом богов. Я много путешествовал по миру и видел женщин, которых считали первыми красавицами, но все они рядом с тобой покажутся жалкими дурнушками. На протяжении весен, которые мы провели вместе, я каждое утро смотрел на тебя спящую и благодарил богов за то, что они сделали мне такой подарок.

Иногда Алафин говорил мне, что нельзя любить женщину так сильно, особенно если ты советник, и большую часть дня пропадаешь в королевских покоях или пишешь указы в своем кабинете, и сейчас я жалею лишь о том, что мы так редко бывали вместе. Так редко гуляли по морскому берегу, так редко любовались первыми цветами на лесных полянах, так редко говорили по душам и смотрели на полную луну. Я почти забыл, как блестят твои волосы в свете предзакатного солнца, почти забыл, как звучит твой смех, в который я когда-то влюбился без памяти – еще до того, как впервые заговорил с тобой и взял тебя за руку. Но именно поэтому редкие минуты, которые мы проводили вместе, были так ценны.

Я прожил долгую жизнь и не знаю, сколько еще мне отмеряли боги, но уверен, что никогда не встречу женщину, которую буду любить так же сильно, как тебя. Для меня ты была не просто женой, а верным другом, наставником и мудрым советником. Ты подарила мне шестерых дочерей и двоих сыновей, и я не думаю, что в деревне есть хотя бы одна мать, которая справилась бы с их воспитанием лучше тебя. Милая Белла – да не разгневается Алафин, если сейчас его дух заглядывает мне через плечо и читает это короткое имя, которое его всегда так злило – я искренне верю, что ты поймешь меня и простишь. Мое сердце всегда с тобой, и ты всегда будешь жить в моих мыслях. Голос вечного странника зовет твоего неугомонного супруга в дали, которые до сих пор не покорились ему, и ни смертный, ни бессмертный не властен над этим голосом. Прошу тебя лишь об одном: не надевай черные одежды и не запирай дверь своих покоев. Ты полна любви, и та сила, которая живет в тебе, должна освещать путь другого мужчины. Найди себе мужа, и пусть он подарит тебе еще детей. Твое счастье будет согревать меня в пути. Всегда твой, Дариан».

Перечитав письмо, Дариан тяжело вздохнул, вылил на пергамент кроваво-красный расплавленный сургуч и приложил к нему свой перстень, а потом снял кольцо и спрятал его в стоявшую на столе шкатулку. Последняя ниточка, связывающая его с прошлым. А теперь – в путь.