Глава 2

Скривившись, Истэк еще некоторое время смотрел вслед извивающейся в руках Кезро девчонке, но вскоре нехотя вернулся к столу. Срывающийся от непрекращающихся криков голос лесной дикарки раздавался всё дальше, и от этих звуков в глазах Истэка то и дело с новой силой вспыхивало какое-то нездоровое желание. Несколько мгновенй я не сводил с него пристального взгляда и только потом повернулся к Фабиану. Тот без слов понял меня, кивнул.

– Что ж, – прокашлявшись, невозмутимо начал Тун – вождь клана Кезро. – Произошло небольшое… недоразумение, не обращайте внимания.

– Что вам сделала эта девушка? – спокойно, насколько мог, спросил я.

– Выжила, разумеется, – хмыкнул Тун. – Она всего лишь необходимая для завершения одного дела деталь.

Я слегка прищурился.

– Вы сожгли её деревню.

– Да, – легко согласился вождь, пожимая плечами. – И потому представь, как неприятно нам было осознать, что единственным выжившим оказалась какая-то девчонка, которая сумела не только потрепать нервы моим воинам, но еще и бесследно исчезнуть.

– С трудом получается проникнуться вашей проблемой, – мой голос все же заполнили холодные нотки.

– Николас, – прошипел отец.

– Что с ней будет? – я проигнорировал его предупреждение и задал следующий вопрос.

– Это решит мой сын.

Челюсть моя непроизвольно сжалась от тщательно сдерживаемой злости, когда я обратил внимание на оторвавшегося от своих наблюдений Истэка. Меня всё ещё интересовала судьба странной лесной дикарки.

– Зачем тебе это знать? – тут же осклабился он. – Девчонка будет в полном моем распоряжении. Что захочу, то и сделаю с ней. И начну с порки. Пусть ответит за своё поведение.

– По-твоему она должна была целовать вам ноги за все, что вы сделали с ее кланом? – спросил я. Мой голос едва заметно вибрировал. Один взгляд на это ничтожество пробуждал внутри жгучую ненависть.

– Хватит, Николас. Это не наше дело, – уже настойчиво и громко потребовал отец. Я не посмел перечить ему при всех и замолчал. Истэк с гаденькой ухмылкой торжествующе откинулся на спину. Мои руки сжались в кулаки под столом, а кожу на костяшках закололо. Ужасно захотелось разукрасить довольную рожу этого урода. Однако мое лицо по-прежнему было непроницаемым, и я видел, это бесило его.

– Прошу прощения. Мне нужно отойти, – произнёс слева Фабиан. Кивнул сидящим с другой стороны стола и спокойно вышел из шатра. Я намеренно не взглянул на друга.

– Как охота, Николас? Вы оба наверняка проголодались. Так же, как и все мы, – вождь подал кому-то знак и с деланым интересом обратил взгляд на меня. Притворство стало частью нашего пребывания здесь.

– Ей кое-что помешало, – напомнил я.

– Ах, жаль, что вы не смогли, как следует развлечься. Но ты наверняка успел оценить хоть какую-то часть богатств нашей земли?

Земли, вскормленной кровью тех, кто был не в состоянии оказать достойный отпор.

– Разумеется.

Краем глаза я вдруг заметил какое-то движение. Из окутанного густыми тенями и дымом от жаровень угла показалась хрупкая женская фигурка, которая быстро поднесла к столу две наполненные ароматным мясом миски. Она была худой и совсем юной, но под мешковатой одеждой все равно проглядывалось тело, начавшее принимать женские изгибы. Длинные прямые темные волосы ложились на грудь, намеренно скрывая её очертания от жадных мужских взглядов. Все то время, что она ставила ужин Туну, Истэку, а потом быстро наполняла миски остальных, девчонка не поднимала глаз. Следом на столе появился хлеб, сыр, утиные яйца, вино и множество других яств. Я заметил, как в страхе тряслись ее руки и сбивалось дыхание, когда девчонка Кезро приближалась к каждому из воинов. Пожалуй, если бы не это затравленное поведение, ее можно было бы назвать красивой.

– Нравится? – хмыкнул Истэк. Я мысленно выругался, тут же пожалев, что разглядывал девушку столь пристально. Истэк так резко притянул к себе бедняжку, что она не удержалась от испуганного вскрика. Казалось, никто другой не заметил этого. Запах еды оживил мужчин, и теперь они активно переговаривались между собой. – Это Кода. Моя сестра. Уверен, тебе скучно ночами. Если хочешь, прикажу ей скрасить твоё одиночество. Как-никак уже завтра вы выдвигаетесь в обратный путь.

– Спасибо. Обойдусь, – равнодушно отозвался я, стараясь, чтобы отвращение не исказило мой голос.

Кезро многозначительно изогнул в ухмылке рассеченные шрамами губы и грубо толкнул девчонку обратно в угол. Она едва успела вовремя извернуться, чтобы не окунуть выставленные вперед ладони прямо в жаровню.

– Тебе что, не нравятся женщины?

– Не имею привычки спать, с кем попало.

– Скучно живешь, сын Аяна, – протянул Истэк.

– Не жалуюсь, – холодно улыбнулся я.

Мои мысли быстро вернулись к дикарке. Я знал, что Кезро держали рабов, но увидеть воочию столь бесстыдное пленение человека… женщины… Зрелище из леса не давало мне покоя. Словно подслушав мои мысли, Истэк бросил взгляд на опущенный полог шатра и провёл языком по уголку губы.

– Придешь на сегодняшнее представление? – вкрадчиво спросил он, скосив глаза на меня.

– Что за представление? – плохое предчувствие тянущей болью отозвалось где-то в животе.

– А ты думал, девчонка понесет наказание без зрителей? О не-е-т, на это веселое зрелище придут посмотреть все.

От накатившей тошноты я едва сдержал порыв выплюнуть взятый в рот кусок свинины.

– Весёлое? – глухо переспросил, в недоумении хмуря брови.

– А разве нет? – продолжал растягивать губы в издевательской улыбке Истэк.

– Если весельем ты называешь избиение и без того измученной женщины, то боюсь, что нет. Забавным мне это кажется в последнюю очередь.

– Ты явно не знаешь толк в развлечениях, Николас.

– У нас несколько разные представления о развлечениях. Вынужден отказаться и от этого твоего предложения. Не расстраивайся сильно.

– Постараюсь справиться с этим, – недобро хмыкнул Истэк.

Дверь тихо скрипнула. Черная тень проскользнула внутрь.

– Что ты узнал?

– Её заперли в каком-то сарае и вырвали стрелу из плеча. Скоро поведут на помост.

Я задумчиво провел точильным камнем по лезвию топора.

– Девчонка совсем плоха. Так орала, – Фабиан прошел вглубь комнаты и тяжело осел на свою койку. – Кстати, из-за тебя я пропустил ужин, – добавил укоризненно.

Я молча указал большим пальцем на столик у очага.

– О, спасибо, дружище.

Фабиан с довольным видом закатал рукава и перетащил все миски на свое место.

– Долго ты.

– Близнецы поймали, когда возвращался. Заставили всё им рассказать. Ужас… – друг поморщился. – Не могу дождаться, когда уедем отсюда. Эти варвары ведут себя, как дикие звери.

Я молчал. Лишь с мрачным нетерпением прислушивался к звукам снаружи. Фаб тоже больше ничего не говорил и просто расправлялся со своим ужином. Так же, как и я, разговорчивостью он не отличался. Нас обоих это более чем устраивало.

– Надеюсь, наши все в хижинах?

Он утвердительно замычал и приник к горлышку фляжки.

– Хорошо. Представление… – я постарался вложить в это слово как можно больше злой иронии. – Кезро мы смотреть не будем.

– Похоже, оно как раз начинается.

Фабиан отложил в сторону недоеденный ужин и посмотрел на дверь, озабоченно хмуря брови. Сам я невольно начал стараться затачивать топор как можно тише. Снаружи уже раздавался треск костров и смех Кезро.

– Смотрите все. Эта рабыня посмела перечить нашему вождю. В наказание она получит три удара плетью. Так взгляните же, что будет с любым, кто вздумает так же ослушаться приказа нашего повелителя, – мы с трудом различили голос Истэка. А затем все стихло.

Мы ждали, изредка переглядываясь, но ни один крик так и не прорезал безмолвие ночи. Лишь три свистящих удара плети.

Глава 3

С наступлением темноты я с трудом разлепила глаза. Лучше бы и дальше была без сознания. Боль сразу напомнила о положении, в котором оказалась. Я оторвала голову от пола, сдула с носа прилипшие соломинки и пыль и мучительно медленно села, прислоняясь к ветхой стене. Связанные за спиной руки затекли и отзывались резкой болью. Рана на плече страшно пульсировала. Не удивлюсь, если началось заражение. В таком случае было не избежать и лихорадки. Однажды мне посчастливилось пережить одну, но теперь мое состояние было значительно хуже, и шансы на удачный исход скорее сводились на нет.

Помещение, в котором меня заперли, осмотреть было практически невозможно. Тьма оказалась настолько густой, что я едва различала силуэты собственного тела. Окон не было, единственный тусклый свет пробивался из-под двери. Я услышала треск поленьев, и на миг меня охватила паника. Слишком свежи были в памяти последние яркие воспоминания, связанные с этим звуком. Я заставила себя сделать глубокий вдох и медленный выдох. И ещё раз. Вскоре приступ отступил. Появившийся не так давно страх перед огнём в этом месте был совершенно некстати.

Я задрала голову и опёрлась о столб, к которому меня привязал дикарь. Слезы снова скопились в глазах, но я упрямо не давала им пролиться. На щеках ещё оставались засохшие дорожки. Я должна быть сильной. Ради мамы. Папы. Ради Тео. Я выдержу это и все остальное, что приготовила для меня судьба. И чтобы не отключиться к приходу дикаря, я начала занимать голову любыми мыслями.

Совсем недолго вяло размышляла о том, как отсюда выбраться, хотя понимала, что это бесполезно. У меня больше не было при себе оружия, а если бы я даже и смогла перегрызть веревку, то никак не сумела бы открыть дверь, задвинутую на засов с обратной стороны. И это не считая того, что у меня не осталось никаких сил, чтобы бороться с целой армией чудовищ, поджидавших меня с той стороны.

Думала о том, что ждало меня дальше. Мне то и дело вспоминалось одно единственное слово. Рабыня. Если переживет ночь, утром кинь ее к остальным рабам. От одной лишь только мысли о подобной участи меня кидало в дрожь. Рабы долго не жили, особенно девушки. Они бы нацепили на меня железный браслет, а потом продали какому-нибудь похотливому старику, и он мог делать со мной все, что захочет, пока от меня не осталось бы ничего, кроме оболочки. Я буду сражаться – яро пообещала себе. Но это была лишь отчаянная бравада обреченного утопающего. Я понимала, что надолго меня не хватит. Со временем я сломаюсь, так же, как ломались все.

Тяжелые размышления были прерваны воспоминаниями о матери, от которых давление в груди стало лишь сильнее. Неужели всё, что сказал тот дикарь, было правдой. Если бы она не погибла в пожаре, я бы точно заметила, как ее уводят с остальными. Они забрали Ветра, но я не видела, чтобы вместе с ним пленили кого-то ещё. Ты пришла слишком поздно – нашептывал внутренний голос. Но я не хотела верить в это. Мне было бы спокойней, если бы слова вождя оказались ложью. Если от мысли о чьей-то смерти вообще могло быть спокойно. Что бы ни случилось с ней на самом деле, в одном сомневаться не приходилось – моей матери больше не было. Я не спасла её и осталась одна. Возможно, если бы Теоден был в ту ночь с ней, они бы выжили. Он бы успел. Он всегда знал, что делать. А теперь я даже не знала, где мой брат. Вернулся ли с гор? Выжил ли сам?

Я гадала, как вообще оказалась здесь. Чем же я прогневала Богов, что они так со мной поступили. Как вышло, что ещё каких-то два сезона назад мы с матерью наслаждались жизнью в нашей скромной деревушке и не ожидали никаких бед. Что, казалось бы, совсем недавно я скакала на Ветре и смеялась, сидя у костра, с остальными девушками и парнями. Сейчас я с трудом могла поверить, что те мгновения были явью. Реальность была куда ярче, и ощущения настоящего затмевали все остальные. Прозрачные тихие озера воспоминаний поглощались болотистой топью нынешних испытаний. И теперь я сидела в затхлой комнате, едва живая от полученных ран, и готовилась к новым. Интересно, выжил ли мой конь. Эти демоны ценили хороших лошадей, скорей всего, продали его за приличную цену в какой-нибудь другой клан. Оставалось надеяться, что там с ним хорошо обращались. Не хотелось думать, что ему могло быть так же плохо, как и мне.

А ещё я тосковала по стае. Наверное, именно их мне сейчас не хватало больше всего. Легенда что-то разглядела во мне в тот день и пощадила. А потом волки открыли для меня новый дикий мир, поначалу едва не убивший, но после – вдохнувший в меня новую жизнь, словно дух леса смягчился над приёмным дитя после того, как понаблюдал за его упрямой борьбой. Никакая зима прежде не казалась мне столь суровой, как последняя. Каждый день я боролась с холодом, кутаясь в короткую меховую накидку и прижимаясь к тёплым телам волков. По ночам они ложились по бокам от меня, и я засыпала, зарывшись лицом в их мех. Но, как и у людей, перед этим я должна была доказать, что достойна вступления в их ряды. Не все волки приняли меня сразу. Некоторые продолжали свирепо рычать и осуждающе смотреть на светлую волчицу, а когда та не видела, пытались незаметно меня укусить или утащить мою долю с охоты. Это была проверка, и я сумела показать, что не беззащитна. Что могу стать полезной и не быть обузой. Во время охоты мой кинжал разил зверей на расстоянии, и волки радостно пользовались возможностью, добивая добычу.

В любой стае существовала строгая иерархия. Первыми всегда набивали свои животы вожаки, а остальным, порой даже через кровь, приходилось добиваться куска пищи. Поначалу я оставалась в стороне. Наблюдала. Запоминала. Легенда часто приносила мне небольшие порции, которые я жадно проглатывала, предварительно прожарив у костра. И в тот момент, когда я впервые присоединилась к трапезе, я знала достаточно, чтобы сразу показать им свою силу. Волки ценили ее, а ещё больше они ценили ум. И тогда мы стали единым целым, а после они посчитали меня заслуживающей роли вожака. Этих животных было невозможно приручить и заставить подчиняться. Они были самим олицетворением свободы. Но я и не пыталась демонстрировать превосходство человека. Я была благодарна и хотела показать им это. Я заглянула глубже и больше не видела в них чудовищ, которых обычно боялись люди. Они не были злыми или беспощадными. Как и все, они просто выживали, делали то, что необходимо, и никогда не брали больше. Иронично, но именно дикие звери показали мне, что значило милосердие. Они открыли для меня истинное лицо верности друг другу, ведь были не способны на предательство. Стая походила на единый организм, где каждый был готов стоять насмерть ради другого. И я с упоением наблюдала за тем, как они общались. Особенно за Легендой и Лидером. Их привязанность была столь трогательной и искренней, что вызывала светлую зависть. Порой я ловила себя на мимолетном желании когда-нибудь обрести нечто подобное, но после с горечью осознавала, что в моем положении это не представлялось возможным. И хоронила в себе мечты, вызванные одиночеством.

А теперь Легенда была одна. И вина тяжёлым грузом лежала на мне. Из-за меня они попали в эту ловушку. Из-за меня погиб Лидер. Из-за меня будущие волчата вырастут без отца. Но у них будет стая и множество тёплых деньков впереди, вместе они выдержат. Без меня им будет только лучше. Мне было не место с ними.

По щеке всё же скатилась одинокая слеза. Я шмыгнула носом и закрыла глаза. От нахлынувших мыслей разболелась голова, меня начало клонить в сон. Но в тот момент, когда я на миг позволила себе прикрыть веки, за дверью наконец раздался звук шагов, которого я ждала с нарастающим ужасом. Еще больше боли я не вынесу. Я слышала, как оживились снаружи дикари. Они с нетерпением ждали представления, крови, криков. Но я поклялась себе, что не доставлю им такого удовольствия, чего бы мне это ни стоило. Я не закричу.

Всего лишь три удара. Три удара, а потом ты что-нибудь придумаешь.

Дверь распахнулась. На пороге появилась высокая фигура, освещенная огнями костров. Я оскалилась и тихо зарычала. Увидев, что я в сознании, дикарь удивленно хмыкнул, но молча отвязал веревку и повёл за собой. Сил сопротивляться не оставалось. Я не могла даже удерживать на весу голову, потому просто считала шаги и помутневшим взглядом смотрела в землю, борясь с тошнотой.

Сразу стало ясно, когда мы начали подходить к помосту. Возбужденные крики и смех дикарей теперь раздавались со всех сторон. Они смотрели на меня, как хищники на добычу, но я старалась сохранять непроницаемое выражение лица, тогда как внутри все сжималось от страха. Огромное количество костров не добавляло уверенности. Я упорно не смотрела на языки пламени, зная, что если сделаю это – сдамся.

Перед ступенями я остановилась, тяжело дыша. Пыталась собрать в себе силы для новой борьбы, но когда мужчина дернул веревку, тело послушно подалось вперёд. На лестнице я споткнулась, однако, к всеобщему огорчению, снова удержалась на ногах.

Я думала, что готова, но стоило дикарю резко вздернуть мои связанные руки вверх и прикрепить их к балке, поняла, как же сильно заблуждалась. Он ударил меня под колени, и я упала, натянув веревки. Справа ко мне приблизился огромный мужчина. Его кожа была красной, будто он все время проводил у огня. А когда я обратила внимание на его руки, на то, что он в них держал, то сразу поняла, что сейчас произойдёт, и забилась всем телом. Из-за того, что на плечи приходился весь вес, рана болела не хуже, чем когда стрела только вошла в руку. Вырваться было невозможно. Я издала беспомощный стон, когда кто-то начал удерживать меня, а краснокожий поднёс к предплечью ещё горячий, совсем недавно выкованный рабский браслет.

– Нет, – прошептала с ужасом.

Я принялась извиваться, как змея. Тогда держащий меня мужчина ударил кулаком по печени. Новая порция боли отвлекла, и кузнец успел сомкнуть железо вокруг кожи. Я прочувствовала звук этого щелчка всем своим существом и с какой-то особой ясностью поняла, что сейчас произошло.

Я стала рабыней. Собственностью. Моя жизнь больше мне не принадлежала. Не было тропы, по которой можно было вернуться.

Толпа возликовала. И в этот момент я прокляла всех существующих Богов. Я отрекаюсь от вас. Отрекаюсь!

Одним махом с меня сорвали рубашку. Я зажмурилась, до крови прикусив губу, когда ткань с хлюпаньем оторвалась от свежей, воспалённой раны. Ночной ветер холодом пронёсся по обнаженной коже. Следом за верхней одеждой с меня слетела повязка на грудь, и я инстинктивно дернулась в отчаянном желании прикрыться руками, но плечо лишь скрутило в новом приступе. Веревка из грубого материала уже начинала стирать кожу на запястьях. Сомневаюсь, что на мне осталось хоть одно живое место.

Почти бесшумные шаги раздались за спиной, а затем над поляной разнесся самый ненавистный мне голос.

– Смотрите все, – звучно начал Истэк. – Эта рабыня посмела перечить нашему вождю. В наказание она получит три удара плетью. Так взгляните же, что будет с любым, кто вздумает так же ослушаться приказа нашего повелителя.

Он говорил на моём языке, чтобы я пропустила через себя каждое слово, пропиталась страхом. А потом повторил то же самое на своем – грубом, рычащем, отрывистом.

Дикари замолчали в предвкушении. Или это я больше ничего не слышала. Перед глазами качнулся край плети. Мутным, двоящимся взглядом я скользнула по тяжелой рукояти, по огромным шипам, на которых багровели старые следы крови предыдущих жертв, и содрогнулась от ужаса. А потом раздался звук рассекаемого плетью воздуха, и через мгновение на меня обрушилась лавина боли. Я ощутила, как острые шипы рвут кожу до кости, и с силой натянула верёвку, выгибаясь всем телом и впиваясь клыками в губу. Тёплая кровь начала растекаться по обнаженной спине, побежала волнами по выступающим от неудобной позы рёбрам. Оставаясь верной данной самой себе клятве, я не проронила ни звука, но не представляла, как смогу вытерпеть это ещё дважды.