Я в меньшей степени прозаик,
Я в высшей степени поэт!
Копьём из рифм себя пронзая,
Пишу эпитетом портрет.
Я говорю о том, что важно,
О том, что душу бередит;
Пиита речи суть бумажны,
А для иных – почти иврит.
Глаголом бью, года тревожа,
Слезам и боли вопреки,
И поэтическая кожа
Моя разорвана в клоки.
Среди желаний дерзновенных
Меня волнует лишь одно:
В том пантеоне строф нетленных
Моим стихам быть суждено?
Сестра моя, Земля моя —
Едины мы с тобою.
Колышет ветер тополя
Под робкою луною.
Ты так прелестна и нежна,
А в предрассветной чаще
Разговорились после сна
Щеглы. Ручей звенящий
Искрится между тёмных глыб,
Как чудное монисто.
Раскрыл свой зонтик первый гриб,
Олень поёт басисто.
К весне поспешно платье шьёшь
Из бирюзовой ткани,
И солнца золотая брошь
Пронзает твёрдый камень.
В твоём панно – свои штрихи
Из разноцветной пряжи.
Я точно так пишу стихи,
Как пишешь ты пейзажи.
Одиночество. Что вам известно о нём?
Я стою здесь давно, я покрылся седыми снегами.
А бывало, дышал ненасытным огнём,
И горели рассвета лучи у меня под ногами.
Я – ваш страх: в моём чреве оранжевый змей —
Тихий узник, когда-то свободно на землю сползавший.
В гневе мог осушить миллионы морей,
А теперь я старик, одинокий и очень уставший.
Было время – пылал ярче солнца и звёзд,
Слыл могучим и грозным, и мне поклонялись народы.
Я вместилище грусти, туманов погост,
Как же хочется вновь безграничной, внезапной свободы!
Одиночество – мой неизбежный удел.
Мой единственный глаз смотрит в небо печально и робко.
Бесполезный титан, словно лучник без стрел;
Я угрюмый, замёрзший вулкан, я уснувшая сопка.
Город замер: сегодня приходит Она
Бесконечной тропой на окраину жизней и судеб.
Так бывало всегда. Так бывало, так есть и так будет.
Город замер. В глазах его еле видна
Потаённая злость: он мечтает о власти.
Ненасытный тиран, пожирающий души живущих,
Он отмерил давно себе место в краю всемогущих:
«Я хозяин огней, я наследник династий.
Подчиняйтесь же мне», – он роптал на людей,
И был крик его немощи полон и птицам лишь слышен.
Так среди аромата пьянящих алеющих вишен
Мы не чувствуем смрада живых площадей.
Он боялся Её. Страх нельзя превозмочь.
Под корёжащий бой торопливых надменных курантов,
Нанизав на персты переливчатых звёзд бриллианты,
Приходила Она – гипноокая Ночь.
В дни окаянные, тёмные, дикие —
То ли распятие, то ль вознесение —
Только поэты, порою безликие,
В мире пылающем ищут спасение.
Сердце на плаху кидают горящее:
«Жертву прими, о небесный создатель!»
Слёзы текут по щекам настоящие —
Их на страницах находит читатель.
Рвётся душа на распутье чернеющем:
«Веры нам дайте!» – стенают поэты;
В ярых строках, сквозь века пламенеющих,
Вера жива – та, что ими воспета!
Михаил Ивановский (Олег Соловьёв – псевдоним) – «рождённый в СССР» в 1959 году. Место рождения и проживания – город Мо сква. Спецшкола при РАН с усиленным изучением химии в 1976 году. «Моспроект-2», МАРХИ. Увлечение теорией пропорций, от Платона до Корбюзье, теориями европейской и русской герменевтики. Ознакомился с книгами Фулканелли ещё в СССР через самиздат, изучал старообрядчество с его своеобразной алхимической традицией. С 1982 по 1990 год работал в Средмаше. Член СА РФ с 1988 года. С 1991 года и по настоящее время – директор и практикующий архитектор личной мастерской. Рассматривает литературу и миф через призму алхимической и герметической традиции.
Зелёный Лев играет на свирели
Мелодию для Красного Дракона.
Незнания корабль пройдёт все мели
Велением древнейшего закона.
В Цилиндре из прозрачного алмаза
Несёт Змея гранёные рубины
Душ мёртвых выцветающие стразы
Снежинки ненаписанной картины
Снега покроют город чёрно-белый
Снега покроют город жёлто-синий
Снега покроют город ярко-алый
Полынный город Призрачных Актиний
Закатом года выжжены равнины
Струятся мимо тёмные холмы
Словно китов коричневые спины
Под небом светло-голубым немы…
Отсюда постоянно убегали
Сюда стремились тысячи племён
Шуршит шоссе, и катится из стали
Машина вдаль, как некий павильон.
Здесь жили гении и здесь же умирали
Отсюда прадед мой ушёл на кораблях
Крым и Россию долго забывал он
В земле чужой его остался прах…
Волнуется таинственное море
Волошина святая акварель
Машина едет
С временем не споря
Между веков…
И тёмных
Их
Дверей…
Ночь растворяет знаки, у машины —
Обочина времён.
В туманной темноте таятся спины
Холмов, над ними звёзд алмазный сон
Шоссе и ночь, как рана сквозь долины…
Есть серые полотнища тумана,
Живущие в пространстве рядом с нами.
Одни живут энергией обмана,
Другие – страсти, третьи – океана.
Одни бессмертны во времён теченьи,
Но смертны и привязаны в пространстве,
И не найти иным определенья…
Мы части их с известным постоянством.
И в них стремится человек извечно,
Слепец и часть реальности иного,
Чьё тело не познает бесконечность,
И только часть для многого другого.
Издревле уходящий зажигал,
Как символ мудрости грядущей,
Две новые звезды – маяк в пути
Над вечной чашей обладанья сущим.
Той, что стоит на белой тверди гор,
Там, где сияет вечных звёзд костёр.
Издревле уходящий возвращался
Взглянуть на жизни новые ростки
И оживить несбывшихся пытался,
Даря им в души яркие цветки.
Ну а они плели из них венки.
А к чаше Человек не приближался.
Сквозь этот миг проходят корабли
С далёких солнц, неведомых планет.
Для них нас нет, нет маленькой Земли,
Её забот,
Тревог,
Надежд
И бед.
Лишь очень чуткий человек заметит
Иную мысль в теченьи дней обыденных.
То кто-то на вопрос его ответит
В судеб пересечении невидимых…
О как земля напоминает остров!
Возьмите меня юнгой в ваше плаванье:
Я так хочу увидеть мирозданье,
Все города, края его и гавани…
Миф.
Повторенье.
Сжатое.
Навечно.
Вы всё забудете, а это – никогда.
Миф в вас раскроется…
Он прорастёт беспечно,
Заменит вас
Собою
Навсегда.
И главное в тебе – простое слово,
Заёмным было, будет – часть твоя.
Живёт от резонанса, от Иного,
Что больше вас, оно и будет
Я…
Миф – плоть из слов, ступени без возврата
Из падшей и
Вознёсшейся
Страны.
Миф – повторенье, звук, намёк.
И сжаты
В десяток строк
Тысячелетий
Сны.
Там, где в ночи хрустальные равнины
Меняют бег сверкающих Цветов,
Великий город в Золоте долины
Пуст для людей, спит под созвездьем Псов…
Там, где душа бежит, как заяц серый,
Между светов, по алому лучу…
Великий Город исполняет Меру
Крылатых гончих так, как я хочу…
Пёс Голубой и твой хозяин строгий,
Чей голос слышен в золотом рожке,
Я их слова оставлю по дороге
Меж асмоделий к ледяной реке…
Над равниной асмоделий,
Где озёра белых лилий,
На небесной карусели
Мы кружились без усилий.
Лепестки, багроволицы,
Отрывались и летели.
Ты вращала эти спицы
На небесной карусели…
В ночи Багровой остывают Звёзды,
И в синей тьме всегда звучит орган,
Но стая гончих, Чёрных и Лиловых,
Всегда несётся молча сквозь туман…
И, исполняя Волю по закону,
Псы гонят вдаль безумных серых птиц…
А город спит, входящим вечно новый…
Плывут и тают мириады лиц.
Таинственны хозяева и странны…
Они как мы, и нет лишь страха в них.
Порой у них Христовы вижу раны,
Порою свет тотчас смывает их…
А время уходит, а время уходит,
Его не вернуть, не вернуть нипочём.
А время уходит, а время уходит
С последними листьями, с первым грачом.
Ах, время – такая непрочная штука.
Все мы оступаемся, падаем ниц…
И в серой стене исчезаем без звука,
Оставив лишь тени событий и лиц…
Все мы исчезаем, придя ниоткуда,
Найдя на той грани последний приют…
Ах, что же там будет, за временем будет,
Там, перед началом отсчёта минут…
И луч голубой освещает творенье,
И псы припадают послушно к ногам,
Когда Альба-Лонга своё вдохновенье
Вливает в тебя, направляя к богам…
И кровь голубая из города неба,
Откуда низводит Изида судьбу,
Струится словами, которые Хлебом
Питают тебя и с собой уведут…
И Львица пропустит тебя в вещий город,
В полёт среди башен алмазных равнин,
Зелёных шаров, и ты будешь так молод
И больше уже не один…
Не теряй же вдохновенья,
Плачь и смейся, не печалься,
Помни звёздные виденья
И с надеждой не прощайся.
В мир медлительных гигантов,
В явь с закрытыми глазами
Возвращайся, возвращайся.
Ты, конечно, будешь с нами.
Где проходит грань безумья и божественного сна,
Предстаёт душа в раздумье, одинока и больна…
Где в полёте откровений слышен шум незримых крыл,
Там слабеет притяженье старых дедовских могил.
И тогда душа готова оторваться от земли
И, забыв родное Слово, вмиг рассыпаться в пыли…
Вмиг рассыпаться в пыли…
Вмиг рассыпаться в пыли…
Где проходит грань безумья и божественного сна,
Предстаёт душа в раздумье, одинока и больна…
Там в полёте откровений слышен шум незримых крыл,
Там слабеет притяженье старых дедовских могил.
В этот миг душа готова оторваться от земли,
Обрести святое Слово,
Ветер,
Волны,
Ковыли…
Бесконечную свободу, звёзд алмазных Млечный Путь.
Обрести свою природу, чтобы больше не уснуть…
Чтобы больше не уснуть…
Чтобы больше не уснуть…
Сердце, брошенное в небо, отразилось в глади вод.
Отраженье отраженья, только свет звезды живёт.
Бесконечное движенье звёзд качает плоть волны.
Ночь и вечное круженье, отражение и сны.
Я умер где-то в небесах, а может, попросту
уснул…
Мне в детстве помнился тоннель, в который
я упал…
В те сны вплетался этот мир, в который я
тогда нырнул…
И отступала вдаль страна,
которую я знал…
Найти себя, найти себя траве вселенской
нелегко.
Лютует острая коса таинственных веков,
сгорает жёлтая трава, но дым живой, он
далеко
уносит души к небесам без боли и оков…
Я умер где-то на Земле, а может, попросту
уснул…
Мне будет помниться тоннель, в который я
упал…
И будут продолжаться сны,
в которые я заглянул.
И будет бушевать закат,
таинственен
и ал…
О проекте
О подписке