Сергей Макаренков. Эльбрус

О нем:

Сергей Михайлович Макаренков (1960 г. р.) – российский книгоиздатель, автор социально-культурных проектов, член Правления Российского книжного союза. Стаж работы в книгоиздательской отрасли: свыше 37 лет.

Более 30 лет успешно возглавляет издательство «РИПОЛ классик», неизменно входящее в пятерку крупнейших издательств России. Благодаря Сергею Михайловичу Макаренкову российские читатели познакомилась с такими именами, как Б. Вербер, Э. Гилберт, Р. Грин, К. Клэр, Э. Толле и сотнями других в десятках различных жанров и тем.

Является создателем детского просветительского проекта «Всероссийская школьная летопись», объединяющего тысячи школьников по всей стране в работе над «книгами класса» и другими педагогическими и издательскими задачами.

Отмечен почетным званием «Заслуженный работник культуры РФ», Благодарностями Министра культуры РФ; Министра цифрового развития, связи и массовых коммуникаций РФ. Лауреат премии Министерства по делам печати, телерадиовещания и средств массовых коммуникаций РФ (в номинации «Искусство книги»).

Как только не называют Эльбрус – «вечная гора», «гора, приносящая счастье», «гора блаженных», «грива снега», «гора повелителей духов» и многое другое. И все перечисленное – правда, особенно по поводу «блаженных». Я порой напоминал себе именно такого. Зачем, почему я здесь оказался? В полубессознательном состоянии на подъеме я не раз задавал себе такой вопрос…

Какие мотивы срабатывают, чтобы люди приходили сюда снова и снова, пытаясь покорить могучего снежного гиганта? У всех нас они наверняка в чем-то схожи, но чаще – необъяснимы даже для самих себя! Просто некая внутренняя потребность что-то высказать: очень личное, о чем-то спросить себя или услышать ответ – там, где труднее всего. Честно, бескорыстно, искренне, один на один с внутренним голосом.

Нас – одиннадцать. Максим сначала все время всех пересчитывал. Хотя к концу нашей экспедиции перестал…

Там, в горах, неожиданно понимаешь меру ответственности – и за себя, и за тех, кого оставил на Большой земле: горы воспитывают! Поэтому и слово «безопасность» не раз звучало на подъеме: без ответственности – в горах просто нечего делать! Даже наш дилетантизм опирался на это чувство, не говоря уже про внутренний страх, что накатывал, когда порывы ветра и снега перекрывали все тропы.

Мы выглядели сильной командой – это становилось понятно и нашим гидам, и окружающим. Можно сказать, что интеллект, непринужденность, доброжелательность – являлись нашими позывными.

День первый – опоздание на самолет и смена рейса (что привело к получению отдельного номера: в горах такое считается полным эксклюзивом!). Гостиница «AzauStar» приятно удивила и гостеприимством, и элегантным дизайном.

День второй – знакомство с командой, выбор необходимых вещей в прокате. Сразу понимаешь, как много лишнего привезено, а о чем совсем не подумал. Два наших гида, два Саши: первый – Мелкий (вообще-то, таков псевдоним: он на него не обижается, ведь энергии у «мелкого» – как у целой группы продленного дня в школе!). А второй – Александр Автономов (потомственный альпинист, скалолаз, гид, что в свои 28 лет знает о горах, о лыжах и о людях буквально все!).

В тот день мы вышли в первый трекинг. Утром пошла носом кровь и стало непонятно – что дальше? Но оказалось, что организм таким образом сам выравнивал себе давление. Погода – роскошная: трекинг получился легкой прогулкой в преддверии вечернего чая.

День третий – на «канатке», с вещами. У меня огромный чемодан «Tumi» – столь гламурный багаж резко контрастировал с камнями, снегом и вещами моих коллег по восхождению. Но, увы, другого под рукой не оказалось!

Приземлились мы на высоте 4000 метров, в приюте «Национальный заповедник», недалеко от знаменитого «Приюта 11». Наш «отель» состоял из восьми кубриков с нарами, по четыре человека в каждом. И ожидало нас три ночевки. До удобств следовало добираться по камням на пригорок. (Всего два туалета на всех, хотя на базе одновременно могло размещаться до трехсот человек!).

Со мной в номере оказался украинский друг Виктор (что потом не раз удивлял нас при вылазках в горы удивительным упорством – на грани самопожертвования!) и его сын Кирилл. Но помимо завидного упорства, Виктор обладал еще и удивительно музыкальным храпом. По ночам мне слышалась вся троица великих: Бах, Бетховен, Брамс. А еще у Виктора имелся в запасе коньяк, что не раз скрашивало наше противостояние с горами. (За что ему – отдельное спасибо!)

Все дни стояла удивительная погода, а кроваво-снежные закаты говорили о нашей близости к Богу… Завтраки, обеды и ужины, приготовленные Зулией, возвращали в далекое детство: когда мы намазывали хлеб маслом, сверху клали сырокопченую колбасу и сыр, густо поливая все сгущенкой. Иван, больше напоминавший лорда из Суссекса, воспитал в нас любовь к овсянке – даже научив заливать ее в термос (что, кстати, лично мне очень пригодилось при Восхождении!).

«Горняшка», как мы ласково называли здесь «горную болезнь», не сдавалась: набрасываясь на отдельных членов нашей команды как голодный пес и терзая как могла. Но мы были готовы…

И вот третья ночь – ночь Восхождения.

Весь день мы отдыхали, копили силы, эмоции, проверяли оборудование. И вдруг ближе к полудню услышали порывы легкого ветра. Первые снежинки упали на наш лагерь. И это – только начало! Снегопад и сильнейший ветер обрушились на Эльбрус.

«Боже, за что же нам такое? – думал каждый. – Неужели теперь все сорвется?!» (Честно говоря, я почти уже смирился внутри себя: вот она слабость духа, лови ее сам!)

А ветер и снег только усиливались. В час ночи ратрак, злобно рыча и посмеиваясь над нами, вознес группу на Приют Пастухова (4700 метров) и оставил в ночи. Восхождение началось…

Ощущал ли физическое напряжение? Еще как! В отдельные моменты сознание просто отключалось (иногда, особенно уже на спуске, просто хотелось плакать!)

Было ли тяжело морально? Да. Особенно, когда понимаешь, что еще не пройдено и трети пути, а обратной дороги – скорее всего нет.

Возникало ли чувство соперничества? Разумеется! Когда видишь упорство и спины товарищей, отвоевывающих у горы каждый шаг.

А чувство удивления? Ну, как без него! Когда впереди, уже в конце пути, показалась большая попа девушки из ЮАР (тучной дамы, килограмм под 120!). Чтобы обогнать «горную леди», пришлось потратить последние силы.

Смог ли насладиться чувством победителя? Несомненно! Когда понял, что дошел, что смог! И пусть подобное сделали до тебя многие тысячи (а потому по большому счету – никаким подвигом, конечно, восхождение не является!). Но лично для меня пережитое стало Преодолением. И осознанием удивительного соприкосновения с настоящим, что осталось со мной навсегда!..

* * *

 
Эльбрус,
Туман и дожди…
Ему наплевать
На наши страданья!
Выбор был твой —
Иди или жди
Нового смысла,
А, может, признанья.
 
 
Эльбрусу не нужен
Ни «Я» и не «Ты» –
Он одинок
И совершенен,
И воплощение
Той чистоты,
В которой и ты
Сегодня уверен!
 
 
И я прикоснулся,
Немного совсем,
К сердцу Эльбруса,
К дыханию силы –
Огромное солнце,
Светящее всем,
На это открытие
Благословило…
 

Сергей Николаевич. Римские фонтаны

О нем:

Сергей Игоревич Николаевич (1958 г. р.) – главный редактор медиапроекта «Сноб», автор и ведущий телепрограммы «Культурный обмен» на Общественном ТВ России.

Автор книг: «Театральные люди» (Редакция Елены Шубиной, 2019), «Алла Демидова. P. S.» (АСТ, 2020). Составитель литературных сборников «Поэт и Леди. К истории отношений Андрея Вознесенского и Жаклин Кеннеди-Онассис» (Редакция Елены Шубиной совместно с Центром Андрея Вознесенского, 2018). «Все о моем отце» (АСТ, 2011), «Лондон. Время московское» (Редакция Елены Шубиной, 2014), «Красная стрела» (Редакция Елены Шубиной, 2015), «Все о моем доме» (Редакция Елены Шубиной, 2016) и многих других.

Место действия: Петергоф. Время действия: начало 90-х. Главные лица: Он и Она.

– А почему они называются «Римскими»? – спросила она.

Он на секунду замялся. В паре с самого начала он считался за старшего. Кому полагалось все знать, а она – как бы школьница, привезенная на ознакомительную экскурсию в Петергоф. Такая игра!

Может, потому, что в отличие от других фонтанов у «римских» напор в два раза сильнее, размышлял он вслух. Ведь это даже не струи, а какой-то водопад. Точнее, два водопада, бьющих прямо в небо. Бессмысленная и прекрасная растрата воды, энергии, красоты. Не то что в хваленом Версале, где фонтаны работают строго по часам: пожурчали, посверкали минут 15 и… c’est tout.

«Обычная французская скаредность!» – со вздохом констатировал он.

Она никогда не была в Версале, поэтому покорно согласилась.

Да, французы прижимистые. Правда, она знала это в основном по классическим романам Бальзака, Флобера и Дю Гара. Она вообще слыла очень начитанной девушкой и время от времени ошарашивала его вопросами типа: «Ты читал „Семью Тибо“?»

Он не читал «Семью Тибо». Но признаться в этом – так же неловко, как и в собственном незнании: почему два самых красивых фонтана Петергофа называются «римскими»? Поэтому он сделал вид, что из-за шума воды не расслышал вопроса. А она не стала переспрашивать.

Она вообще старалась вести себя максимально кротко и корректно. Не скандалила, не ставила условий, ничего не требовала. Просто ждала. Внутренне затаившись, как пантера перед решающим прыжком.

Перед поездкой в Ленинград она загадала, что если предложит поехать в Павловск, то ничего говорить ему не станет. А если в Царское Село, то там, рядом с «девой», что «над вечной струей вечно печальна сидит», выдаст ему все. И что ему пора определиться. И что ее жизнь втоптана в грязь. И что эти два года их связи стоили ей десяти лет жизни. И что она больше так не может… Она долго про себя репетировала, как будет говорить злые, убийственные слова. И даже какие-то фразы записала себе в блокнотик, что таскала повсюду с собой в сумке.

Но вчера по приезде он заявил, что хочет поехать в Петергоф. И это немного спутало ей карты. А про себя она даже обрадовалась: теперь не придется объясняться, а можно будет просто подарить себе счастливый день. Еще один!

У причала на Дворцовой набережной они сели в почти пустой «Метеор». Тогда, в начале 90-х, всех туристов в Ленинграде как будто смыло волной. Ни иностранцев, ни соотечественников. Это раньше при «развитом социализме» всюду тянулись бесконечные очереди. А сейчас – хоть шаром покати. Никого!

Она помнила, как раньше эти «метеоры» брались буквально с боем. Как отец уходил за билетами, исчезая в темной людской гуще, толпившейся на набережной, а они с мамой ждали без особой надежды на его скорое возвращение. Через какое-то время он все-таки появлялся, победоносно улыбаясь и держа в руках заветные билеты в Петродворец.

Сорок минут по Финскому заливу с ветерком – конечно, не сравнить с забитой битком, тесной, потной электричкой, отравлявшейся с Витебского вокзала. В «Метеоре», утопая в удобных креслах, ты чувствовал себя почти интуристом, рассекающим международные просторы. К сожалению, там не предусмотрели палубу, а любоваться на пролетающие виды можно только из окна запотевшего иллюминатора. Тем не менее, все выглядело настоящей роскошью.

Сейчас о ней напоминали лишь накрахмаленные девственно-белые наволочки, надетые на изголовье кресел. Становилось понятно, что ничья голова их уже давно не касалась. И в этом белом безмолвии пустых кресел вокруг чувствовалось что-то космическое, будто все пассажиры давно сошли на конечной остановке. А эти двое в первом ряду неизвестно зачем остались. Впрочем, почему? Известно! Чтобы увидеть «Римские фонтаны»!

Когда они прибыли в Петергоф, бабка на контроле приняла их за иностранцев.

– С вас 500 рублей! – радостно завопила она, потрясая какими-то квитанциями. И тут же добавила для предельной ясности, почему-то по-немецки:

– Фюнфь ханред рюбелс, битте зейн.

– А что ж так дорого, бабуль? – с деланной ласковостью спросил он.

– Так вы ж зарубежные гости! – уже без прежнего ликования в голосе попыталась настаивать контролерша.

– Эх, если бы! Свои, мать…

Она всегда удивлялась тому, как легко он находил общий язык с обслугой и с разными охранниками.

– А он у тебя… простой… – скажет ее мама, когда увидит его черно-белые фотографии.

И добавит с насмешкой:

– Такие во времена моей молодости учились в ФЗУ и обязательно участвовали в заводской самодеятельности!

– Что ты понимаешь! – почти закричала она. – Какая самодеятельность? Он тонкий, сложный, умный. И столько всего знает!

– У него двое детей. И у тебя нет шансов, – строго высказалась мама и, брезгливо обтерев руки о фартук, ушла на кухню.

Она не верила в счастье единственной дочери: ведь та с детства считалась сложным ребенком – застенчивым, зажатым. Уже подростком, если куда-то ехала одна в автобусе, всегда покупала себе два билета на тот случай, если один билет вдруг потеряется.

И, конечно, абсолютной пыткой стали уже в ее взрослой жизни советские гостиницы – с их противными дежурными по этажу, всегда придирчиво изучавшими паспорт на предмет штампа о браке.

Оба они в этот раз, чтобы не осложнять себе жизнь, решили остановиться в одной гостинице – в «Октябрьской», что рядом с Московским вокзалом. Чтобы проникнуть внутрь, следовало пройти охранника у турникета, показав паспорта и командировочные удостоверения. Затем направиться к окошку администратора. Там отстоять очередь и получить анкеты. После этого идти в кассу. Получив чек об оплате, вернуться обратно к администратору, чтобы выписать пропуск. И только после всех манипуляций и формальностей тебя пустят в лифт.

Но уже на этаже поджидает новый администратор, что продолжает проверку документов – с тем же садистским тщанием, что и внизу, на рецепции.

Почему она так боялась, так трепетала перед этими большими, строгими женщинами с вечно недовольными лицами, упорно сличавшими ее физиономию с фотографией в паспорте? Какие разночтения они пытались обнаружить? Какие тайны прозревали в комбинациях цифр, неведомых простым смертным, но, похоже, понятных им одним? Зачем сидели тут годами и десятилетиями, хмуро наблюдая за бесконечной вереницей постояльцев, въезжающих и отъезжающих? И даже сейчас, когда власть их явно поубавилась, они продолжали ощущать себя императрицами в изгнании, властительницами чужих судеб.

– Кажется, эта баба все поняла… – скажет она шепотом, пока они шли по бесконечному гостиничному коридору.

– Что именно?

– Что мы не просто командировочные. Ты видел, как она придирчиво изучала твой штамп о браке?

– Подумаешь…

– А когда ты попытался объяснить ей, что мы тут, мол, по работе, то разве не заметил, как она гнусно улыбнулась и съязвила: «Понятно, что по работе».

– И что теперь делать? Вообще не заселяться?

Он шел впереди, неся ее дамский клетчатый чемодан и свою стильную дорожную сумку, недавно купленную во Франции. Перед собой она видела только его удаляющуюся спину. И в какой-то момент ее вдруг пронзила мысль, что отныне так будет всегда. Что впереди их ждет еще множество самых разных коридоров, отелей, аэропортов, вокзалов, – и всегда будет повторяться одна и та же мизансцена: он на полшага впереди, а она бежит сзади, пытаясь догнать и идти с ним рядом. Она обычно налегке с каким-нибудь пакетом из duty free, а он нагружен вещами или толкает перед собой тележку с их чемоданами.

Она представила это с такой осязаемой отчетливостью, что внутренне успокоилась. Будто подобное уже случалось когда-то в их прошлой жизни, где они являлись мужем и женой, где могли спокойно путешествовать по миру – без всяких липовых командировочных удостоверений! И нет нужды обманывать разных душных теток, дежурных по этажу…

Решили, что поселятся у него. А в свой номер она даже не заглянула.

– А вдруг там вид лучше? – засомневался он.

– Вид тут всюду одинаковый: на Московский вокзал! – заключила она, деловито задергивая шторы и не оставляя ему никакого шанса для отступления от намеченной программы.

Поездка в Ленинград – целиком ее идея. Навестить город, где она родилась и прожила первые шесть лет. Потом отца по службе перевели в Москву и больше они сюда не вернулись. Все, что связывало ее с Ленинградом, отзывалось в душе какой-то неясной ноющей болью. Словно то давнее расставание случилось не по собственной воле, а под давлением каких-то враждебных сил.

И вот теперь пыталась что-то исправить: переиграть судьбу, вернуться туда, где когда-то чувствовала себя счастливой. В запасе у нее имелось не так много вариантов.

– Куда мы завтра поедем? – спросила она, уже имея в голове четкий план.

– Если будет приличная погода, давай все-таки в Петергоф! – предложил он, расставляя в ванной перед зеркалом бритвенные принадлежности.

– Но ты же хотел в Царское? – заволновалась она.

– Туда добираться сложнее.

– Можно же взять такси…

– На «Метеоре» круче!

Она не стала настаивать. Визит к «деве с разбитым кувшином» не отменялся, а только откладывался.

В Петергофе они не сразу пошли в парк. Вначале спустились к валунам на пляже перед пристанью. Где пахло морем и нагретыми на солнце водорослями.

– А слабо́ доплыть до того камня? – спросил он, показывая на серый валун, торчавший посреди сине-серой воды.

Ей показалось, что камень не очень-то и далеко.

– Тут мелко. Скорее, придется добираться до него пешком, чем вплавь.

– Тем более, – загорелся он. – Пойдешь вместе со мной?

– А вещи? Не оставлять же их тут? Обязательно украдут.

– Берем с собой!

Почему они решили, что им надо непременно дойти до этого камня. Зачем? Они не могли объяснить ни тогда, ни много лет спустя. Какая сила вдруг швырнула двух взрослых людей в море, заставив долго-долго брести по колено в воде, в обнимку с сумками и снятой одеждой? Со стороны они походили на двух беженцев, пытающихся средь бела дня пересечь границу. Но их целью стал лишь серый камень, что с каждым шагом становился все более далеким и недостижимым.

Казалось, что они не доберутся до него никогда. Но это совсем их не расстраивало. Напротив, всю дорогу они хохотали как безумные. Пока она не произнесла:

– Ты знаешь, у меня совсем мокрые трусы.

– Тогда сними их.

– А если кто-нибудь увидит?

– Ну конечно: все папарацци мира замерли, приготовив дальнефокусные камеры.

– Мне плевать на камеры. Просто не хочу, чтобы меня потом привлекли за аморалку.

– Ты обречена. Но если будут привлекать, то нас обоих.

И в подтверждение своих слов он с веселым гиканьем стянул с себя беленькие «кэлвины», что всегда надевал на важные свидания. Теперь они оба – голые, как в первый день творенья. Вокруг простирался Финский залив, а где-то за их спиной журчали знаменитые фонтаны, где золотой мускулистый Самсон раздирал пасть льву, откуда устремлялась в небо упругая молодая струя.

Они даже попытаются заняться любовью прямо там же, в воде. Но у него не получилось, к тому же мешали вещи, что приходилось держать на весу. Почти без сил они вернулись на берег и, кое-как обсохнув, отправились в Петергофский парк, что выглядел тенистым и на удивление безлюдным.