2

– Итак, никакого представления о себе вы не имеете?

Парень задает мне этот вопрос уже в сотый раз. Откуда только он взялся на мою голову? Высокий, тощий, почти совсем лысый – таким было мое первое впечатление. Потом уже я отметила спокойные серые глаза за стеклами больших очков – какой анахронизм! – но почему мне так подумалось? Не знаю. Этого человека привел Виталий Петрович, и теперь он надоедает мне какими-то дурацкими вопросами.

– Абсолютно никакого. По правде говоря, меня это немного раздражает. Разве такое может быть? И когда мне, наконец, хоть кто-то объяснит…

– Пожалуйста, не надо волноваться, вам это вредно. Мы уже почти закончили. Я сейчас вам кое-что объясню, все остальное скажет Виталий Петрович, – он отсоединяет от моего тела металлические, обтянутые резиной датчики. – Этот аппарат создан по типу детектора лжи, который до сих пор кое-где используется в юридической практике.

– Как долго я была без сознания?

– Сегодня у нас восемнадцатое апреля две тысячи девятого года. Так вот, о чем бишь я… А, вот. Этот аппарат сделан по принципу детектора лжи. Правда, он не только фиксирует степень вашей… откровенности, но и ставит диагноз. В данном случае могу вам сказать: такую глубокую амнезию мне еще ни разу не приходилось наблюдать. Но это уже наши проблемы, мы постараемся вам помочь. А сейчас вы должны…

– Я не спрашиваю у вас, что я должна. Я хочу знать, зачем вся эта комедия с вашим детектором и когда я смогу вспомнить хотя бы цвет своих глаз!

– Не надо сердиться. Я вам все объясню. Видите ли, амнезия – такое состояние, которое довольно легко симулировать, если человек в этом заинтересован. Например, когда вы в чем-то виноваты или просто хотите обратить на себя внимание, ну, и еще есть варианты, неважно. Можете мне поверить, такое случается нередко. Вот тут-то и приходит на помощь наше оборудование – кстати, самое новое. Что же касается непосредственно вас… Видите ли, мозг – наименее изученный орган. Сколько людей, столько же индивидуальных реакций. Мы можем что-то обобщить, но это лишь небольшая часть того, что бы мы хотели знать о человеческом мозге. Поэтому обещать вам что-либо наверняка будет с моей стороны просто шарлатанством. Вы меня понимаете?

– Да, конечно, – я хотела сказать как-то иначе. Как?

– Прекрасно. Теперь вы можете вернуться к себе в палату. Я вижу, вы хотите еще о чем-то спросить?

– Да, хочу. Скажите, здесь где-нибудь есть душ? Мне нужно помыться, иначе я сойду с ума. Это не слишком высокие требования?

– Нет, конечно, нет. Меня только удивляет, почему вы не скажете об этом медсестре. Ничего, сейчас мы это организуем, не волнуйтесь.

– Эта девица принесла мне тазик с теплой водой. Я бы на нее посмотрела, если бы ей дали столько воды для мытья.

Мне хочется хорошенько кого-нибудь стукнуть, но я сдерживаюсь. Этот человек ничего мне не должен. А вот симпатичную медсестру, которая приходила утром, я бы… Господи, откуда такие дикие мысли? Что со мной происходит?

– Не надо так. Вы же понимаете, что эта больница строилась довольно давно, а в те времена… Ну, хорошо, не буду вам докучать. Скоро будет готово новое помещение для нашего Центра, там все сделано по последним требованиям науки. А все палаты оборудованы душевыми кабинками.

Меня везут вдоль того самого коридора, мимо белых дверей с номерами. И опять мне становится так тоскливо, словно я чего-то боюсь. Чего-то страшного, безжалостного и неминуемого. Но мы уже приехали.

– Я сейчас вам помогу, – хорошенькая медсестра наклоняется ко мне. – Вам только надо пересесть в то кресло, и вы сможете принимать душ сидя. Мы сами придумали такое усовершенствование – тут бывает довольно скользко.

– Спасибо, я попробую сама, – голова кружится, но я встаю. – Почему здесь так темно?

– Но здесь не темно… – голос медсестры удивленный и какой-то далекий. – Солнце светит прямо в окно. Ой, это, наверное, у вас в глазах темнеет! Такое случается от слабости. Скоро пройдет.

И правда, скоро стало светлее. Я вижу, как она берет в руки полиэтиленовый пакет и направляется с ним ко мне. Вот то, чего я боялась. Как больно врезаются наручники в запястья, а мое лицо накрывают пленкой и мне нечем дышать, нечем дышать…

– Что с вами? Вам плохо? Скажите что-нибудь, о боже… Матвеевна, идите скорей сюда!.. – Ее испуганный крик заставляет меня очнуться.

– Я прошу прощения… все в порядке.

Я пытаюсь что-то вспомнить, но напрасно.

– Что вы сказали? Я не поняла…

Зато я поняла. Я перестала контролировать свой язык, и он сказал все не так. Или, наоборот, так, как надо?

– Я в порядке. Мне жаль, что я напугала вас. Что это у вас?

– Это? – Она удивленно смотрит на меня. – Это просто полиэтиленовая шапочка, чтобы прикрыть повязку у вас на голове. Доктор меня предупредил, чтобы я проследила. Такие шапочки продаются в магазинах, мы держим несколько штук – для таких случаев. Вы уверены, что с вами все в порядке? Может быть, мне лучше остаться и помочь вам?

– Нет, спасибо. Я попробую сама, – не хватало еще предстать перед ней в таком виде. – Скажите, а здесь где-нибудь есть зеркало?

– Конечно, есть, мы мимо него проехали, вы не заметили? Хотя… ну, хорошо. Я буду тут, рядом.

Она выходит, а я сижу и думаю. Я пытаюсь ухватить кончик своего воспоминания об… О чем? Не помню. Ускользает. Вот будто бы сию секунду должна что-то вспомнить, что-то важное… Только не знаю, что. Ну ладно, имей в виду! Если ты у меня в голове, значит, никуда тебе не деться. Вот выйду отсюда, тогда уж… А куда я пойду? Куда я денусь, когда выйду отсюда? Наверное, это знает красавчик доктор. Он должен мне сегодня что-то рассказать, так сказал человек-детектор. Поэтому я сейчас здесь. Мне нужно привести в порядок свои мысли и впечатления. И сделать это я должна до разговора. Почему? Не знаю. Может, у меня паранойя, кто знает? Я открываю кран. Ужасно ценная штука – теплый душ.

Итак, что мы имеем? После аварии – какой, где, как? – меня привезли сюда, наверное, в качестве подопытного материала. Решили, видимо, что мне уже все равно. А может, и нет. Возможно, решили, что только здесь у меня есть шанс. Обе версии имеют право на существование, до тех пор пока я не узнаю, что же произошло на самом деле. Это первое. Я находилась здесь больше месяца в бессознательном состоянии после операции. Откуда это мне известно? Из разговора, который мне удалось подслушать. Но я вовсе не уверена, что услышанное не было спектаклем для одного зрителя – или слушателя в данном случае. Также может статься, что в моей голове ковырялись с другой целью и не было никакой аварии. Это во-вторых.

А в-третьих – это я сама. Почему я чувствую себя здесь… чужой? Нет, конечно, тут все вокруг чужое и незнакомое, но не ТАК. Мне чуждо здесь все: язык, на котором я говорю, а думаю на другом; разговоры между людьми, их стиль общения. Только тот доктор не кажется мне настолько чужим. Это не потому, что я положила на него глаз, нет. Что-то в нем есть… Не знаю, что-то… И почему меня вообще посещают такие мысли? Почему я сижу тут и накручиваю себя? Почему не может быть все так, как мне говорят? Я не знаю. Со мной происходит что-то странное. А может, я шпионка или преступница? Но тогда это было бы известно кому следует. А с чего я взяла, что им не известно? И кому это – им? Нет, я просто спятила. Все, хватит. Надо послушать то, что скажет мне док. Если ему есть что мне сказать.

– С вами все в порядке? – Сквозь льющуюся воду я вижу медсестру. – Вы так долго здесь сидите, что я забеспокоилась. Напрасно вы отказались от моей помощи!

– Я чувствовала себя такой грязной, что просто нервы не выдерживали. Поэтому решила немного посидеть и отмокнуть как следует.

– Напрасно вы так считаете. Пока вы были без сознания, вас мыли ежедневно – и очень тщательно.

Она улыбается, но мне неприятно слышать ее слова. Или как-то… Мысль о том, что кто-то касался меня, когда я не могла этого контролировать, для меня просто невыносима.

– Что мне теперь надевать? Нет, я ничего не имею против больничного белья, но можно хотя бы что-то чистое, только что из прачечной?

– Я как раз собиралась вам все дать, это ваши собственные вещи. Их принесли еще вчера вечером, но я не стала вас беспокоить, вы спали. Вот, пожалуйста, только давайте пройдем в раздевалку.

Обернув вокруг себя простыню, я медленно иду в соседнее помещение. Старый кафель чисто вымыт, скамейки под стеной и крючки на стенах. Это раздевалка, пахнет хлоркой. Около входа большое зеркало. Прекрасно.

– Я могу одеться сама.

– Конечно, если вы хорошо себя чувствуете.

У нее красивые карие глаза и маленький носик, а когда она улыбается, белоснежно блестят ровные зубки. Маленькая приветливая куколка. Но я хочу остаться одна. Она стесняет меня, сама не знаю почему. А еще мне очень хочется заглянуть в зеркало. И я ни с кем не хочу делить этот миг.

– Мне кажется, вы меня стесняетесь. Должна сказать, абсолютно напрасно. Я работаю здесь уже несколько лет, больные у нас в основном тяжелые, всякое бывало. Но с вами теперь все будет в порядке, вот увидите.

– Спасибо, я постараюсь учесть это. Кстати, а как вас зовут?

– Меня зовут Марина, а моего напарника – Марк.

– Я его не видела.

– Его очередь проводить процедуры. Ну, ладно, одевайтесь, и вернемся в палату, вам следует отдохнуть.

Да, я устала. Но сейчас я должна еще кое-что сделать. Хорошо, что она оставила меня одну. Я открываю пакет с одеждой. Она сказала, что его принесли вчера. Кто принес? И это мои собственные вещи… Шелковая пижама золотистого цвета, темно-синий атласный халатик, украшенный вышивкой, такого же цвета тапки. Косметичка. Странно. Все эти вещи стоят совсем недешево, даже я это понимаю. Кто принес их для меня?

Я медленно одеваюсь. Шелк приятно холодит тело. И так красиво смотрится. Значит, я люблю красивые вещи и могу их себе покупать. Я с удовольствием разглаживаю ткань, хотя она выглядит безукоризненно. А я? Как выгляжу я? Что я там увижу? Там, в темном стекле? Я медленно подхожу к зеркалу, опустив глаза. Еще минуту, еще… Но я изнемогаю от любопытства и поднимаю взгляд. Сразу. О дьявол! Только не это!

На меня смотрит бледное, слегка удлиненное лицо. Темные круги под глазами. Нос, на мой вкус, слишком длинный. На чей угодно вкус. Глаза какого-то непонятного серо-голубого оттенка, ресниц и бровей нет. Вернее, они-то есть, но такие короткие и светлые, что могли бы не трудиться произрастать – все равно незаметно… А главное то, что это лицо мне совсем незнакомо. Господи, какой кошмар! Неужели это я? Теперь я понимаю, почему куколка Маринка так улыбалась. Отчего бы и не улыбнуться такой красотке, глядя на уродину? И как мне самой смотреть на себя? Ко всему прочему, еще и голова забинтована. Волосы наверняка сбрили – кто там церемонился… Почему они не дали мне умереть? Неужели я должна теперь жить – в таком виде? А еще вырядилась в роскошную пижаму… Больничного тряпья с избытком хватит для такой уродины.

Ладно, поехали дальше. Я довольно высокая, но нескладная фигура какая-то. Ужасно. Бедра слишком толстые, ноги недостаточно длинные, даже неплохая форма их не спасает. Нет. Я не хочу. Это какой-то кошмар. Где мой халат? А еще лучше – какой-нибудь мешок, накрыться им с ног до головы, чтобы не чувствовать такой горькой обиды. Неужели я могла спокойно жить с этим? Наверное. А может, и нет. Все равно не помню.

– Вы уже закончили? Садитесь, пожалуйста, в кресло, пора возвращаться в палату.

Я не могу смотреть на нее. Я не хочу видеть ее улыбку: она смеется надо мной.

– Что случилось? Вы чем-то расстроены?

– Я в порядке. Просто немного устала.

На этот раз я не замечаю ничего вокруг. А в палате падаю на кровать, и мне хочется только одного: чтобы все оставили меня в покое. Не надо было мне смотреть в зеркало. Я бы и дальше представляла себя спящей красавицей. У меня даже мыслей не возникло, что может быть по-другому. Идиотка! Наверное, самый большой враг – это тот, кто лишает иллюзий. У меня теперь нет ни одной, даже самой завалящей. Проклятый кусок стекла!

– Вам сейчас принесут еду.

А, красотка еще здесь? Шла бы ты, девочка, куда подальше. Вместе со своим хорошеньким личиком. Нет, я не то чтобы завидую, но так и кажется, что она издевается надо мной.

– Я не голодна.

– Вам необходимо есть, чтобы набираться сил. Иначе процесс лечения затянется.

Маленькая шантажистка! Мне ничего не остается, как только согласиться. Вкуса еды я все равно не ощутила. Я просто молча проглотила все, что она принесла, и отвернулась к стенке. Я до крайности устала, да и нервы на пределе. Черт подери, что мне теперь делать? И где шляется мой «персональный врач»? Я хочу услышать историю моей жизни, если ему есть что сказать по этому поводу. Мне-то уж точно нечего. Вот только если бы можно было говорить с ним, отвернувшись к стене! Но уж нет. Ни у кого не должно даже тени подозрения возникнуть о причине моего дурного настроения, потому что это просто смешно. Я представляю, как они будут ухохатываться, обсуждая это между собой. Поэтому я должна вести себя так, как вчера. Только теперь это будет довольно трудно.

Я беру со столика косметичку. Бархатный мешочек с завязочками. Что у нас здесь? Тушь для ресниц – ну конечно же! Два карандаша – серый и розовый, несколько неинтересных помад… Неужели это моя косметика? Абсолютно не вдохновляет. Какие-то скучные цвета. Но ведь и внешность у меня – не блеск, должна признать. Все законно. Разве можно такую кошмарную вывеску разукрашивать яркими красками? Все правильно, так и надо. Но почему я должна смириться с этим? С другой стороны, что я могу поделать? Нет вариантов. Черт подери!

– Доброе утро! – Его голос заставил меня вздрогнуть. Проклятая дверь даже не скрипнула. Чем же это утро такое доброе, а, парень? Хотя это, конечно, для кого как!

– Доброе утро.

– Как вы себя чувствуете?

«Сказала бы я тебе!»

– Довольно сносно.

– Вот и отлично. Анализы у вас в норме, скоро снимем повязку. Я говорил о вас с Николаем Петровичем. – «С кем ты говорил? А-а, человек-детектор!» – Что поделаешь, иногда такое случается, но чаще всего ненадолго. Хотя бывали случаи, когда… Ну, об этом после. Я пришел поговорить о вас. Собственно говоря, я должен сейчас рассказать вашу биографию. Я тут принес несколько фотографий из вашего альбома. Возможно, это нам как-то поможет. Впрочем, не будем терять время…

– Ну, так не теряйте, док. Что вы там прячете в рукаве? Я вся внимание.

– Итак, начнем. Вас зовут Ясинская Юлия Павловна. Родились седьмого июля тысяча девятьсот семьдесят девятого года в Смоленске. Вот ваш паспорт, кстати. Вам скоро исполнится тридцать лет – прекрасный возраст для женщины!

Он еще издевается! Все впереди… Как же! Фотография в паспорте довольно удачная. Значит, при помощи косметики я могу быть даже человекообразной. Слабое утешение. Ну и черт с ним!

– Мне это имя незнакомо.

– Конечно. У вас слишком глубоко повреждена память. Но это – ваше собственное имя.

– Чем я занимаюсь?

– Вы – владелица и ведущий модельер дома моды «Эрика», шестьдесят процентов акций этого предприятия – ваша собственность.

Это значит, что у меня есть на что жить. Это хорошо. Но… Как быть теперь? Смогу ли я и в дальнейшем этим заниматься? Я не чувствую в себе ни малейшей склонности к таким занятиям. Правда, к чему я сейчас чувствую склонность? Ни к чему. В моей голове пусто и гулко. Закрыли тему.

– Юля, вы устали?

Я вздрагиваю. Он назвал меня по имени, но я ждала какого-то другого. Это не мое имя. Оно красивое, хорошо звучит, но чужое. Меня зовут как-то по-другому. Не знаю. Возможно, я просто спятила, а никто этого пока не заметил. Нет. Мне чужды это лицо, это имя, мне все здесь чуждо. Почему? И некому сказать… Не у кого спросить.

– У меня есть родственники, друзья? Кто-то… Кто-то близкий?

– К сожалению, ваши родители погибли, когда вам не было и полугода, вас вырастила бабушка. Но четыре года назад она умерла. Все необходимые документы я принес, потом, позже просмотрите.

– Кто принес мне вещи?

– Ваша подруга Светлана. У нее есть ключи от вашей квартиры. Там у вас кот и много цветов. Она ухаживает за ними. Вот она, на этой фотографии.

Со снимка улыбается кругленькая смуглая девушка. Наверное, услыхала что-то смешное, потому что смеются ее небольшие карие глаза, курносенький носик и ямочки на щечках. Она стоит, обнимая за плечи бледную светловолосую девушку с большими грустными глазами. А тебе не весело, блондиночка? Не очень, по всему видать. Потому что это… я?

– Что вас беспокоит?

«Нет, видели вы такое? Он еще спрашивает!»

– Скажите мне… только скажите правду… Когда это пройдет?

Он посерьезнел. Небольшая вертикальная морщинка прорезает его лоб, глаза потемнели. Господи, ну о чем я думаю? Как же, такой красавчик именно для такой уродины, как я! Но меня привлекает его лицо… Нет. Это просто нелепо и смешно.

– Юлечка, видите ли, дело вот в чем… А, черт! Ну, хорошо. Скажу как есть. Я не знаю. Правда, не знаю. В каком-то другом случае я попробовал бы определенную методику, но после такой тяжелой травмы – нет. Поэтому скажу прямо: возможно, память к вам вернется со временем. Возможно, вследствие какого-то внешнего толчка. А возможно, вам придется принять такое положение вещей и начать жить сначала. Поверьте, на свете есть достаточно людей, которые с удовольствием поменялись бы с вами местами, лишь бы забыть некоторые вещи.

– А мне есть что забывать? Что еще есть такое, что мне необходимо знать?

– Вы не замужем и у вас нет приятеля. Хотя, конечно, может, и есть, но вы не делились этим с подругой. Света говорит, что вы во многом были откровенны с ней, но что касается вашей личной жизни, то она ничего об этом не знает. Что само по себе уже довольно странно, вы не находите? Вообще, здесь много непонятного.

– Что вы имеете в виду?

– Вас характеризуют как человека жесткого и немногословного. Я могу ошибаться, но… Вы совсем такой не кажетесь. Возможно, из-за травмы… некоторая перемена в темпераменте… И тоже нет. А впрочем, об этом еще рано говорить. Если позволите, я хотел бы наблюдать вас и дальше, после выписки из больницы.

– Как за подопытным материалом?

– Именно так.

Это хорошо, что он не рядит правду в розово-сладенькие одежды приличий. Мы отлично поняли друг друга. Он сказал то, что и должен был сказать, что имел в виду. И меня это не раздражает нисколько.

– Вас не шокировала моя откровенность?

– Нет. Так и должно быть.

– Я почему-то сразу так и решил, что вы не потерпите словоблудия.

– Вы правы. Когда я могу отсюда уйти?

– Через пару дней. Снимем повязку, проведем несколько тестов, и вы сможете возвратиться домой. Хотя, конечно же, некоторое время вы не сможете приступить к работе. Но, уверен, все будет в порядке, самое страшное уже позади.

Все будет в порядке? Блажен, кто верует…