Вдавившись в жадную мокрую мягкость, я торможу себя, несколько секунд пережидая и смакуя это адски кайфовое ощущение первого вторжения в женщину. Войти, ворваться, получить наконец вожделенное, вот этот краткий момент “ты-уже-в-ней” –  это особый сорт удовольствия. Новый вид предвкушения. Когда знаешь, что уже получил и впереди еще лучше, но медлишь, не желая отнимать у себя ни единого нюанса.

Над головой трещат цикады. А может, это просто трещит у меня в башке от лавины полузабытых ощущений: адреналина, дикой похоти, сдерживаемого желания вколотиться как можно яростнее в это податливое женское тело, что не сопротивляется, а, похоже, хочет того же, что и я.

Она точно проститутка?

Будто услышав мои мысли, она еще шире расставляет ноги, чудом не ломающиеся на высоченных каблуках, и хватается руками за собственные ягодицы, раздвигая их и демонстрируя мне еще одну тугую, красивую дырочку. И протяжно стонет "ну же!". Точно стремясь добить меня так, чтобы уже наверняка.

Охереть. И все это лишь за сто евро? Мда, кто-то явно слишком поспешно и небрежно изучил столь специфический рынок услуг. Промахнулась ты с расценками, бабочка-обманщица.

Отступаю, не отрывая взгляда от блестящей от соков розовой плоти, из которой, весь мокрый и обцелованный ее тугими внутренними стеночками, появляется мой член. Почти выскользнув, толкаюсь обратно. Резко, до пошлого шлепка кожа о кожу. До ее благодарного "да-а-а!". До новой волны темноты в башке от тесного алчного облизывая сверхчувствительной головки и пульсирующего, как под шарашащим по нервам током, ствола. А вот и нет, сучка сладкая. Недостаточно. Загребаю пятерней ее волосы, мягкий шелк, чье ласковое скольжение между пальцами не удается игнорировать даже сейчас. Сжимаю, позволяя и этой капле наслаждения влиться в общую песню, натягиваю не жалея. Она стонет протяжно, совсем уже по-животному, прогибается до предела, чуть не ломаясь в талии. А я, дав себе лишь мгновенье полюбоваться видом, резко подаюсь назад и врезаюсь в нее уже жестоко. По самый корень. И срываюсь. Зверею окончательно. Врываюсь в нее в диком темпе, рыча пошлую ересь. Молочу бедрами, как одержимый, рывками натягивая ее на себя с такой силой, будто собираюсь пропахать надвое. И все мало-мало. И мне и ей. Жадная, безумная и хрипящая, как и я, эта хищная бабочка требует больше. Сильнее. Еще. Еще. Все.

В голове плывет от полуденной жары, сухого, раскаленного воздуха и влажных звуков ритмично шлепающих друг о друга тел. По лицу, наверняка красному, как у вареного рака, градом льется пот, капая на изящную женскую спину.

Слишком она ухоженная для проститутки. Слишком… холеная. И слишком… жадная до секса.

И не надо меня дурить.

Я ни за что не поверю, что пропускающие через себя десятки мужских тел каждый день девушки ТАК кончают.

Она вытягивается в моих руках звенящей гитарной струной, накрученной на колок так туго, что вот-вот рванет и порежет в кровь пальцы неосторожному музыканту. Ее трясет как в лихорадке, а пышная грудь ходит ходуном под мнущими ее мужскими пальцами. И эта дрожь перекидывается и на меня. Жесткие доящие тиски в ее теле досуха выжимают меня, скрипящего зубами в усилиях не сотрясти округу финальным рыком. Тщательно, требуя все до капли, без поблажек. Меня колбасит так, что чуть колени не перешибает. Спазмы от промежности до мозга бьют раз за разом, сотрясая все тело. Плещутся никак не могущими угомониться волнами внутри, чуть не разрывая меня в клочья.

Охереть можно. Такое чувство, что еще на одно деление в кайфомерте выше – и уже насмерть.

Она откидывает голову на мое плечо, и я вижу и прилипшие к потной коже влажные завитки, и бисеринки сладко-соленой влаги над искусанными губами, и дрожащие от утихающих спазмов ее удовольствия ресницы.

Горячая девочка. Огненная. Такой за раз не наешься. Одним разом только аппетит разжечь.

– Не передумала ехать на другой конец острова со мной, крошка? – бормочу я, и не выходит сдержать разочарованного вздоха, когда мой обмякший боец выскальзывает из влажного жара, стоит ей поерзать.

– Хм, пожалуй, не откажусь от второй сотенки, кабальеро, – мурлычет она сипловато. Она-то криков и не думала сдерживать. Что, бабочка-обманка, ничего так зашел тебе мой опт? Достаточно глубоко и качественно?

– Как тебя зовут? – я оправляю ее юбчонку и разворачиваю девушку лицом к себе.

– Как ты там меня назвал? Крошкой? Пусть так и остается. Пара сотен – не повод для обмена анкетными данными, – лукаво улыбается она и томно потягивается, дразня меня своими изгибами. – А попить у тебя есть?

– Вода в машине, – киваю я на авто, виднеющееся в десятке шагов. – Давай свой чертов гроб на колесиках.

Я подхватываю довольно увесистый чемодан и тащу его к багажнику. Хорошо, что воду я предусмотрительно засунул в бардачок, где она хоть немного охлаждается от исправно работающего в машине климат-контроля. Иначе это был бы кипяток.

Девица жадно хватает бутылку и пьет, проливая воду на себя. Поблескивающие, извилистые струйки обильно бегут от пухлых, нежно обхвативших горлышко бутылки губ вниз, по подбородку, дальше по ритмично двигающемуся изящному горлу и нахально ныряют под одежду.

Черт. Она это специально?

Намокшая блузочка становится почти прозрачной, облепляя грудь и отчетливо видные сквозь тонкую ткань съежившиеся соски.

Похоже, вторая соточка случится очень скоро. Тянущее сладкое ощущение в паху, где еще и не затухло с первого раза, и заметное потяжеление однозначно на это намекают.

Она плюхается на сидение рядом с водительским и тут же принимается расстегивать свои жуткие босоножки.

– Как ты умудряешься передвигаться на этих орудиях пытки? – недоверчиво качаю я головой, выруливая аккуратно на трассу.

– Скажи еще, что они тебя не заводят, кабальеро, – она вытягивает ножку и кладет ее на переднюю панель. Мда. Раскованная для НЕ проститутки. Но точно не шлюха. Зуб даю. Хотя явно отчаянная любительница самого процесса. Чисто за бабки вот так натурально кайфовать нельзя. Если она это умудрилась сыграть, то Оскар по такой шлюхе плакать горькими слезами должен.

– На таких только на пилоне в стрип-баре ногами махать. Не касаясь земли, –  ухмыляюсь я, косясь на стройные лодыжки.

– В самую точку попал, – легко соглашается она. Действительно стриптизерша? –  Знаток местных стрип-баров?

– Да не особо. Я здесь первый день вообще-то.

– О! Тогда тебе повезло, – оживляется она. – Как минимум дорогу на север проедешь со старожилом этих мест. Ты здесь вообще никогда не бывал?

– Первый раз, – повторяю я, гася легкую волну раздражения. Чем? Внезапно мелькнувшей мыслью о том, сколько же еще тут перебывало удачливых засранцев, чьим очень особым гидом она с такой же охотой подработала? Да не похрен ли!

– А какими судьбами? – она без спросу лезет в бардачок, что-то выискивая.

– Что ищешь? – хмурюсь я. Крошка, смотрю, теряться точно не привыкла. Как там? Везде себя как дома ведут проститутки и королевы. Угу, как-то так.

– Салфеток влажных нет?

– На заднем сидении большая упаковка.

Крошка отстегивается, ловко разворачивается на переднем сидении, потираясь задницей о мое плечо, и копается в завалах, кучей разбросанных на заднем сидении.

– Вообще-то ты виляешь голой задницей у меня под носом, – замечаю я, сцепив зубы и руки на руле. И обреченно констатируя, что у меня реально начинает течь слюна и сводить челюсти от того, как она там пахнет. Готовой быть снова жестко оттраханной самкой.

– Я не стеснительная, – фыркает она через плечо и потирается об меня уже явно нарочно. Одаривая, а точнее уж, поддразнивая еще одной порцией аромата-возбудина.

– Успел заметить. Всегда так ходишь?

– Когда настроение как сегодня. Нравится задница?

– Очень. – К чему лукавить, если попка и правду чудо как хороша.

– А что еще нравится? – она возвращается и снова пристегивается, отчего ремень безопасности туго натягивает так и не высохшую ткань, и грудь чуть не выпрыгивает из низкого выреза.

Сучка. Ну какая же сучка. А я кобелина самая натуральная, что послушно реагирует на каждую ее нехитрую приманку. Но опять же – похер, если это доставляет удовольствие.

– Губы. Очень… аппетитные.

– Хотел бы почувствовать их на своем члене? – откликается она ожидаемо, но это ни черта не значит, что на мне не срабатывает.

Как у нее получается говорить столь пошлые и вульгарные вещи так, что от них не воротит? Не просто не воротит, а заводит. Не подетски.

– Очень, – принимаю я правила игры.

– А хочешь… м-м-м… прямо сейчас?

– Si! – Это уже не только я, но и мигом подперший ширинку нижний отзывчивый дебил.

– Приготовь вторую сотенку, кабальеро. Это удовольствие идет по отдельному прейскуранту, – ухмыльнулась она, не скрывая цинизма, но с ним и… предвкушения? Так, словно отсосать мне ей не терпится едва ли не сильнее, чем мне очутиться как можно глубже в ее горле. Это от него, этого чуждого для настоящей профи предвкушения меня мигом так торкнуло, или оно почудилось, ведь и так уже как по голове ударенный от одной перспективы.

Черт с тобой, жадная стерва, и похер на то, что реально, а что мне только льстиво подсовывает распаленное воображение. Беру не глядя!

Я вытаскиваю из кармана рубашки еще одну банкноту и машу перед ее лицом. Моя крошка улыбается так светло и радостно, что в горле начинает першить. Я ни хрена не понимаю свои эмоции. Разве мне не должно быть противно от того, что странная дорожная “не шлюха” так предвкушающе ухмыляется легкому заработку? Заработку! Ничего сверх этого!

Она расстегивает ширинку и вдруг… облизывается. Как кошка, учуявшая миску со свежими сливками. Как гурман, зашедший в случайно приглянувшийся ресторан и уловивший запах любимого блюда из приоткрытой кухонной двери. Как алкоголик, которому долго никто не наливал и вдруг предложили пинту холодного пива в жаркий день. И все мои странные эмоции испаряются, оставляя голое вожделение. Такое же обнаженно острое, как и в первый раз на той обочине. Такое, будто первой разрядки и не было.

Не успокоившийся с предыдущего стремительного заезда преданный товарищ в познании всех граней низменных порывов бодро взбрыкивает, а девица тихо и радостно смеется ему, как давнему приятелю. И снова, сука, так искренне и смотрит с восхищением, что нечто лишает меня на мгновенье способности вдохнуть.

Она пробегается тонкими пальцами по подпрыгивающему и с готовностью пускающему в нетерпении слезу попрошайке, прослеживая рисунок все отчетливее проступающих вен. Как если бы любовалась. Доводя до предела моего терпения с непостижимой стремительностью. Берет быстро каменеющий ствол в руки, обхватывая с обстоятельностью полноправной хозяйки, и уверенно гоняет тонкую кожу по жесткому уже до боли основанию, вызывая безнадежное помутнение моего разума. Наклоняется и начинает что-то приговаривать по-испански, касаясь головки еще только обволакивающими выдохами, а моя нога невольно ищет точку опоры, выжимая  газ со всей дури.

– Эй, не гони, – мурлычет она дразняще, нисколько не отрезвляя, потому что сказанное у самого сейчас концентрированно чувствительного в моем теле места не доходит до сознания, только вибрация звуков, что прокатываются от паха повсюду, все только усугубляя. – Тут ограничение скоростного режима. Не думаю, что тебе улыбнется предстать перед дорожной полицией с моими губами, надетыми на твой член. Хотя… они тут наверняка и не такое видели.

Место для первого касания рта она выбирает убийственно точно. Кончик горячего языка скользит по уздечке, и я дергаюсь, простреленный кайфом насквозь. За ним  поцелуй-ожог, от которого я шиплю и матерюсь сквозь зубы, пауза, чтобы дать мне прочувствовать, насколько же жажду продолжения, и она убийственно медленно насаживается ртом. Убивает меня бесконечно неспешным погружением, пока головка не утыкается в жаркую тесноту горла. Снова пауза, и уже я рычу нечленараздельно, требуя от нее движения. Сучка, смерти моей точно хочет! Сглотнув напоследок, отчего меня мотнуло на сиденьи, она с пошлым хлюпаньем выпускает меня из адски сладкого плена, жадно хватает воздух и берется за процесс моего убийства наслаждением всерьез.

Вести машину, отслеживая дорожные знаки, немного отличающиеся от привычных, и при этом чувствовать ее язык, пробегающийся по всей доступной ей длине, ее мелкие, белоснежные зубки, периодически игриво цепляющие плоть, ее дыхание в паху – адреналин покруче самой высокой водной горки из их знаменитого аквапарка. Ей явно неудобно в такой позе, потому что она вошкается и ерзает на своем сидении. И в конце концов отстегивается и нажимает на кнопку, полностью откидывая сидение.

– Прости за перерывчик, кабальеро, но у меня нога затекла, – смущенно улыбается она и вновь тянется к ширинке.

Смущается. Шлюха. И задыхается, глядя на мой пах так, будто умирает от жажды. Будто хочет мой оргазм до смерти. Как я сейчас.

Я съезжаю совсем, потому что хватаю в кулак розовые волосы и подтягиваю ее губы к своим.

Она пахнет… просто чистым телом. Слегка солоноватым после наших недавних упражнений на свежем воздухе, чуть заметной мускусной кислинкой ее собственных соков и совсем незаметно свежескошенной травой.

– Кто ты? – требую я, отвлекаясь от дороги.

– Просто… крошка, – ускользает она, дурит меня, облизывая распухшие губы, затопляя остатки разума похотью. – Путешествую по острову автостопом.

– Поэтому без белья? – рычу во внезапном бешенстве, стискивая мягкий шелк сильнее. Бесит! Почему, бля?! – Чтобы не тратить время при оплате?

– Тебе какая разница, красавчик?

Действительно, какая мне нахрен разница?

– Соси, лягушка-путешественница, – грубо тыкаю я ее обратно к паху, где недовольный затянувшейся паузой член уже плачет мутной слезой.

И получаю кару-вознаграждение за свою грубость. Она сосет, о да, как же она сосет. Жадно, мокро, грязно. Принимая меня так глубоко, как только возможно в таком положении. Обволакивая горячей теснотой горла, цепляя зубами ровно так, чтобы подкидывало от почти боли и тут же заглаживая, зализывая эту вину, за которую наверняка не испытывает ни грамма стыда. Выпускает совсем, дразня лишь кончиком языка, коварно и бесшабашно пьяно глядя мне в глаза, провоцируя снова стиснуть пшенично розовые пряди и грубо насадить на член, испытывая ее способность принять. И подчиняется этой грубости тоже охотно, крышу снося этой алчной покорностью. Стонет с моим членом в горле, и от вибрации меня колбасит так, что вовсе зверею. Мне нужно уже кончить так, что чуть заживо до пепла не сгораю. И вот оно, маячит край, уже почти переваливаюсь за грань, но хочу еще. Еще чего-то.

Наверное, я все же превышаю пару раз разрешенную скорость, потому что предусмотрительно активированный навигатор язвительным женским голосом намекает на потенциальные штрафы. Но контролировать себя нереально сложно, когда  в пояснице разгорается пламенный шар, от которого все волосы на теле встают дыбом, как у наглаженного шерстяной перчаткой кота, а хлюпающие звуки ввинчиваются в уши почище сверла от бормашины, заглушая рев двигателя и шум не пустеющей даже на время сиесты трассы. Мой предел наступает внезапно, как удар прилетевший в башку, когда она опять протяжно стонет, часто сглатывая вокруг моей головки, и мой одурманенный взгляд натыкается на ее руку между ее же ног.

– А-а-ар-р-р, сука-а-а, – я колочусь затылком о жесткий подголовник водительского сидения и с трудом удерживаю машину на полосе, выплескиваясь досуха. – Охр-р-ренеть, крошка.

– Как тебе мои губы? – спрашивает она, облизываясь, сквозь собственное тяжелое дыхание.

Ну что ж, вторая сотка отработана на пять с плюсом. С этим трудно поспорить. Так же трудно, как удерживать руль, скользящий в мокрых ладонях. Адская чертовка.

– Горячи, как сковородка для грешников, детка, – бормочу сипло и, сам не отдавая себе отчета, хватаю за запястье правой руки и прижимаю ее еще мокрые пальцы к лицу, жадно вдыхая аромат ее оргазма. Это ощущается как догнаться, добрать свою норму алкоголя, за которой и приходит полное желанное расслабление.

Она лишь усмехается и снова тянется к бутылке с водой.

Не знаю, что меня сподвигает на следующую фразу, но я ее произношу:

– Ты голодна? Не хочешь перекусить?

Она с изумлением смотрит на меня, словно не веря услышанному.

– Эм-м-м, пожалуй, да. Каким бы питательным не был мой белковый коктейль, но перекусить я бы не отказалась.

А я вдруг внезапно замечаю легкие темные круги под глазами – яркими, нереально пронзительно-голубыми, которые раньше были скрыты от меня дурацкими розовыми очками, а потом спутанными прядями тяжелых волос.

– Есть что предложить? Чтобы вкусно было. По-настоящему вкусно.

– И недорого, – бормочет она, просматривая свой телефон, становясь на несколько секунд совершенно другой. Кстати, аппарат у нее весьма навороченный, одна из последних моделей не самой дешевой марки.

Кто же ты такая, мое загадочное дорожное приключение?

– Есть одно местечко. Очень… – она так же быстро возвращается к прежней роли беспечной придорожной бабочки, щелкает пальцами в попытке подобрать правильное слово, – аутентичное, да. Только придется свернуть с основной трассы.

– Бешеной собаке сто верст не крюк, – пожимаю я плечами и киваю на ее телефон. – Командуй.

Через пятнадцать минут мы сворачиваем с шоссе, и еще минут десять я плутаю по узким улочкам небольшого курортного городишки. Собственно, на Тенерифе все городишки курортные. Здесь круглый год то ли конец весны, то ли начало лета, и круглый год туристы как минимум со всей Европы, и круглый год теплый океан и волны, на которых катают умелые и не очень серферы, кайтеры и виндсерферы. Нереально красивая сказка. Нереально красивые пейзажи, в которых марсианские красные пустыни перемежаются с тропическими лесами. И нереально горячие девушки. Если тут все такие, что попавшаяся мне попутчица неопределенного рода занятий. Не шлюха. Не проститутка. Скорее, чья-то неверная жена, вырвавшаяся на недельку-другую, чтобы уйти в отрыв, найти веселых приключений на свою хорошенькую задницу и через какое-то время снова вернуться к скучной и унылой жизни послушной домохозяйки и примерной матери троих детей.

Что-то я… кхм… не туда мыслями зарулил. Не надо сейчас о жене.

Повинуясь ее указанию, я паркуюсь впритык к стене неказистого домика с закрытыми ставнями.

– Здесь жарят самую вкусную на всем острове рыбу. И подают с гарниром, который они называют «папа буэна» – а это всего-навсего молодой картофель. Только у них тут это считается чем-то вроде национального блюда. И стоит по местным меркам недешево. Но только по местным. Поверь, оно того стоит.

Она собирается выскочить из машины, но я хватаю ее за руку.

– Так и будешь сверкать своими прелестями на всеобщее обозрение?

С какого хрена в моем голосе вдруг звучат собственнические нотки? Кто я ей, чтобы делать замечание за то, чем сам недавно с удовольствием воспользовался?

– Ну, я же рядом с тобой, – склоняет она голову и лукаво прищуривается. – Или собираешься оставить меня здесь? В первом случае мне не страшно, ведь ты такой сильный и грозный, – засранка улыбается и проводит пальцем по моей руке, держащей ее за предплечье. – А во втором… – она стряхивает мои тиски, после которых на ее нежной коже какое-то время видны следы, – во втором случае зачем их надевать, если все равно снимать придется?

– Я с тобой еще не закончил, – оскаливаюсь я и даже слегка клацаю зубами. – И после обеда ты поедешь со мной. Дальше на север.