Мне кажется, что внутри меня взрывается Вселенная, но я не в силах пошевелиться.
Губы Макса теплые, очень настойчивые и на вкус как фруктовая жвачка. А я даже не знаю, как целоваться. Поэтому, когда Макс мягко углубляет поцелуй, я лишь послушно подстраиваюсь, пропуская его язык к своему. И все мои нервные окончания пронизывает ток. Я не целую Макса. Даже не двигаю губами. Он целует меня. Уверенно и напористо.
Это так странно и так ярко, что я сама не понимаю, как издаю тихий беспомощный стон. В ответ ладони Макса сильнее сжимаются и на моей талии, и на затылке. А под моим ладонями бешено барабанит его сердце. Демонстративное покашливание Смирнова становится для нас как удар плетью. Мы отшатываемся друг от друга. Зрачки Макса расширены. Мои губы пылают. Щеки горят. И ноги ватные настолько, что хочется прямо здесь и сейчас опуститься на пол. Если бы не рука Макса, все еще придерживающая меня за талию, я бы рухнула. Кадык Ольховского дергается, а уже через секунду растерянность на лице Макса исчезает, сменяясь самоуверенной ухмылкой.