Глава 6.

Васятка остановился, сердце испуганно стукнуло. Лицо незнакомца было скрыто балахоном и было в этом что-то зловещее, Васятка чуть попятился, да куда тут бежать? Позади гряда стеной стоит…

– Дяденька, ты кто? – спросил Васятка, пытаясь разглядеть лицо стоявшего у большого валуна человека.

– Покажи мне то место, куда ты сейчас ходил! – проговорил человек каким-то странным, каркающим голосом.

– Никуда я не ходил, – растерялся Васятка и невольно пощупал добытые корешки за пазухой, – Пусти меня, дяденька, мне надо домой вертаться, бабушка ждёт.

– Я сказал, покажи мне вход! – рявкнул человек в балахоне и двинулся на мальчика, – Ежели жить хочешь, покажи!

– Уйди! – крикнул Васятка и отступил назад, обернувшись и чуть не упав на камни, когда под ногу ему попался острый булыжник.

Если этому так надо узнать про вход, мелькнула в голове Васятки мысль, значит нельзя ему показывать то место, где растёт тот самый «царь-корень», как его сам Васятка назвал. Да и как же так получается – ежели этот в балахоне стоит там, у валуна давно, то он должен был видеть, как Васятка выбрался из плотного кустарника.

Бежать обратно нельзя, этот проберётся за ним, решил Васятка и лихорадочно огляделся, тут он приметил едва заметную тропку, ведущую наверх, на гряду, и кинулся туда. Тропка была узкая, неровная и Васятка скользил ногами по поросшим мхом влажным камням, хватался руками за чахлые кустики, кое-как примостившиеся в расщелинах скалы.

Мальчик взбирался по траве и не оборачивался, он и так чуял, как пыхтит позади его преследователь. Нужно спешить, стучало в голове, и Васятка лез шибче, обдирая руки об острые камни.

Тропинка уходила вверх, а склон становился всё круче, лезть было труднее, но Васятка почуял – тот, сзади, отстаёт, дышит хрипло и всё тяжелее, тогда мальчик рванул вперёд изо всех сил. Его преследователь зарычал, понимая, что добыча от него ускользает, но Васятка уже ступил на плоскую вершину каменной гряды. И тут он понял свою оплошность – деваться отсюда ему было некуда. Он огляделся, другого пути вниз, кроме того, где сейчас пыхтел его преследователь, нет…

Васятка кинулся к противоположнному краю узкой скалы, но там была отвесная стена. Что ж… хриплое дыхание человека в балахоне слышалось уже совсем близко, тогда Васятка достал тесак и огляделся.

По плоской, похожей на блюдо вершине гряды были разбросаны большие валуны, и мальчик приметил, что они образуют круг, он вошёл в него и встал посередине, спиной к самым высоким камням, в руке Васятка сжал старый отцовский тесак.

Тот, что гнался за ним, тяжело дыша и хрипло ругаясь наконец добрался до вершины. Он откинул полы своего балахона и достал из-за широкого пояса нож.

Меж тем небо над грядой хмурилось, странные фиолетово-сизые облака сгрудились над вершиной, небо грозно ворчало. Было похоже, что вот-вот начнётся гроза, чего Васятка на своём веку никогда не видывал – в этих краях гроза осенью за прожитые Васяткой годы ни разу не случалась.

– Покажи мне ход, и я оставлю тебе жизнь! – хрипло проговорил человек в балахоне, лицо его, скрытое тенью, словно было каким-то мутным, – Почто тебе умирать за такой пустяк! Просто покажи мне, как туда пройти! Открой ход и ступай к своей бабушке! А нет – тогда не жить вам обоим, так и знай!

– Я не знаю никакого хода! – крикнул Васятка, – Уходи!

– Я видел, как ты появился из скалы! Я шарил там, гладкий камень только увидал! А ты там был, я видел! Открой мне ход и уходи к своей бабке! Или умрёшь тут!

Васятка молча смотрел на человека и его нож, понимая, что убежать он не сможет. Но и сказать то, что от него требует этот человек, он не мог. Чуял это нутром!

– Ну? – рыкнул человек, – Иди ко мне, спустимся обратно, и ты мне всё покажешь! Ты не думай, парень, я не за просто так! Я тебе денег дам, много денег!

– Нет, – Василёк насупился и вдруг почуял за спиной своей тепло, словно лежащие в заплечном мешке корни грели его и давали силы, а камни вокруг него сгрудились, защищали.

– Ну, тогда умри! – крикнул незнакомец и ринулся на мальчишку.

Гул прошёлся над грядой, словно бы кто-то ударил в огромный бубен. Человек, кинувшийся на Васятку, отлетел в сторону, будто ударившись о невидимую преграду, окружившую мальчика. Васятка даже увидел, как вибрирует перед ним воздух.

Человек встал, потирая бок, он сильно ударился о камень и теперь в недоумении глядел на Васятку. Потом подошёл к окружавшим мальчика валунам и потрогал пространство между ними. Рука его наткнулась на невидимое глазу препятствие.

Васятка от удивления рот открыл и выронил из рук тесак. Человек не мог подойти к нему, не мог даже ступить внутрь этого круга, а тот сам это понял и бесновался от злости, бил руками по камням. Устав, он сел на землю и стал злобно смотреть на мальчишку, видимо раздумывая, как его достать.

А Васятка, посидев немного, достал из мешка хлеб, развязал узелок с солью и решил подкрепиться, запивая вкусной водой, набранной в потаённой лощине. Он ел хлеб и смотрел, как скалится тот, кто истово желал ему смерти, и раздумывал теперь, как же к Васильку подобраться.

Собрав все крошки с тряпицы, в которую был обёрнут вкусный бабушкин хлебец, Васятка и сам призадумался, как ему отсюда выбираться? Бабушка его ждёт, и ежели он к вечеру не объявится, как она будет?

А тот, который в балахоне, видать чего-то придумал. Он поднялся, достал из-под балахона какой-то небольшой мешочек. Василёк подошёл поближе, чтобы посмотреть, чего ему ждать хоть, какой беды.

Незнакомец развязал мешочек и высыпал на плоский валун костяные кругляши, на которых были начертаны какие-то знаки. Человек глянул на Васятку, из-под балахона зло сверкнули глаза, он оскалился и стал что-то шептать над кругляшами. Они сами собой задвигались на камне, Васятка почуял, как порыв ветра прошёлся по вершине гряды.

Мальчик посмотрел в небо и обомлел – там собирались чёрные, страшные тучи, сгущались и накрывали землю мраком, так бывает перед сильной грозой. Но сейчас, гроза? Как же это возможно? Васятка понимал, это всё он, этот человек, по его злой воле прошёлся по гряде грозовой рокот, Васятке в лицо кинуло сухой травы от порыва ветра… И тут он понял, какая опасность ему грозит!

Мальчик кинулся к валунам, те ещё источали тепло, он огляделся и выбрал два камня, которые стояли очень близко друг к другу. Сперва Васятка приладил меж них свой мешок с драгоценными корешками, за него он сильно переживал, протиснулся рядом, охватив руками тёплый валун, прижался к нему сам и своим телом придавил мешок.

А этот, в балахоне, бесновался, ходил кругами, вздымал руки к грозовому небу, и словно под его чарами налетел вихрь, гром гремел так, что казалось будто скалы трещат. Дождь хлынул широкой рекой, и Васятка крепче ухватился за валун, опасаясь, что сейчас его и вовсе смоет с гряды.

Стихия бушевала, повинуясь чьей-то злой воле, Васятка уже еле дышал от усталости, из последних сил цепляясь за кусточки травы возле валунов. Он прижимал собой к земле мешок и бормотал молитву, но чуял, что силы скоро покинут его, и тогда… Этот, в намокшем страшном балахоне доберётся до него!

И тут чёрное небо над Васяткой разверзлось молниями. Они сверкали так, что всё кругом освещалось синим, мертвенным светом, Васятка закричал от страха, когда одна ударила совсем рядом с ним. Мальчик понял – это конец, и тут же что-то вспыхнуло прямо у него в голове, нутро ожгло огнём, и Васятка упал, из последних сил обхватив валун и прижавши к нему свой мешок. Мир для него пропал во тьме…

Глава 7.

Открыв глаза, Василёк увидел, что нет никакой грозы, и всё вокруг залил солнечный свет. Голове было мягко, а телу тепло, Василёк зажмурился от солнца и снова открыл глаза. Над ним склонилось улыбающееся лицо матушки… Она гладила его по волосам, голова мальчика лежала у неё на коленях.

– Матушка! – обрадовался Василёк, – Матушка!

Мальчик поднял руки и обнял её, прижался и закрыл глаза, опасаясь, что вот сейчас это чу́дное виденье исчезнет. Солнце заливало гряду, они сидели на полянке, окружённые валунами, которые спасли сегодня Васятку. Только… вот спасли ли?

– Матушка! Что же, я никак помер? – спросил Васятка, и прижал к лицу матушкину ладонь, – Коли так, дак это и хорошо, я истосковался по тебе! Только вот… бабушка Устинья загорюет по мне… жалко её, хворая она…

– Рано тебе помирать, Василёк, – ласково сказала матушка и поцеловала его в лоб, – Сколько ещё тебе сделать надобно, сколь пути одолеть! Ничего не страшись, сынок, Бог с тобою, и мои молитвы!

– Так значит, это я сплю, – с огорчением проговорил мальчик, да что, и в самом деле всё похоже на сон, вот и рубаха у него была сухая, когда на самом деле он промок до нитки, – Матушка, побудь тогда побольше! Устал я, шибко устал, и этого боюсь, который в балахоне. Как мне выбраться отсюда? Эти камни меня защитили, да он грозу призвал, страшную, от которой нет защиты.

– Это не камни тебя защитили, а сам ты себе стену незримую от него выстроил, – сказала матушка, приглаживая Васяткины волосы, – Силу ты взял такую, какой никто в роду нашем не имал! Сила великая, да сам ты покуда мал, да есть рядом с тобою ангелы, научат тебя, как добро защитить и силу эту во благо пользовать. Ты их слушай! А что зло тебя страшится, так потому оно и пришло сюда, где корень заповедный растёт, надеясь сгубить тебя. Да не выйдет ничего, не бойся. Корень во благо пойдёт, как я тебя научила, а скоро и сам ты изведаешь, сам всё увидишь, где сила твоя нужна.

– Матушка, а ты приходи ко мне чаще, – попросил Васятка, на глаза навернулись слёзы, – Шибко я скучаю, душа так болит, что наружу просится.

– Как позовёшь меня по надобности, так и приду. Да только ты о мне не тоскуй, а то и мне тут тяжко, тоска твоя камнем на сердце ложится. Как пойдёшь обратно, зеркальце моё с собой прихвати, в него всё тебе будет видать – и добро покажется, и зло.

– Какое зеркальце? – только и успел спросить Васятка, а тут же залилась вершина гряды светом, словно рекой солнечной затопило, и пропало тут же всё виденье Васяткино, от которого душа согрелась.

Васятка огляделся. Гроза сгинула, рассыпались по небу чёрные тучи, мокрая после дождя трава меж валунов блестела от капель воды. Тут и там на траве и земле, на камнях видел Васятка чёрные опалины от молний, они были глубокие, обугленные, словно раны. Тот, в балахоне, лежал по-за камнями, опрокинувшись навзничь.

Васятка вскочил на ноги, подобрал свой мешок и подивился – и его рубаха, и старый отцов мешок, всё было сухим, тёплым. А рядом, прямо на том месте, где только что лежал сам Васятка, он увидел небольшое зеркальце. Сперва он подумал, что это молния попала в камень и оплавила его, но взяв зеркальце в руки, понял – оно серебряное. Может и оплавился от молнии самородок какой, да только откуда же по краю диковинный узор, веточки да листочки, тонкая работа…

Нет, не оплавок это от молнии, заповедное то зеркальце, как матушка сказала! Подхватился Васятка, зеркальце матушкино обернул тряпицей, в которой бабушка Устинья ему хлеб дала, сунул за пазуху поглубже, мешок на спину поскорее приладил. Спешить надобно, покуда этот, чёрный, не очухался да снова не принялся творить зло!

А тот лежал, словно бездыханный, балахон его намок и покрыл его вовсе, ни лица, ни рук не видать. Васятка припомнил, матушка сказала –сам он себя оградить может, а раз так…

Вскинул руки Васятка, в небо глянул, словно позвал кого, откуда что бралось, он и не ведал, а только слова сами с губ полетели, словно белые птахи:

– Охраните, оберегите, стеной нерушимой меня оградите! До дома родного доведите! Черного зла не знаю, силы чёрной к себе не допускаю!

Огляделся Васятка, поклонился до земли, благодарность воздал всем и вся, кто был здесь и помог ему от зла ухорониться. Без страха шагнул он за валуны, туда, где лежал незнакомец в балахоне.

Васятка ужо до начала тропы дошёл, которая вниз вела, и хотел было начать спускаться с гряды, туда, к подлеску, когда тот, кто хотел его погибели, зашевелился.

Васятка остановился и смотрел, как заметался среди камней мокрый грязный балахон. Этот искал его, шарил руками вокруг камней и не находил. Рычал, плевался и сходил злобными ругательствами, но всё тщетно. Тогда человек выбежал к тропе, и стоя в пяти локтях от мальчика, не мог его углядеть, закричал:

– Где ты?! Покажись! Не бойся, я не обижу! Я тебе золота дам, вот…, – из рваных рукавов балахона посыпались монеты, заскакали по камням, забивались в расщелины.

Васятка покачал головой и порадовался, правду матушка сказала – не видит его этот, кто бы он ни был. Не слушая криков этого в балахоне, мальчик стал осторожно спускаться по скользкой мокрой тропе, стараясь не обваливать камни и не шуметь. Словно помогая ему зашумел ветер, засвистал меж камней странными звуками, загудел. Заговорили с ветром и вершины елей, там, в лесу, заскрипели стволы, и под эти звуки Васятка добрался до подлеска.

Вот тот валун большой, возле которого он и встретил этого незнакомца, но в этот раз на счастье мальчика там никого не было. Кинулся Васятка бежать по тропе, и дивился, что здесь сухо всё было – лес стоял в ожидании осенних ливней, мягко шурша облетала листва с берёз, редких среди елей, и с багрового осинового подлеска. Не было здесь никакой грозы, не метались страшные молнии, не плавили всё, что попало им на пути…

Бежал Васятка, ног под собой не чуя, мешок болтался на спине, а рукой он бережно придерживался за грудь, там за пазухой, в тряпице, таилось заветное зеркальце.

Вечер ложился на село, нагоняя серое небо от горизонта, холодом тянуло от каменной гряды, и Васятка зябко поёжился. Вон уже видны оконца в домах, мерцающие тусклыми огоньками.

Вот и родная Васяткина изба, которая стояла у самой околицы, на крюке над крыльцом висел масляный фонарь, видать бабушка Устинья повесила, ждала парнишку. Васятка шибче припустил с пригорка, припозднился он, раньше обещался вернуться, а уж стемнело.

– Бабушка, – позвал Васятка, взбежав на крыльцо и отворив дверь, – Это я, я дома!

Устинья стояла на коленях перед образами и истово молилась. Тусклый огонёк лампадки мерцал в сумерках, тени прыгали по стенам, и казалось, что лики святых оживают, смотрят на людей.