Ллиан… Ты – радость моя.
Может ли жизнь состоять из одной радости?
Ты считаешь, что может. Что только так и должно быть. Ничему, кроме радости, в твоей жизни нет места.
И мне с тобой всегда радостно.
В твоих ласках, в веселье, в танцах и песнях я забываю обо всех заботах. Я счастлив с тобою, Ллиан.
Только вот одна беда: я не могу совсем уйти от своих забот. Я человек, Ллиан; по крови – полубог, но человек по собственному выбору. Я – король людей, я в ответе за них. А человек должен нести груз забот. Иначе он просто перестанет быть человеком.
А такая роскошь мне непозволительна.
Я в ответе за Корнуолл, Ллиан.
Да ты это всё давно знаешь.
Я смотрюсь в твои глаза, как в зеркало. И вижу себя – но лучшим, чем я есть. Сильным, уверенным, всегда поступающим мудро. Не знающим поражений.
Ты настолько уверена, что я и есть – такой, что я никогда в жизни не смогу пожаловаться тебе… хоть на малейшую слабость. Ты веришь в меня… боюсь, я святотатствую, но мне кажется: именно так люди и верят в своих богов. В их беспредельную силу и такую же удачу.
Когда мы вместе, я и сам верю в себя – настолько.
Словно и не было поражения в Битве Деревьев. Словно и не владеет до сих пор Гвидион священным стадом Аннуина. Словно римляне не штурмуют сейчас Каэр Ллуд.
Но ты веришь, что рано или поздно я одолею любых врагов, – и с тобой я тоже становлюсь уверен в этом.
Хотя бы на час.
Максен – бренин.
Не нужно дожидаться человеческого вестника из Каэр-Ллуда, чтобы узнать об этом.
Весь Аннуин говорит.
И теперь не только я, но и другие властители Аннуина связаны словом: против бренина не поднимет меча никто. Слова заклятья против него не обратят тем более.
Хитер, подлец! – стал правителем Прайдена по нашим законам. Сделался родичем Бендигейда Врана. Надежнее защиты не бывает.
И лишь одно радует – насколько в это проклятое время радость возможна: Эудаф перехитрил сам себя. Неужто он вправду надеялся, что такой зять сделает его Верховным Королем?
Но, кажется, есть еще одна радость: Максену вовсе не нужен Прайден. Он хочет стать правителем там, в их Риме.
Надеюсь, он свернет там себе шею!
Шаги послышались снизу.
Нет, дело было не в том, что кто-то начал подниматься по нижней лестнице, – да и нет в человеческом Тинтагеле такого эха, что распознать негромкий шаг по каменным ступеням.
Этот гость поднимался из аннуинского Тинтагела. И человеком он не был.
Даже не дал себе труда открыть дверь – вошел прямо сквозь нее.
– Ирб! – Марх поднялся навстречу.
– Здравствуй, Конь.
– Какими судьбами?
– Ну а кто тебе поможет, кроме меня?
– Поможет… – Марх опустил голову. – Я связан двумя клятвами… я не исполняю – обе, и подчас мне кажется, что нарушаю – обе. Уж проще нарушить одну…
– Проще – не «лучше».
– Знаю…
– Марх, римляне идут на юг.
– Знаю.
– Сын Карадауга полон гнева на тебя. Он ждал, что ты его поддержишь.
– Я предпочел бы выйти на помощь его врагам.
– И это правильно. Но, король, что ты будешь делать, если римляне вторгнутся в Корнуолл?
– Разобью их.
– А если с ними будет Эудаф? Или его сыновья? Или новый бренин Прайдена?
– Нарушу клятву.
– Не надо, – улыбнулся Ирб.
Северянин еще ничего не сказал, но король Корнуолла уже понял его – понял по этой улыбке, по синим боевым узорам Альбы, которыми было покрыто тело Ирба. По древнему каменному ножу на поясе у советчика Мейрхиона.
– Ты поднимешь мятеж среди моих эрлов? – улыбнулся в ответ король Корнуолла.
– Мятеж? – приподнял бровь Ирб. – Зачем? Я просто предложу всем, кто не хочет пустить римлян в Корнуолл, идти со мной.
Марх подошел к окну, распахнул тяжелые ставни, подставил лицо ледяному ветру с моря.
– Спасибо, – проговорил он. – Камень с души…
Северянин положил руку на плечо королю:
– Иногда нужен тот, кто решит за тебя.
Марх вдруг резко обернулся:
– Зачем ты мнем сказал о своем плане? Клятва требует от меня…
Ирб прищурился:
– Не всякое требование исполнимо.
И в ответ на недоуменный взгляд короля Корнуолла пояснил:
– Марх, ты ничего не можешь запретить мне: я древнее тебя и я не твой вассал. И если римляне нападут на Корнуолл, то я предложу всем, кто не желает смиряться с захватчиками, идти на бой под моим предводительством. Я – из Альбы, и даже с бренином Прайдена не связан словом.
Марх восхищенно покачал головой.
Ирб поправил ветвь чертополоха в волосах и с явным удовольствием подвел итог:
– Так что если римляне нарушат границу, то твои эрлы с полным правом скажут: «Извини, король Фелагунд, мы глубоко уважаем твои клятвы, но – мы хотим жить на своей земле, а не отдавать ее врагам. И ты нам не указ, а твои клятвы – не наш долг!»
– Фелагунд? – удивился Марх. – Что за Фелагунд?
– Прости, – махнул рукой Ирб. – Когда живешь так долго – начинаешь путать миры. Это такой король сидхи был… или будет? Неважно.
– А с важным я и не спорю, – улыбнулся Марх. – Ирб, я твой должник.
– Ерунда. Пока я еще ничего не сделал. Может быть, римляне и не вторгнутся в твои земли.
– Вторгнутся они или нет – моя благодарность не будет меньше.
Максен ушел на юг.
Власть над Прайденом действительно не интересовала его. А без помощи римлян сгинул и Эудаф – несостоявшийся бренин.
Так что однажды в Корнуолл пришли отнюдь не римские войска, а странник с небольшой свитой.
Андред, сын Эудафа.
В безвластии, которое накрыло Прайден после ухода Максена, он оказался беспомощен. Потомок Бендигейда Врана? – ну и что? Королькам, рвущимся к трону в Лондиниуме, не было дела до имен из древних легенд. А всю силу Дифеда Максен забрал с собой. Или – она сгинула вместе с Конаном.
– Ты обещал моему отцу! – требовательно сказал Андред.
Марх с холодной улыбкой кивнул:
– Я обещал твоему отцу. Не тебе.
– Но я из дома Ллира! Ты должен помочь мне!
И король Корнуолла отвечал:
– Тебе, юноша, я ничего не должен. Наше родство слишком дальнее, чтобы обязывать меня.
Но в сердце Марха шевельнулся непрошенный зверек: жалость. Способный пролезть в любую щелку, этот зверь чувствовал себя совсем свободно на холодном приволье морских ветров. Тут любой станет его жертвой.
Так что король ответил:
– Твой отец возомнил о власти над Прайденом – и лишился Дифеда, пожалованного ему мною. Пусть его пример станет для тебя уроком. Вернуть тебе Дифед я не в силах: на этих землях теперь правят новые хозяева. Но кров я тебе дам. Тинтагел станет домом для тебя.
И осталось непроизнесенным:
«Пусть твой отец предатель, но потомок Бендигейда Врана не уйдет от моего порога как нищий».
Вот и еще одна война кончилась. Максен покинул Британию, и мне, признаться, безразлично, что погнало его на юг так скоро. Он увел с собой легионы – это главное.
И Конан сгинул, а с ним – отряды бриттов. Куда их унесло, в какой земле они окажутся, в каком из времен… этого нам знать не дано. Ни мне, ни Арауну, ни даже Мирддину, владыке дорог, – тоже давно пропавшему.
Союзники и враги исчезают, словно снег по весне. Истаивают былые герои Британии, ее былые недруги. Истаивают римляне… их отряды – лишь тени былой мощи легионов, а скоро не останется и этого. Юным пиктам и скоттам, алчущим крови римлян, надо очень поторопиться, – а то уйдет добыча, и навсегда.
На кого тогда обратит Север свою ярость? На бриттов? На самих себя?
Сможет ли их кто-нибудь сдержать?
Один сможет.
Ирб.
Как спел о нем бард, «и поведу их я, чтобы они били тех, кого надо, а не друг друга и всех подряд». Но только бард ошибся: Ирб редко ведет кого-то. Он – лишь тень властителей, великих и малых.
Обещал повести в бой эрлов Корнуолла – и не сдержал слова: не понадобилось.
– Марх, мне пора. Римляне ушли, и меня ждет север.
– Ирб, хочу спросить тебя.
– Что такое?
– Ты ведь не женился за все эти века? Почему?
– Ма-арх, с чего ты взял? Я был женат много раз, и на девушках пиктов, и на…
– Я не о том. Я не о смертных. Ты никогда не женился на такой, как мы. Почему?
Тот пожимает плечами:
– Не сложилось. Не до любви было. А почему ты спра… Подожди! уж не хочешь ли ты..?
– Именно.
– Но, Марх, Гвен еще совсем дитя!
– Она доверчива, как дитя, да. Но в этом, думаю, она не повзрослеет никогда… Во всех мирах мне не найти ей лучшего мужа, чем ты.
– Хочешь породниться?
– Надеюсь, ты не против?
– Марх. Нас с тобой и так связывает многое. Тебе не нужно для этого выдавать за меня свою сестру. Но если Гвен захочет сама… знаешь, может быть, я все эти века ждал именно ее.
Ты светлая, как цветы на лугу. Обликом ты взрослая девушка, но ребенок в душе. Я всегда улыбаюсь тебе – как дитяти. Как той малышке, которую некогда снял со спины Рианнон и так боялся уронить.
Мне нет нужды торопиться с твоим замужеством, но я так хочу, чтобы два самых дорогих мне человека были вместе. Мы ведь люди, Гвен, – и ты, и я, и Ирб. Мало ли, что долго живем… Как там говорила Сова про корни, которые мы пускаем в землю…
Пусть твоей землей станет Альба. Пусть ты сильнее привяжешься к Ирбу, чем ко мне. У меня когда-нибудь будет моя златокудрая, а вы будете друг у друга…
Ты согреешь его душу, Гвен. Он, конечно, древний и сильный, но имеет право на маленький пушистый комочек тепла.
– Замуж за Ирба? – охнула девушка. – Брат, но он такой… такой могучий.
– И что? – не понял Марх.
– Я не гожусь ему в жены. Тут нужна богиня… как наша мать или даже еще могущественнее.
– Не нужна. Во всяком случае, не нужна Ирбу. Он встречал немало богинь за минувшие века.
– Но я… я ничего не могу… не умею.
– Гвен, моя маленькая сестренка. Никто не спрашивает тебя о твоих умениях. Я снова повторяю: ты хочешь выйти за него?
– Конечно, но…
– Вот и славно.
Гвен. Я не буду уверять, что люблю тебя. Я скажу иначе: я буду.
Ведь любовь – это не безумие Бельтана. Она приходит с годами… Один человек-сказитель обронил фразу: «Они живут в большом ладу и доживут, пожалуй, до любви». Он был мудрым, этот сказитель.
Мы обязательно доживем до любви, Гвен.
В этом я могу тебе поклясться перед любыми богами.
Тихий летний вечер. Берег. Внизу подремывает море, разнежившись на закате. Марху думалось, как точно певцы сравнивают такие волны со спящим человеком: сине-золотистая гладь мерно вздымается, словно грудь, волны чуть лижут прибрежные камни, даже не накрывая их.
Стихия спит.
Покой… война окончена – по крайней мере, для Прайдена. Максен ушел.
Затишье. До новой войны… когда она будет? Сколько нам отпущено судьбой на передышку?
Неважно.
Сейчас – покой. Даже Тинтагел утих после свадебных торжеств.
Можно спокойно побродить с другом.
– Гвен не обижается, что ты проводишь больше времени со мной, чем с ней?
Круитни пожимает плечами:
– Она умная. И знает, что мы скоро уедем.
– Не задержишься?
– На дюжину дней. Ну, на две. Больше – нет. Я должен быть на моем Севере. Не потому, что там будет беда без меня. Просто…
– Я понимаю. Я знаю, что такое «моя страна».
– Хорошо у тебя, Марх…
– Чем?
– Моря много… простор. Так бы и полетел…
– Со скалы? – хмыкает сын Рианнон.
Ирб в ответ вздергивает бровь. Марх кивает:
– Похоже, мы оба вспоминаем об этом. Второй раз мы стоим вместе над обрывом.
Северянин соглашается:
– Не каждый день мать сбрасывает сына с утеса.
О проекте
О подписке