Девушка подошла к высокой металлической черной клетке, прутья которой украшали статуэтки птиц. Левую ногу модель выставила вперед, одну руку согнула, а вторую отвела в сторону, будто бы пыталась придержать подол платья. Подбородок вздернулся, девушка сдержанно улыбалась. Аня попросила модель застыть, настраивая кадр, и сделала первый снимок. Что больше всего радовало Костенко, так это ее оживленность. Девушка отлично позировала, кадры выходили с первого раза. Не нужно было тратить время, советуя позу. За это стоило отдать должное Есении, не прогадавшей с выбором.

Съемка в кафе завершилась без четверти десять. Немного устав, Аня и Есения пропустили по кружке кофе, а затем двинулись в парк. Модель, стоя у бетонного забора, упиралась длинным зонтом в каменистую дорожку, излучая улыбку. Солнце слепило, отчего она натянула на лоб шляпу, прикрываясь от лучей. Костюм немного сковывал ее движения: крупный пояс укороченного пиджака с четвертным рукавом пережимал талию, а юбка-карандаш обтягивала ноги. Хоть день только начинался, температура воздуха стремительно росла, из-за чего модели приходилось постоянно промакивать лоб салфеткой и поправлять макияж. Роль подстраховочного визажиста взяла на себя Вяземская, и она была рада, когда локация сменилась: на набережной жара переносилась легче.

Пока Аня фотографировала, Есения сидела на лавочке под кронами пышных деревьев, отражающихся в воде. Она следила за временем, которого оставалось не так много, и по просьбе Костенко выбирала синнабоны, обещанные Даниилу за прикрытие перед шефом. Лишь изредка она подбегала к модели, чтобы припудрить нос, убрать лишний блеск с лица или поправить прическу.

– У нас осталось десять минут, – предупредила Есения, когда стрелка на часах приблизилась к половине двенадцатого.

Аня, глядя в камеру, ничего не ответила, продолжая щелкать. Сделав пару шагов назад и наклонив корпус вперед, она почувствовала, что нечаянно наступила кому-то на ногу.

– Про… – подскочила она на месте и осеклась, обернувшись. Фотоаппарат выпал из рук и повис на ремне.

Она застыла, приоткрыв рот. Перед ней стоял Коля. Живой. Настоящий. Это точно он. Молодой человек придерживал ее руками, чтобы не упала, и не отрываясь смотрел на нее. От его взгляда у Ани заныло в солнечном сплетении. Сердце затрепетало в груди. Волнение сковало тело. Она будто бы встретилась с призраком.

Шесть месяцев без Николая были несладкими, но Аня убеждала себя в том, что время залатает старые раны. Она не представляла их встречу и, более того, даже не мечтала о ней. Нервно сглатывая, она всматривалась в ничуть не изменившиеся черты и то сжимала, то разжимала губы. Не могла ничего сказать, будто лишилась дара речи.

Она скучала. Очень. В это мгновение Аня осознала, как сильно ей не хватало Николая. Его светлые мягкие волосы трепал ветер, на впалых скулах играли солнечные лучи, а пронзительный взгляд заставлял внутренности сжаться. Ясно-голубые, словно океан, глаза манили. И Аня задумалась, сколько же девушек в них утонуло. Правда, сколько? Точно она не знала. Но одной из неизвестного множества была она. Аня утонула в его глазах тогда и погибала в них сейчас. Они казались ей родными.

Подул легкий ветер, и мятно-кедровый аромат защекотал ноздри. Аня хорошо помнила этот запах, вот только теперь не могла наслаждаться им. Может быть, ей и хотелось коснуться ладонью его лица, зарыться носом в шею, прижаться к крепкому телу и ни за что не отпускать. Но Аня отчетливо помнила, как Николай поступил с ней. Он забыл ее и не хотел вспоминать.

– Аня, ты в порядке? – крикнула Есения, не поднимаясь со скамьи.

Аня тут же отскочила от Николая, будто ошпаренная, и виновато уставилась на дорожку. Она была обескуражена. Ее застали врасплох, отчего ладони начали зудеть, а щеки раскраснелись. Аня поспешила прикрыть румянец волосами, выправляя их из-за ушей, и, откашлявшись, сказала то, чего Коля никак не ожидал:

– Да, все хорошо, я просто споткнулась. Молодой человек, проходите. – Она вытянула руку, указывая Николаю путь. – Мне нужно сделать кадр.

Аня отступила на пару шагов, показывая, что Николай может пройти вперед, и даже не подняла на него глаза. Боялась, что снова окажется в состоянии анабиоза. Сейчас ей это ни к чему.

– Ты работай, – Вяземская встала со скамьи и подошла к ним, – а я пока позвоню в Музей Москвы. Уточню, в какой секции будут висеть наши фотографии. – Есения мило улыбнулась Коле и, обогнув его, отошла к ограждению.

Они снова остались наедине, не считая модели в паре метров от них, которая переминалась с ноги на ногу и ждала, когда съемка продолжится. Аня продолжала осматривать белые кеды и теребить ремешок, на котором держался фотоаппарат. Она молча молила, чтобы Николай не усложнял положение и просто прошел мимо. Однако Коля, как назло, застыл на месте и начал разглядывать ее.

– Так мы все на сегодня или нет? – раздраженно спросила модель, поправляя бусы на шее. – Мое время скоро закончится. И я уже устала.

Когда Аня попыталась взять фотоаппарат, чтобы продолжить съемку, у нее затряслись руки. Появление Николая сбило ее с толку, спутало мысли. Вконец потеряв самообладание, Аня отпустила модель – в таком состоянии она не могла сосредоточиться.

– Просто молодой человек? Случайный прохожий? – спросил Коля, когда модель направилась в сторону Есении. Его серьезный тон вызвал дрожь в ее теле.

От вопросов у Ани пересохло в горле. Она не хотела отвечать. Есения как нельзя кстати подоспела на помощь, подозвав Аню.

– Мне пора, – бросила та, оставив Николая без ответа.

Без оглядки шагая к Есении, Аня ощущала, как кожа спины сгорает. Не от солнца, которое в такой час становится особенно палящим. А от взгляда Николая, которого явно задели ее слова. Случайный прохожий – это не про него. Они оба знали об этом.

* * *

Вернувшись в издательство с обещанными синнабонами, Аня не спешила отдавать их своему спасителю. Бросив вещи в кабинете, помчалась в туалет. Она сгорала от нахлынувших чувств и нуждалась в холодной воде. Наивно полагала, что таким образом сможет справиться с разразившимся пожаром, от которого пылали не только внутренности, но даже кожа. На немыслимой скорости она неслась по коридору, минуя коллег, и, спрятавшись от недоуменных и любопытных взоров в туалете, прикрыла за собой дверь.

Убедившись, что рядом никого нет, Аня выкрутила кран на полную мощность и окатила лицо ледяной водой. Она делала это снова и снова, но безрезультатно. Кожа все не охлаждалась. Наоборот, горела, словно охваченная лихорадкой. Упершись руками в края умывальника, она подняла глаза и взглянула в зеркало. На нее смотрела сбитая с толку девушка с потекшей тушью и разводами от тонального крема. Девушка, которой разбили сердце шесть месяцев назад.

Национальный аэропорт Минска кишел людьми. Вопреки тому, что за окном еще не рассвело, они бодрствовали перед предстоящим рейсом. Ожидающие регистрации на рейс, встречающие, которые патрулировали коридор и высматривали знакомые лица, – Ане не было до них никакого дела. Окаменев, она мертвой хваткой вцепилась в ручку красного чемодана на колесах и выпрямившись сидела на черном стуле. Пустой взгляд был направлен на табло.

Регистрация на рейс Минск – Москва была назначена на 5:40 утра. Ане не терпелось как можно быстрее оказаться на борту самолета. Полет – как парение птицы: только высоко в небе ощущаешь свободу и ценность перемен. Она желала освободиться от плена собственных чувств и мыслей и возлагала большие надежды на стажировку в Москве. В конце концов, даже если ее не оставят работать в издательстве, за плечами будет колоссальный опыт, а заодно и время, которое многие почему-то считают лекарством.

– Уважаемые пассажиры, объявляется регистрация на рейс B2954 Минск – Москва, – прозвучало из динамиков.

Люди встрепенулись и направились к стойке регистрации. Звуки колесиков, соприкасающихся с плиткой, привели Аню в чувство. Она посмотрела на паспорт в руках, а затем на Федю, который привез ее в аэропорт.

– Тебе пора. Позвони, как приземлишься, – сказал Любимов, приобняв ее за плечи. Отстранившись, он спросил: – Ты почему не встаешь?

Аня промолчала, однако по ее взгляду, полному ложной надежды, Федя осознал, почему она не торопится.

– Думаешь, Литвинов приедет и остановит тебя? – Вопрос, словно болезненный укол, вонзился в ее кожу.

– Я…

Федя обхватил ее лицо руками и пристально смотрел в глаза, надеясь найти хоть каплю разума. Но они были полны безнадежного отчаяния из-за несчастной любви. Тоска и горечь отражались в этом стеклянном взгляде, как бы он ни пытался убедить, что Литвинов не стоит ее слез.

– Послушай, я понимаю, что для тебя ваша любовь – целая Вселенная. Но как бы тяжело ни было, ты должна принять тот факт, что он отказался от тебя. Он не придет сюда и не будет пробиваться сквозь охрану, чтобы ворваться в коридор, по которому ты идешь. Так бывает только в мелодрамах.

Аня расплакалась и прижалась к другу. Сбивчиво, сквозь всхлипы, она произнесла:

– Я… п-понимаю, ч-что в-все закончилось… Но мое с-сердце по-прежнему рвется к н-нему… Возможно, м-мне просто стоило немного подождать…

– Нет, Аня! Очнись. Сколько ты будешь ждать? Ретроградная амнезия – штука серьезная. Врачи не называли срока, за который он поправится. Его выздоровление – это неопределенность. Разве ты готова отказаться от мечты ради неизвестности? Готова с головой нырнуть в этот омут и терзать себя? – Федя утер ладонью ее слезы, поцеловав в макушку. – Аня Костенко, которую я знаю, не унижалась бы так перед парнем и не ставила бы свою карьеру под угрозу.

– Да… Наверное, ты прав, – заявила Аня и резко встала, схватившись на ручку чемодана. Ее голос был полон решимости.

– Обещай, что не будешь плакать по нему и что начнешь там жизнь с чистого листа.

– Обещаю.

Аня вышла из оцепенения, когда дверь приоткрылась. Хлеставшая из крана вода вышла за края раковины, оставив мокрые лужицы на столешнице. Заметив изумленный взор коллеги, Костенко повернула вентиль и оторвала несколько бумажных полотенец, чтобы убрать черные разводы под глазами. Поправив макияж, вытерла воду возле раковины и как ни в чем не бывало ушла в кабинет. Ей срочно нужно было позвонить.

Едва телефон оказался в руках, Аня набрала номер Феди. Раз Литвинов гулял по набережной в это время, значит, тренировки сейчас нет. Сделав такой вывод, она подошла к столу и устремила взгляд на здания за окном. Ей необходимо было сконцентрироваться на одной точке, чтобы мысли не рассеивались: в противном случае не получится внятно вести беседу.

– Почему ты мне ничего не сказал? – едва гудки прекратились, спросила Аня.

– О чем ты? – Такой выпад привел Федю в ступор. – И где приветствие?

Положение, в котором оказалась Аня, было катастрофическим, потому ей было не до приветствий.

– О том, что ваша команда прилетит в Москву на пару дней раньше.

– Но мы по-прежнему в Минске. Не понимаю твоих претензий.

– Но как… – печально сказала Аня и присела в кресло. – А он… Если вы там, то он… Как он тут… Почему он тут… Что же это получается…

Лицо Ани побледнело. Глаза блуждали по клавиатуре открытого ноутбука.

– Так, сделай глубокий вдох и медленный выдох. А потом поясни, что случилось. Я ничего не понимаю.

Аня набрала в легкие воздуха и плавно выдохнула.

– Я видела его сегодня…

Непродолжительная пауза повисла между ними, за ней последовал вопрос:

– Литвинова?

Аня кивнула, и только потом до нее дошло, что Федя не увидит ее жеста. Однако тот понял без слов, сочтя молчание за согласие.

– Так вот почему его не было на тренировке… Звягинцев не сказал ни слова насчет его отсутствия. Хотя, я думаю, был в курсе. Что ему было нужно?

Она понятия не имела, по какой причине Николай объявился в Москве раньше команды. Хотя какой смысл об этом думать? Ворошить их прошлое – все равно что прикладывать раскаленную кочергу к обожженному участку кожи: так же больно.

– Вы не должны были пересечься.

– Федя, я не знаю. Я просто работала. Мы с Есенией делали последние кадры для выставки. И тут я споткнулась… и оказалась в его объятиях. Я понятия не имею, как это вышло.

– Ты что-то почувствовала в этот момент?

– Я… я… – она запнулась. – Он так смотрел на меня… Как раньше…

Сквозь динамики мобильника раздался скрежет зубов.

– Он погубит тебя. Только не снова. Прошу.

Аня поднесла ладонь ко лбу, вытирая испарину. Она не могла понять: то ли в кабинете было душно из-за погоды, то ли из-за беседы с Федей ее обдавало жаром.

– Я оттолкнула его и сделала вид, что мы не знакомы. Это так неправильно.

– Ты поступила правильно, – сказал он так, будто гордился ею.

– Думаешь? – Аня закусила губу в сомнении. – Мне кажется, я задела его…

– Он не думал о твоих чувствах, когда прогонял тебя. Вот и ты прекрати беспокоиться о нем. Ты мне обещала.

– Да, но… – Она подняла глаза и осознала, что ее застигли врасплох. Перед ней, склонившись над столом, стоял Даниил. – Прости, мне нужно работать. Я отключаюсь.

Медленно отнимая телефон от уха, Аня ошеломленно смотрела на Саковича, который уже взял салфетку и вскрыл коробку с синнабонами. Мысленно она била себя ладонью по лбу за глупость. Как же о таком можно было говорить в офисе, да еще в разгар рабочего дня? Если бы она совладала с эмоциями, то дотерпела бы до вечера и в разговоре не было бы третьего лишнего.

– И давно ты здесь? – поинтересовалась Аня.

Даниил жевал булочку, пачкаясь сливочным соусом, и спокойно ответил:

– Ну, минут семь.

– Многое успел услышать?

– Не думаю, что ты хочешь это знать.

– Хочу. Поэтому и спрашиваю.

– Ты боишься, что я мог плохо подумать о тебе? Если так, то тебе нечего беспокоиться. Прошу прощения, что подслушал твой разговор. – Даня вытер пальцы салфеткой. – Если хочешь знать мое мнение, то ты поступила так, как чувствовала. Поэтому не осуждай себя.

– Спасибо, – тихо сказала Аня, накрыв ладонь Дани рукой.