Появление цензуры фильмов в Корее

К 1920 году только в Сеуле работало более 10 кинотеатров. Так же, в крупных городах Кореи – в Пусане, Инчхоне и Пхеньяне появились кинотеатры разного уровня. Стихийный прокат кинофильмов был напрямую связан с отсутствием кинопроизводства в Корее и неустановившимися правилами международной торговли фильмами. Японский генерал-губернатор Кореи поручил контроль за кинопрокатом почтовому управлению. Чиновники-почтовики обязаны были просматривать все новые фильмы и выдавать разрешения на прокат фильмов в Корее. Если учесть, что почтовые отделения во всем мире до 1950-х гг. относились к военным ведомствам, то контроль за прокатом фильмов совершенно определенно можно назвать военной и государственной цензурой.

В 1922 году был введен закон о «Развлечении и контроле за развлекательными заведениями» (Entertainment and Entertainment Venue Regulation), позже, в 1926 году, появился закон о «Фильме и порядке цензуры фильмов» (Motion Picture and Film Censorship Regulation)^[109]. В Корее цензура была обязана выявлять в фильмах все проявления неповиновения населения японским властям или призывы к борьбе за независимость^[110].

Возникновение цензуры, самым естественным образом, привело к образованию новых японских киностудий в Корее. Японские киномагнаты-якудза и владельцы кинотеатров в Корее стали энергично поддерживать производство фильмов в Корее – это было гораздо дешевле и выгоднее. По некоторым данным, в период «Рассвета корейского кино» (1903–1922) было снято тринадцать фильмов^[111]. «Рассвет» в истории корейского кино рассматривается исследователями как процесс превращения иностранного (американского, французского, датского и немецкого) развлечения в корейско-японскую мелодраму в стиле новой драмы синпха (под влиянием японской новой драмы – симпа и театра Кабуки) с ее печальными сказками о несчастной, роковой любви кисэн (гейши) и безвольного, часто легкомысленного, героя (нимаймэ, nimaime).

Творческое и техническое влияние японского кинематографа на первые корейские фильмы тоже было совершенно естественным процессом. Все самое прогрессивное корейские кинематографисты перенимали у своих японских коллег. Тем более, что в большинстве случаев все киноэксперименты в Корее финансировались японскими продюсерами. Так происходило освоение двойного влияния иностранного кинематографа на корейцев^[112]. Кинематографисты и зрители смотрели японские фильмы, которые демонстрировались в Корее и сравнивали их с иностранными картинами из Европы и США. «В 1920-е годы в некоторых японских картинах ощущалось воздействие немецкого экспрессионизма, датские и немецкие фильмы способствовали развитию бытового, погруженного в повседневность реалистического кино… И даже советские фильмы 1920-х…, которые сильно резались или вообще запрещались политической цензурой, находили увлеченных последователей среди студентов, восстанавливавших по книгам и журналам изъятые фрагменты»^[113].

Безусловно, корейские кинематографисты, в силу технических и финансовых ограничений, не всегда могли быстро освоить и воплотить все свои новые киновпечатления, почерпнутые из фильмов японских коллег, а тем более из фильмов более развитых американской или французской кинематографий. В этом не были заинтересованы и японские продюсеры, которые стремились производить такой кинотовар, который пользовался бы успехом не только в Корее, но и в Японии. В те времена уже сложилось мнение, что Япония – единственная азиатская страна, которая сможет противостоять агрессивной западной цивилизации.

Период немого кино (1923–1934)

Период немого кино в Корее совпал с окончанием Первомартовского народного движения и началом эры «культурного правления» (1919–1929). Японские предприниматели, опираясь на опыт американской киноиндустрии, принялись энергично развивать новый прибыльный бизнес не только в метрополии, но и в Корее. В период немого кино в Корее действовало около 42 студий, в основном, с японским капиталом, на которых выпускалось по 13–14 фильмов ежегодно^[114].

Первый немой фильм «Обещание Вольха»

Юн Бэкнам (Yun Baek-nam, 1888–1954) – руководитель Корейского Народного театра (Minjong Kukdan, Minjung Theater Company \ People's Theater) был приглашен японским генерал-губернатором для постановки кинофильма «Клятва, данная под луной» или «Обещание Вольха» (The Vow Made Below The Moon \ Wulha's Vow \ Plighted Love Under the Moon, Wolha-Ui Maengseo \ Ulha ui Mengse, 3 бобины, 35 мм, 1923). Сценарий и постановка – Юн Бэкнам, в главной роли – первая киноактриса Кореи – Ли Вольхва (Lee Wol-hwa \ Lee Weol-hwa, 1904–1933). Это первый полный художественный фильм Кореи^[115].

По краткой аннотации из базы данных корейских фильмов, это мелодрама о Ёндыке (Yeong-deuk) и его невесте Ченсун (Jeong-sun). Ёндык попадает в дурную компанию, пьянствует и развлекается с женщинами. Он влез в долги и был жестоко избит в игорном доме. Отец Ёндыка отдает все свои сбережения, чтобы погасить карточные долги сына. Ёндык клянется любимой Ченсун, что он будет жить скромно и честно^[116].

«Клятва, данная под луной» или «Обещание Вольха» режиссера Юн Бэкнама считается первым немым корейским фильмом^[117].

Судя по титрам из базы данных корейских фильмов, кроме актрисы Ли Вольхва в фильме снимались и другие актеры Корейского Народного театра. Вероятно, роль Ёндыка исполнил Квон Ильчхон (Gwon Il-cheong, – 1958)^[118].

Финансовую поддержку в создании фильма оказало почтовое управление Кореи (Chunch'ukjangryob), контролировавшее производство и прокат фильмов. Чиновники-почтовики, были не только цензорами, но и продюсерами некоторых корейско-японских фильмов. Позже Юн Бэкнам выяснил, что владельцем авторских прав фильма «Обещание Вольха» является не он, а японская фирма «Сонгюк» (Songjuk)^[119].

Другой корейский немой фильм «Граница» (National Border \ The Border, Kukgyong \ Guggyeong, 1923; 10 бобин, 35 мм) режиссера Ким Досана считается первым немым полнометражным фильмом.

По очень краткой аннотации из базы данных корейских фильмов можно понять, что в фильме рассказывалось о том, что недалеко от границы, в воровском притоне, любовница главаря влюбляется в одного из членов шайки, а потом убегает с ним^[120]. Возможно, за границу.

По некоторым сведениям, Ким Досан закончил работу над фильмом на несколько месяцев раньше Юн Бэкнама^[121]. Но колониальные власти, государственная цензура, не одобрили фильм «Граница» и не дали разрешения на прокат.

В базе данных корейских фильмов указаны режиссер Ким Досан и продюсер Пак Сынпхиль. По версии Ким Хва, съемки фильма «Граница» Ким Досан доверил двум операторам – японцу Наригио (Narigiyo) и его ассистенту, корейцу Ли Пхильу (Lee Phil-woo, 1897–1978)^[122].

Ли Вольха – первая корейская киноактриса

Режиссер и руководитель театральной труппы Корейского Народного театра Юн Бэкнам пригласил актрису Ли Вольхва (Lee Wol-hwa \ Lee Weol-hwa, 1904–1933) на главную роль в фильм «Клятва, данная под луной» или «Обещание Вольха».

По некоторым источникам, настоящее имя актрисы Ли Чонсук (Lee Chon-suk \ Yi Chon-sook, 1904–1933). Возможно, после успеха первого немого корейского фильма «Обещание Вольха» актриса решила взять псевдоним из названия своего дебютного фильма.

По базе данных корейских фильмов, Ли Вольхва сыграла только в четырех корейских фильмах или спектаклях в Корейском Народном театре: «Клятва, данная под луной», «Печальная мелодия моря» \ «Печальная песнь моря» (The Sorrowful Song of the Sea, Hae-ui bigog, 1924) режиссера Ван Пхильлёля (Wang Pil-ryeol), «Безрогий бык» (An Ox without Horn, Ppulppajin hwangso, 1927) режиссера Намгун Уна (Namgung Un, 1904–1949) и «Секрет на улице Чина» или «Черный жемчуг» (The Secret of Jina Street \ Black Pearl, Jinaga-ui bimil, ilmyeong heugjinju, 1929) режиссера Ю Чанана (Yu Jang-an)^[123].

По некоторым источникам, основной причиной заката творческой карьеры актрисы Ли Вольхва называют ее склонность к полноте.

Корейско-японское кино

С именем японца, который в 1923 году поставил фильм по мотивам популярной корейской конфуцианской сказки «Сказание о Чхунхян» в источниках полнейшая путаница. По одним данным, владелец сеульского кинотеатра «Корейский театр» (Choson Theater) Мацусиро Хаягава (Matsujiro Hayakawa)^[124] организовал съемки фильма героине корейской сказки о Чхунхян. По другой версии, японский кинематографист и предприниматель, бывший школьный учитель, Гошу Хаягава (Goshu Hayakawa \ Koshũ Hayakawa) снял фильм «Сказание о Чхунхян» (The Story of Chun-hyang, Ch'unghwangjon, 1923)^[125].

В базе данных корейских фильмов на странице фильма «Сказание о Чхунхян» (1923) указаны только имена трех корейских актеров: Ким Чунгвана (Kim Choon-gwang, 1900–1949), Чхве Ёнвана (Choe Yeong-wan, 1900) и маленькой девочки Хан Рён (Han Ryong, 1920)^[126]. Вполне возможно, что в дату ее рождения закралась ошибка, и эта девочка – взрослая актриса, сыгравшая первую в истории корейского кино роль преданной Чхунхян.

По версии Ким Хва, в работе над фильмом Хаягава привлекал только японцев. А корейцы были приглашены только в качестве бёнса^[127]. По другой версии, в фильме о Чхунхян у Хаягавы почти вся съемочная группа состояла из корейцев^[128].

Некоторые исследователи подчеркивают, что фильм «Сказание о Чхунхян», созданный японцами в 1923 году, был задуман как знакомство японской публики с корейской культурой. Известно, что японец Хаягава организовал культурное общество «Донг-а» (Donga Cultural Society) и экранизировал самую популярную конфуцианскую сказку корейцев «Сказание о Чхунхян», которая не была широко известна в Японии. А фильм о преданной Чхунхян был представлен, как достойный пример истинного конфуцианского поведения идеальной жены или наложницы (любовницы-содержанки)^[129].

Известно, что «Сказание о Чхунхян» – самое раннее произведение корейской литературы, переведённое на иностранный язык в 1882 году^[130]. Вряд ли японец Хаягава читал по-корейски. Вполне возможно, что кто-то из его помощников-корейцев сделал для него адаптацию на японском языке. А, может быть, как бывший школьный учитель, Хаягава ознакомился с немецким или французским переводом «Сказания о Чхунхян». Тем более, что имя главной героини Чхунхян переводится со старокорейского как «весенний аромат», что вполне в традициях японской поэзии.

По всем критериям того времени «Сказание о Чхунхян» – это самый популярный сюжет японской «современной драмы» 1920-х г. сингэки (shingeki): богатый, молодой и красивый «человек любит гейшу, но они не могут пожениться из-за ее профессии»^[131]. Герои страдают, плачут и в финале (по традиции театра Кабуки) обязательно уходят по «дороге цветов» (специальному подиуму в зрительном зале), чтобы покончить жизнь самоубийством. В корейской сказке о Чхунхян юные влюбленные тоже много страдают и плачут, но в финале встречаются, женятся и больше не расстаются. Так что, японца Хаягаву можно смело отнести к тем продюсерам, которые первыми внедрили в японское кино корейско-американский «счастливый конец» (happy end).

Для корейской творческой интеллигенции японский фильм «Сказание о Чхунхян» (1923 год) был болезненным вызовом колониальной администрации, стремившейся японизировать корейскую литературу или заменить корейскую культуру японской. К сожалению, в то время в Корее не было ни одного профессионального кинематографиста. Получить азы профессии корейцы могли только в Токио или Киото на киностудиях «Никкацу», «Сётику», «Тохо» и «Дайэй». Киноиндустрия развивалась только за счет японских инвестиций и профессионалов. Японец Хаягава, заинтересованный в развитии своего предприятия, выбрал самый оптимальный вариант. Вероятно, его, как представителя колонизаторов в Корее, меньше всего интересовало мнение нищих и бесправных энтузиастов национального корейского кино.

Но первый корейско-японский фильм «Сказание о Чхунхян» еще раз доказывает, что влияние японской вестернизированной, а значит, более прогрессивной в то время, культуры в Корее было достаточно большим. Вряд ли зрители в Корее и Японии переживали по поводу неприкосновенности корейского литературного и драматургического источника. Тем более, что в корейской «новой драме» симпха (shimpha \ shimp-a), так же как в японской драме симпа, влюбленные герои очень несчастны и обречены на трагический конец. По примеру японцев корейцы перенесли из традиций театра Кабуки слабого героя – мужчину, который умеет только ухаживать и вызывать ответные чувства.

Традиции симпха (симпа), сохранившиеся до сих пор, позволяют корейским и японским героям постоянно рыдать на сцене и на экране, смущая европейских зрителей своей «не мужской» плаксивостью. И сегодня юные южнокорейские и японские поклонницы того или иного кино- и телекумира меньше всего обращают внимание на то, что их герой постоянно льет слезы и сморкается. Напротив, девушки-подростки их любят именно за то, что такие герои «очень нежные и чувствительные».

Увлеченность корейцев постоянно страдающими героями, которые сохраняют верность своим любимым в самых чудовищных и трагических обстоятельствах, была воспитана как раз на популярной истории о преданной красавице Чхунхян. По самой популярной версии, юная Чхунхян влюбляется в сына наместника уезда Ли Морёна и они совершают брачный обряд. Но Морён уезжает, а Чхунхян остается его ждать. Новый наместник уезда предлагает Чхунхян стать его содержанкой. Гордо отвергнув предложения чиновника, Чхунхян оказывается в тюрьме. Там она, жалуясь на свою горькую участь, героически переносит пытки и издевательства обиженного сластолюбца. А потом, чудесным образом, Чхунхян снова встречается со своим любимым, успевшим жениться. Так как Чхунхян – дочь кисэн, то она согласна стать наложницей любимого Ли Морёна. Так что сказка заканчивается очень счастливо.

В 1954 г. в СССР была издана повесть «Чхунхян» в переводе А.Ф. Троцевич (1930) с очень подробным подзаголовком: «Повесть о вернейшей из верных жен, о не имевшей себе равных ни прежде, ни теперь, о Чхунхян»^[132].