Глава II
Водоворот

Всю дорогу мы молчали. Я смотрел в окно автомобиля, надеясь увидеть что-то необычное. Но мы ехали все время по шоссе и через Москву не проезжали. Антон объехал город по кольцевой дороге. И тем не менее мне все казалось интересным.

Я немного волновался, видя перед собой бесконечные пространства. Где-то все должно заканчиваться. А что дальше, за тупиком? Ничто? Ничто – это тоже что-то и должно иметь свое определение.

Наконец машина свернула на проселочную дорогу. Мы проехали через лес и выбрались к коттеджному поселку. На первый взгляд домов было не очень много.

Они стояли в глубине опушки, в чаще деревьев и держались друг от друга на почтительном расстоянии. Наш дом стоял на окраине, а сколько еще коттеджей выстроилось в шеренгу вдоль леса, я не знал. Асфальтированная широкая дорога прямой стрелой уходила вдаль, параллельно высоченному кирпичному забору, похожему на неприступную крепость. Очевидно, громоздкая ограда была построена сообща всеми владельцами коттеджей.

– Кто здесь живет? – спросил я.

– У нас не принято интересоваться такими вещами. Сам о себе никто не рассказывает. Люди слишком отчуждены в наше время, особенно те, кто способен заплатить за элитный участок и трехэтажный дом. На жалованье не купишь, а значит, не лезь с вопросами, нос прищемят.

Машина остановилась у высоких чугунных ворот. Антон посигналил, и тяжеленные створки начали автоматически разъезжаться в разные стороны. В открывшейся пасти вырос чудный сад. Мы въехали на территорию и двигались по выложенной плиткой аллее. Кругом росли фруктовые деревья и пестрели клумбы с цветами. Двухэтажный особняк стоял глубоко в лесу. Беседки, веранды, подъезд с колоннами, над которым расположился солярий. Дом был салатового цвета с белыми фронтонами и темно-зеленой черепичной крышей. И опять решетки. Каждое окно первого этажа загорожено стальными прутьями витиеватой формы. Что находилось за домом, я не знал, и на какую глубину распространялась территория, мне было не известно. Но я не торопил события. Все в свое время.

Мы вышли из машины и поднялись на крыльцо.

– Это и есть твоя «Бригантина». Так ты называл свою дачу. Надеюсь, тебе здесь понравится.

– Уже нравится, если бы не заборы и не решетки.

– Без них нельзя. Жулья слишком много развелось, а здесь не мало дорогих вещей.

Входная дверь оказалась не запертой, и Антон ввел меня в дом. Внутри он показался мне куда больше, чем снаружи. Огромный холл, устланный мягким ковром, посредине круглый стол невероятных размеров, окольцованный глубокими мягкими стульями с высокими спинками. Вдоль стен стояли кресла, а между ними – светящиеся аквариумы с пестрыми рыбками. В холле находилось несколько дверей и три лестницы. Одна широкая по центру и две по обеим сторонам.

– Куда же нам идти? Сколько здесь комнат?

– Внизу гостиная, столовая, бильярдная и комнаты для прислуги. На втором этаже три спальни, твой кабинет и кинозал. Выбирай для себя любую спальню.

– Тесновато для одного. Ты будешь жить со мной?

– Нет. У меня квартира в Москве. Я должен находиться рядом с офисом компании. Сейчас там жарко. Слишком много дел.

Я направился к центральной лестнице и поднялся на второй этаж. Антон прихрамывал следом, не мешая мне самому знакомиться с хоромами.

Спальню я выбрал себе сразу. Может, она и не была лучшей, но мне она приглянулась своим уютом. Кабинет меня удивил. В нем не было книг. Пустые стены, тяжелый резной стол, удобное рабочее кресло. По центру на наборном столике, вокруг которого стояли кожаные кресла, диван и пуфики, – ваза с цветами.

– Здесь нет компьютера?

– Ты привык отдыхать на «Бригантине», а не работать. Кабинет – формальность для редких деловых встреч.

– Пришли мне сюда хороший компьютер с набором разнообразных программ.

– Хорошо. Завтра же привезут, а специалист тебе все наладит.

– И красивые умные игрушки тоже.

– Я уже понял твои интересы.

– Ты говорил о кинозале. Что это такое?

Он провел меня в соседнее помещение. Здесь висел большой экран, полки с кассетами и дисками, звуковые колонки и видеоаппаратура.

– Это плазменная панель. Очень дорогая штука. Комплекс называется домашним кинотеатром. Тут собрано больше трех тысяч фильмов. Ты всегда был неравнодушным к кино, но теперь сможешь получать все прожитые впечатления заново. Развлечений в доме хватает. По словам доктора Розина, ты должен пройти реабилитацию. Покой, тишина и удовольствия, никаких отрицательных эмоций.

– Я хочу посмотреть город. И сменять одну золотую клетку на другую не имеет смысла. Мне нужны впечатления.

– Конечно. Но в разумных дозах. В ближайшее время я свожу тебя в какой-нибудь приличный ресторан, а потом покатаю по Москве. Ну а теперь вернемся вниз. Я познакомлю тебя с прислугой и уеду. У меня море дел на фирме.

– Зачем мне прислуга?

– Ты и раньше не обходился без посторонней помощи, а сейчас и подавно. Кто-то должен готовить обед, подавать на стол, убирать, мыть, покупать продукты, ухаживать за садом, стелить тебе свежее белье, стирать. Не забывай, у тебя больные руки.

– Кстати, о руках. Найди мне другие перчатки. Эти слишком жесткие, карябаются.

– Без вопросов.

Мы спустились вниз. Там нас уже ожидали двое. Немолодая женщина, очень опрятная, поседевшие волосы убраны в пучок, очки и доброе приветливое лицо с умными серыми глазами. Второй представитель обслуживающего персонала мне сразу не понравился. Плечистый парень с длинными волосами, лет тридцати, в джинсах, кроссовках, в помятой рубахе навыпуск, со сбитым набок носом и заячьей губой, прикрытой рыжими усами.

– Познакомься. Элина Львовна. Твоя экономка. Она одна будет вести дом.

Учительница математики, вдова, на пенсии. Живет в поселке за лесом. Будет приходить утром к завтраку, а уходить после ужина, когда ты поймешь, что тебе больше не понадобится ее помощь.

Женщина улыбнулась и подала мне руку.

Я просто прикоснулся к ней. Ее улыбка сползла, как только она увидела черную перчатку.

– А это Эрик Брылев. Он будет жить здесь в надстройке над гаражом. Гараж в саду, ты еще его увидишь. Эрик тоже универсал. Его обязанности вне дома. Он механик, шофер, садовник и сторож. Все в одном флаконе, как говорится.

– Стен с решетками мало. Ладно.

– Одному тебе оставаться в доме нельзя, а Эрик парень расторопный. Бывший десантник.

– Это точно, – подтвердил мой телохранитель и улыбнулся.

Он еще ко всему прочему был щербатым.

– Свой распорядок дня ты определишь сам, – продолжал Антон. – Элина Львовна к нему подстроится.

Адвокат глянул на часы.

– О, мне пора. Располагайся, осматривайся, здесь все твое, ты единственный хозяин. Распоряжайся по-своему, как тебе заблагорассудится.

Антон кивнул всем и направился к машине.

– Сделайте мне легкий ужин, Элина Львовна, и я вас более не задерживаю. Завтрак в девять утра.

– Хорошо, – тихо и покорно ответила женщина.

Я поднялся в свою спальню. Здесь уже успели растопить камин. К вечеру резко холодало. Начало октября – время дождей, но на улице стояла сухая и относительно теплая погода. Солнце уже не грело так, как месяц назад. Большая часть листьев пожелтела, но они еще крепко цеплялись за ветки деревьев. Ветерок дул трепетно, легко, и погоду можно назвать поздним бабьим летом, а не осенью, какой она мне представлялась по кино.

Я присел в кресло у камина и глянул на огонь. Пламя и тлевшие угли вызвали во мне неприятные ощущения, будто угрожали своими алыми языками. Я встал и отошел к окну. Уже стемнело, слабый лунный свет падал на макушки деревьев и цветочную клумбу под окном, выкрашивая все ровным голубым цветом.

Невероятно. Неужели я когда-то жил в этом доме? Чужое, незнакомое мне место. Правда, куда ни глянь, близкого и родного найти не удастся, кроме, пожалуй, своей больничной палаты, с которой началось мое теперешнее прошлое.

Жизнь по второму кругу. Возможно, подсознание мною все же управляет, но я сам об этом ничего не знаю. Такие тонкости мне пока не по силам. К чему оно меня приведет? Я едва стоял на ногах от усталости. Слишком много впечатлений для одного дня.

В дверь постучали, и на пороге появилась Элина Львовна с подносом. Пока я ел, она постелила постель и положила сверху свежую пижаму. Я поблагодарил ее, она забрала поднос, и мы простились до завтра.

Мне стоило немалых трудов переодеться самому. Этого я еще не делал ни разу. Мне вообще не приходилось менять одежду без помощи Риты или санитара, если я принимал ванну.

Перчатки мне действовали на нервы, но снимать я их не решался. Можно сказать, я родился в перчатках, и они стали для меня тем же самым, что и трусы.

Наконец я улегся в огромную широченную постель и погасил свет. Усталость и сон как рукой сняло, едва меня окутала темнота. Луна довольно ярко освещала часть комнаты, и я отчетливо различал разные предметы, но все же ночь оставалась ночью. Я заставлял себя силой победить страх перед мраком и терпел. Стоило включить свет, и я тут же уснул бы, но я этого не делал, чувствуя, как учащенно бьется мой пульс.

Ощущение не из самых приятных. Я пялился в потолок и прислушивался к каждому шороху, но, кроме маятника каминных часов, ничего не слышал. Находясь в таком напряжении, о сне и думать нечего, и все же я продолжал вести жестокую борьбу со своим страхом.

Часы отстучали два раза. Ни в одном глазу. Может, хватит экспериментировать? В следующую ночь можно продолжить, всего понемногу…

До моих ушей донесся какой-то посторонний шум. Что это было, понять не могу. Я скинул ноги с кровати и сел. И вдруг меня пронзила дрожь.

Золоченая ручка двери, сверкавшая в лунном свете, начала поворачиваться. Я отчетливо видел, как тяжелый рогообразный набалдашник медленно опускается вниз.

Меня парализовало. Ручка продолжала опускаться. Тут сработал инстинкт. Я машинально, против своей воли, дернул за шнурок настольной лампы, и комната озарилась светом.

Ручка тут же встала на свое место. Послышалось какое-то шуршание, затем что-то стукнуло. В коридоре стояли тумбы с китайскими фарфоровыми вазами. Мне показалось, что одна из них разбилась, но ковровая дорожка заглушила удар. Шум пропал, все стихло. Выходить в коридор мне было боязно. Я встал и подошел к окну. Два фонаря освещали подъездную аллею и клумбу перед домом. Мне показалось, что тень промелькнула возле клумбы и исчезла во мраке.

Галлюцинациями я, слава Богу, не страдал и если видел предмет, значит, тот существовал наяву. Но кто может разгуливать по саду среди ночи? Через забор не перешагнешь. Возможно, у сторожа есть собака. Выясню завтра же. Но собаки не могут открывать двери.

Я взял себя в руки, подошел к двери и открыл ее. Темно. Я нащупал выключатель на стене и врубил свет. Все вазы стояли на своих местах. Тишина.

Висевшие между дверных проемов бронзовые бра прекрасно освещали помещение, вплоть до лестницы. Я вышел в коридор и заглянул в комнату напротив. И вновь мне пришлось включать свет. Желание спать как рукой сняло. Передо мной возник большой экран. Теперь я вспомнил про кинозал и домашний кинотеатр. Мне захотелось посмотреть, какие фильмы стоят на полках. Почему бы не отвлечься и не посмотреть кино? Выбирал я по названиям. То, что интересно звучит на слух.

Море кассет. Тут целенаправленные поиски без каталога бессмысленны. После долгих мытарств мое внимание привлекла одна кассета, где значилось название «Семейная хроника Аракчеевых». Такой шанс упускать нельзя!

Я подошел к видеомагнитофону и вставил кассету. Куда сложнее было включить плазменную панель, но и с этой задачей я справился. Минут пять ушло на настройку, и аппаратура заработала. Я сел в одно из кресел первого ряда и уставился на экран.

Вначале появились титры. Точнее, заголовок или название: «День рождения отца», после чего появилось изображение. Лето, природа, деревья, спелые яблоки и сливы. Камера остановилась на пожилом человеке лет семидесяти. Он сидел под огромным зонтом в соломенном кресле, одетый в белый костюм, прекрасно гармонировавший с его густой белоснежной шевелюрой. Рядом стояло еще несколько кресел, стол, накрытый скатертью, поверх которой стояли вазы с фруктами, ведерко со льдом и бутылки с пестрыми этикетками. В одной руке старик держал фужер с шампанским, во второй трость. Точная копия той, что пользовался мой адвокат. Добродушный солидный старик снисходительно наблюдал за происходящим вокруг.

Камера отдалилась, появился общий план и я увидел бассейн. Старик сидел в двух метрах от кромки, за которой плескалась голубая вода, сверкавшая на солнце. Звуки природы заглушала музыка. На кафельном полу стоял переносной магнитофон, из него исходила приятная мягкая музыка. Обстановка располагала к дасслабленному состоянию и беззаботному отдыху. Камера поднялась вверх, прошлась по макушкам деревьев и остановилась на трамплине вышки. Через мгновение на верхотуре появилась девушка, похожая на статуэтку, настолько безукоризненны были ее формы. Длинные мокрые волосы прилипли к плечам и гибкой спине. Девушка помахала кому-то рукой, смело подошла к краю и ласточкой прыгнула в воду. Красивый прыжок, почти без брызг.

Я тут же вспомнил фотографию, принесенную мне Антоном. У меня не оставалось сомнений, что это та самая красавица из машины, погибшая жена Тимура. Значит, зовут ее Катя. Знала ли она в тот радостный момент, что ее ждет впереди? Да и старик, очевидно, не думал о приближавшейся смерти.

Камера вновь поднялась на вышку. На экране появился Тимур Аракчеев. Я его тут же узнал не только по длинным волосам, но и по выражению лица. Несмотря на дальний план съемки, этого человека ни с кем другим не спутаешь. Объяснений своим заключениям я дать не мог. Очевидно, Тимур засел в моем подсознании.

Он весело смеялся, хлопал себя по коленям, затем разбежался, прыгнул, сделав в воздухе невероятный по сложности кульбит, и, выпрямившись в струну, безукоризненно вошел в воду.

Объектив камеры вновь вернулся на вышку. И тут я напрягся. На трамплине появился Максим Круглов. Как странно смотреть на постороннего человека и понимать, что это не кто иной, как ты сам. По моей коже пробежали мурашки.

Максим, или я, не был столь веселым и храбрым. Он прыгнул в воду, сделав в воздухе сальто, но грохнулся в бассейн неудачно. Мне стало обидно. До своего друга по части ловкости ему было далеко, но он упорно не желал ему ни в чем уступать, и это чувствовалось.

Неизвестный оператор вновь вернулся к хозяину торжества. Возле него уже суетился сын, разливая напитки в фужеры, а Екатерина сидела у старика на коленях, обняв его за шею. Меня эта картина немного покоробила. Слишком распущенно и фамильярно она вела себя. И если вспомнить рассказы Антона, Аракчеев-старший должен ненавидеть невестку сына. Другое дело, что во время съемки в те дни, отец еще не знал о намерениях сына жениться на пустышке и не воспринимал ее всерьез.

И вот к берегу подплыл я и выбрался на кафельное покрытие. Тимур тут же подал мне бокал с красным вином. Мы столпились вокруг старика и начали что-то петь. Именинник чувствовал себя на седьмом небе от счастья.

Моя фигура оказалась спиной к объективу, и я обратил внимание на кривую темную полоску на своем плече. Камера немного приблизилась к веселой компании, но я в это время развернулся. Эта странная полоска меня заинтересовала. Я встал, остановил магнитофон и отмотал пленку назад. Поймав нужный кадр, я нажал на паузу и кнопку «приближение», максимально увеличив изображение. Встав вплотную к экрану, я начал разглядывать собственное плечо. Сомнений не оставалось: я видел отчетливый шрам сантиметра в четыре, а то и в пять над лопаткой. Он имел форму ветки или рогатки, с раздвоением кверху. И это не царапина, а самый что ни на есть глубокий застарелый шрам, отметка, от которой невозможно избавиться так просто.

Меня бросило в дрожь. Несколько минут я разглядывал экран, а потом выключил аппаратуру и вернулся в спальню. Где-то здесь должно быть зеркало.

Вдоль левой стены тянулся шкаф с несколькими дверцами. Я начал их открывать одну за другой. Мне повезло. Я скинул пижамную куртку едва не порвав ее, и встал спиной к отражению.

На моем теле осталось немало следов от ожогов, тонкая розовая кожа морщинилась, но на теле не было ни одного шрама. Как я ни вертелся, но ничего похожего не нашел. Вряд ли пересадка кожи могла скрыть подобное уродство. Меня обуяла злость, чувство еще не посещавшее меня ни разу. Я пнул дверцу ногой с такой силой, что в шкафу что-то упало от удара. Я вновь открыл створку и увидел на дне шкафа вешалку с костюмом. Я поднял его и повесил на место. На дне осталось еще что-то. Я нагнулся и взял предмет в руки. Очевидно, он выпал из кармана. Им оказался блокнот, а точнее, обычная записная книжка из плотной кожи.

На первой странице стояло имя «Тимур Аракчеев», далее строчка «Кто найдет, получит вознаграждение», после чего стоял номер телефона.

Я пролистал книжку. Каждая страница пестрела именами и телефонами. Тут же лежала фотография Кати. Ею можно любоваться сколько угодно. На обратной стороне надпись: «Милому и любимому муженьку от его Киски». Судя по надписи и по тому, что он носил снимок с собой, они любили друг друга. И вдруг убийство! Я видел убийц в кино, возможно, актеры утрировали образ злодеев, но Тимур никак не ассоциировался с человеком, способным на зло. Он имел все, что душа пожелает, жил в свое удовольствие, его любили женщины, и вдруг?…

Среди страниц я нашел еще две бумажки. Одной из них оказалась квитанция камеры хранения, правда, не указывалось, где она находится; на полях второго листка размером со спичечный коробок, оторванного от газеты, красным карандашом было нацарапано число 3216. Тут еще завалялся ресторанный счет на сумму 465 долларов из ресторана «Седьмое небо». Судя по блюдам, обедали вдвоем. Значилось число 23 июня. Зачем он сохранил этот счет, не ясно.

Я положил записную книжку на ночной столик и осмотрел другие карманы. В шкафу висело по меньшей мере костюмов двадцать. Из каждого я выгребал всякую мелочь. Сигареты «Кент», зажигалки, деньги. Много это или мало – не знаю, но долларов триста наскреб. Товарные чеки, зубочистки, жвачки, несколько авторучек. Самой удачной находкой, безусловно, была записная книжка. Вопрос в другом. Зачем она мне нужна. Адреса и телефоны, хранившиеся в ней, ничего для меня не значили, имена тоже. И все же я решил оставить ее при себе. Так, на всякий случай.

В данный момент меня беспокоил совсем другой вопрос. Куда подевался мой шрам?

Ломая себе голову, я подошел к окну. Небо озарялось пламенным рассветом.

Макушки деревьев сверкали огненными бликами. Всходило солнце. Часы на камине отстучали семь раз. В эту ночь мне так и не удалось заснуть.