Глава 9

Из блога Еu1h24

Я не могу сказать, что мне нравится убивать. Это скорее необходимость, нежели страсть, хотя, безусловно, когда я вижу, как последние силы покидают женщин, испытываю облегчение. Все из-за нее. Из-за Рыж. Я убил уже двоих, осы требуют еще, но я устал. У меня болит голова и не хочется выходить из дома, поэтому я снова попробую договориться с осами. Знаете, когда они меня не слушают, я прибегаю к одному верному способу. К какому? Начинаю чистить зубы. Подождите. Я вернусь. Да, иначе и быть не может.

Из блога Еu1h24

Я вернулся. Осы замолчали. Я чистил зубы ровно час двадцать две минуты и шестнадцать секунд. Голова не болит. А хотите я расскажу вам интересные факты об этих невероятных созданиях? Нет, не о ледяных осах, они не разрешают о себе рассказывать. Об остальных. Хотите? Да, иначе и быть не может. Лучше говорить о них, чем думать о Рыж.

Шершневые осы при атаке на жертву используют и жало, и челюсти. Сила последних позволяет дробить хитиновые покровы других насекомых, например, тараканов или богомолов. Шершни – любители мяса и едят даже мелких грызунов. А вот мои осы мясо не любят, точнее предпочитают определенное количество – 110 грамм в сутки. Мне хватает.

Но гораздо интереснее шершней бумажные осы. Они умеют различать лица своих сородичей. Представляете, так же, как и мои ледяные друзья! А еще они относятся к тому единственному виду ос, которые жалят людей регулярно.

Помню в возрасте трех лет меня ужалила оса: было больно, нога распухла. Я сильно плакал. Мать намазала место укуса какой-то вонючей мазью, а потом купила мне большую шоколадную конфету. У нас в семье шоколад ели редко, поэтому тот день был для меня праздником и не важно, что болела нога. В конце концов, оса просто защищалась. После того случая я не стал бояться ос, хотя именно в детстве чаще всего и зарождается апифобия. Но не у меня. Я люблю ос, а они любят меня. Молчат, но я знаю правду. Да, иначе и быть не может.

Нравится: 6

Не нравится: 1

Пока Алексей на повышенных тонах вел беседу с консьержем, Василиса, переминаясь с ноги на ногу, любовалась снежинками. Они казались ей совершенными. Василиса уже не первую минуту наблюдала, как они плавно опускаются на ладонь и медленно исчезают, оставляя маленькие капельки, глядя на которые, сложно представить те удивительные узоры, что всего секундой назад очаровывали взгляд. Она всегда тонко чувствовала красоту, поэтому и пошла работать дизайнером интерьеров. Создавая уют, облагораживая безликие квартиры, она словно учила других видеть гармонию в окружающем. Ей казалось, что подобно фее из сказки, она совершает чудеса. Василиса любила сказки.

Коснувшись живота, будто наяву увидела чудесную картину: кроватку в рюшах и себя, читающую книжку. Видела, как перелистывает страницы, и вслед за движениями тонких пальцев, сказки оживают – герои сами рассказывают свои истории.

Она подняла голову, устремив взгляд в седое небо и, вспоминая, как мама читала ей перед сном. Любимой сказкой была Снежная королева. Василиса часто представляла себя Гердой, а на месте Кая видела влюбленного в себя мальчика, волею злой королевы, превратившегося в злодея. Когда она была маленькой, мечтала спасти мальчика. Хотела подарить ему тепло, чтобы растопить сердце и вернуть то хорошее, что в нем было. А что, если тот, кто присылает ей странные сообщения так же нуждается в любви? Может этот парень, влюбленный в нее еще с давних пор хочет тепла? Обычного человеческого? А пугает ее, потому что не знает, как иначе о себе заявить. Может он боится? Видит, что она не свободна, а главное, что счастлива и не в состоянии это принять? Вот и пытается хоть как-то обозначить себя в ее судьбе?

Василиса проследила за очередным волшебством на своей ладони. Романтично. Белый снег, меланхоличный город, ее Лешка, подобно рыцарю, защищающему свою принцессу от злодея и сам злодей, отправляющий таинственные послания. Как в фильме. Или как в сказке. Она – главная героиня, у нее даже имя сказочное – Василиса. И двое мужчин борются за ее сердце, а то, что один из них, как говорит ее муж, псих, лишь добавляет интереса сюжету. В фильмах вот такие вот влюбленные бывают разными, и отнюдь не всегда все заканчивается плохо. Кто знает, может именно в ее случае, с парнем нужно просто поговорить, объясниться. В конце концов, он ничего плохого не сделал. Подумаешь, написал: «Испугалась, Рыж?» Это вполне могла быть… заманка. Очередной способ привлечь внимание и опять же добавить остроты. Почему бы и нет? В фильмах так часто поступают.

– Заманка? Ты это о чем, Василек?

– Лешка, а я что, произнесла это вслух?

– Вслух, – ответил он раздраженно и, заметив, недоумение супруги, спешно добавил, – все хорошо, но запись не дают! Не положено! А пропускать в наш подъезд психов положено!

Василиса отлично знала, как быстро ее муж заводился и поэтому вмиг прервала начинающуюся тираду долгим поцелуем.

– Лешка, пойдем домой, – проворковала она, едва их губы разомкнулись, – сладкого поедим. Хочешь я быстренько печенье испеку.

Улыбка.

– Договорились? – и она первой бросилась в подъезд, но муж, перепрыгнув через две ступени снова опередил. Открывая дверь, его спина снова напряглась, и Василиса забеспокоилась.

– Лешка, ты чего? – она потянула его за рукав куртки.

– Я все-таки наведаюсь в полицию. Поем и пойду. Ты останешься дома, а лучше съезди к маме. Она будет рада.

– Ну что ты такой серьезный? Ничего ведь страшного не произошло!

– Совсем недавно ты была напугана, а я не хочу, чтобы ты боялась.

Заходя в квартиру, Василиса вздохнула:

– Боялась, а теперь не боюсь. Подумаешь, влюбленный парень…

Она чуть не добавила, как все происходящее романтично и интригующе, но вовремя поняла, что прозвучит это как минимум глупо. Муж пытается ее защитить, а она с корнем вырывает его рыцарские стремления. Это неправильно.

Быстро сняла сапоги, шапку, перчатки, повесила пальто и резко обернувшись, обезоруживающе улыбнулась:

– Бедняге все равно ничего не светит, у меня есть ты, хотя двое мужей…

– Василек, ты как ребенок, – не удержался от замечания Алексей.

– Ребенок, который идет делать печенье, – она чмокнула его в нос и походкой модели устремилась на кухню.

Тесто готовили вместе, вернее Василиса раскатывала скалкой, а супруг выискивал подходящие формочки в шкафчике с кондитерской утварью.

– Так что ты там, Василек, говорила про двух мужей? – переспросил он, выкладывая перед ней металлических уточек.

Василиса засмеялась:

– Кто еще из нас как ребенок? Почему уточки? Ты бы еще хеллоу кити выбрал.

– Ты не ответила.

– Лешка, я пошутила, просто парня жалко.

– Жалко психа?

Она пожала плечами.

Супруг поставил чайник, открыл холодильник в поисках съестного, нашел зажаристый свиной окорок, отрезал большой кусок и поставил в микроволновку. Затем повернулся к Василисе и профессорским тоном изрек:

– И довожу до твоего сведения, Василек, что уточек я выбрал не случайно. Среди всех вариантов только их форма максимально приближена к моим запросам, а именно к желанию поесть большие печенья. Слышишь? Большие.

– Ну тогда, Лешка, может просто выложить тесто на противень и дело с концом?

– А может тебя просто отшлепать?

Через минуту оба валялись на полу, перепачканные мукой.

– Когда появится малышка, мы уже не сможем так вести себя, – заметил он, поднимаясь и, отряхивая брюки.

Василиса резво вскочила и сразу принялась за печенье:

– Да Лешка, но нам никто не мешает безобразничать ночью. Ты сказал «малышка», думаешь, будет девочка?

– Я хочу девочку.

В глубине души пол немного ее волновал. Узнавать, кто сидит в животе еще рано, а неизвестность была мучительна. С одной стороны, главное родить здорового ребенка, а с другой она понятия не имела как воспитывать мальчика. Ее Лешка был идеальным. Идеальным настолько, насколько ей бы этого хотелось, а как такого вырастить? И ведь надо заранее подготовиться, узнать особые методы, а у кого спросить?

Родители мужа, во-первых, жили в другом городе, во-вторых, за год они еще не успели сильно сдружиться. Его мать Наталья Семеновна немного пугала: эксцентричная и прямолинейная. Она единственная, кто сказал Василисе, что рыжий цвет сейчас не в моде. Да какое это вообще имеет значение? Это ее родной цвет, и мода здесь не играет никакой роли! Она же говорила, что в борщ всегда добавляют томаты. Что значит всегда?! У каждой хозяйки свой рецепт! А еще Наталья Семеновна говорила, что Василиса как ребенок. Супруг это тоже говорил. Но как это звучало в устах его матери! Иногда ей казалось, что они так и не смогут найти общий язык. А его отец… Отец был Лешкой, только с брюшком и с залысиной на макушке, но и с ним она была не настолько близка, чтобы обсуждать вопросы воспитания еще не родившегося ребенка. Василиса вообще не представляла, как можно о таком говорить по скайпу, а ведь общались они в основном именно так.

Если у кого и можно было спросить совет, так это у собственной мамы, но поднимать эту тему означало бередить старую рану. А она совсем не хотела видеть, как тускнеет мамина улыбка, как наполняются слезами ее глаза, едва речь заходит о сыне. Но… не она ли сама вспомнила о нем, когда Василиса говорила о выборе имени? Так может все-таки спросить? В конце концов она решила, что постарается максимально тактично подойти к этому вопросу, и, наконец поставила печенье в духовку.

Ожидая, пока песочные уточки подрумянятся, Василиса подошла к окну. Супруг наслаждался мясом и приготовленным на скорую руку овощным салатом, в то время как она снова плыла по реке фантазий. Наблюдая, как мать с дочкой играют в снежки, она представляла, как точно так же они будут играть, едва малышка чуть-чуть подрастет. Малышка… Все-таки Василиса хотела девочку. А потом она резко почувствовала запах орегано и тут же вспомнила, что так и не приготовила мексиканский обед.

– Лешка, а ты что больше хочешь: чили кон карне или фахитас?

– Фахитас ты не раз готовила, а вот чили… как-то там я бы попробовал.

Василиса улыбнулась. Она знала отличный рецепт. Оставалось только дождаться, пока освободится духовка и снова устремила взгляд в окно. Перед мысленным взором продолжали мелькать фрагменты будущих материнских будней, а руки нежно поглаживали живот. Молодая женщина не подозревала, что в какой-то сотне метров, в таком же блочном доме, как ее, у такого же окна стоит некто в черном растянутом свитере и вслух перебирает жертв, выбирая из них ту, что, хотя бы ненадолго сможет снова утихомирить его ледяных друзей.