Жила на Донбассе простая семья,

Отец был шахтёром, а мама – швея.

Построили домик и садик при нём,

Цветы посадили, что пышут огнём.

Цвели за забором и яблони, груши

И к осени сад становился всё гуще.

Когда родилась у них первая дочка,

Отец посадил прутик-вишню с цветочком.

Когда родилась у них дочка опять,

Отец снова вишенку стал выбирать.

Цвели по весне, как букеты, две вишни

И счастье в их доме не было излишним.

Под вишнями этими дочки росли,

Сидели, ходили, как вишни цвели.

Под вишнями вечером чай пили, пели

И их голоса под Луною звенели.

Одна пела громко, другая – тихонько.

Отец улыбался – гарны девчононьки.

Всё чаще вздыхать что-то стала их мать:

Пришла пора девочкам в мир вылетать

Из тёплого гнёздышка, учиться ведь надо,

Умом всё понятно, а сердце – не радо.

Уехала старшая скоро в столицу,

Вторая – во Львов, чуть ли не за границу.

Но каждое лето, как вишни налились,

Они возвратиться домой торопились,

Чтоб снова родимого батьку обнять

И маму любимую поцеловать.

Гордились по праву детьми их родители:

Одна будет врач, а вторая – учителем.

Смеялся отец: «Не страшна нам зараза,

Любимая дочка нас вылечит сразу.

А если мы, мать, вдруг чего-то не знаем,

То дочка вторая пусть всё объясняет».

И как-то, приехав уж в отпуск, с собой

Они привезли женихов к ним домой.

*

Весёлая свадьба в посёлке была,

А вечером песня под небом плыла.

Чтоб было понятно, отец объяснял:

«У старшенькой муж – он Мыкола – москаль».

Когда же спросили, на младшей кто женится,

Отец отвечал: «То Петро, западенец».

И тот и другой сыновьями им стали,

Как дочек любили их, не различали.

И, как сговорились, в один день их дочки

Родили и каждая сына. Сыночков

Назвали мужья дочерей одинаково –

И тот и другой названы Александром.

Отец хохотал: «Угодили мне дочки –

Родили сыночков и оба – Санёчки».

В тот день, как узнал, вишни он посадил,

К тем двум, что уже вполне зрелыми были.

Дед внуков кликал не Сашок, не Санёк,

Не Шурка, а хлопчик, но чаще – сынок.

И деда внучата, конечно, любили,

Хотя и не слушались, часто шалили.

Когда дед чинил свою ретро-машину

Они помогали ему, как два сына.

А он, проходя, наклонялся к ним ловко,

Стараясь погладить родные головки.

И если спросить, так чьего же сыночка

Дед больше любил, хохотали уж дочки,

Что любит отец их, конечно же, Саню,

Бензином уж слишком от мальчика тянет.

А дед улыбался и, гладя их чубчики,

Опять повторял своё: «гарные хлопчики».

Читал дед им книжки, на лыжах ходил,

На тихую речку рыбачить водил.

Учил их всему, что для русского свято –

Любить свою Родину и помощи брату.

Росли пацанята и вишни росли…

И каждой весною все вишни цвели.

Хоть жили, казалось бы, все далеко

И вместе собраться совсем нелегко,

Но всё же старались собраться родные,

Следили, чтоб слов не звучало дурных.

Но реже гораздо бывать стали дочки…

Скучали дед с бабкой по «гарным сыночкам».

Хотя и звонили им внуки, зятья,

Совсем не забыла их «гарна семья».

*

Шли годы… вдвоём они встретили тот,

Уже трижды клятый четырнадцтый год,

Когда на Майдане вдруг власть захватили

Фашисты. Хоть многие против них были,

Но только отпор чтобы нацикам дать

Их кто-то же должен тогда возглавлять.

Увы! Не нашёлся из них хоть бы кто-то,

Носить кружевные трусы всем охота.

Но были и те, что не стали мириться

С той новою властью, они отделиться

Решили от этого бреда, позора…

Пришлось создавать блокпосты и дозоры.

В Крыму обошлось всё без крови, без боли,

Донбасс же решили лишить своей воли.

Не верили люди, с пустыми руками

Бросались на танки, просили: « Вы с нами

Здесь жили всю жизнь, так останьтесь же здесь,

Донбасс многоликий, но русский он весь.

Хоть числишься ты «украинский казак»,

Но знаешь: ты – русский, всегда было так.

Всегда были русскими Киев и Галицк,

Князья их сражалися русскою палицей,

Под русскими стягами, русской звездой,

С борщами и кашею – русской едой».

Они объясняли: « Мы братья по крови,

Ведь русские жили в Чернигове, Пскове.

И в Киев пришёл сюда Рюрик из Новгорода,

Андрей Боголюбский создал города

На севере – это Владимир и Суздаль,

И там показал русский дух свою удаль.

Под русской Москвой, в Куликовом же поле,

Народ отстоял свою жизнь, свою волю.

Тому, кто историю помнит, понять

Нетрудно, что Киев – то русская мать

Всех тех городов, что построены были

Потомками Рюрика. Мы их не забыли».

В те дни, что надвое страну разделили,

Их дочки, за них беспокоясь, звонили,

Просили покинуть опасный Донбасс.

Звонил Николай из Москвы, Пётр (как раз

Он был в Лисичанске) – просил их поехать

С ним в Киев, но те отказались уехать.

И долго ещё вспоминать будет мать

Слова, что сказал в диалоге ей зять,

Когда как-то вечером чай они пили

На кухне, о всём что болит, говорили.

«Петрусь, я спрошу как родная, как мать –

Когда же ты щирым таким сумел стать?»

Ответил: «Ах, мамо, живёшь средь волков

И сам ты порою волком стать готов.

А если ты вдруг не захочешь им быть,

Тебя эта стая ведь может загрызть.

Кому тогда будет нужна вся семья:

Отец мой, жена, да и мама моя?

Сашко – он большой, он уж не пропадёт,

А мать моя старая, куда же пойдёт?

Всё знаю я точно, где истина есть,

Где врут беспардонно и нагло… Но месть

Волков и страшна, и слепа, беспощадна…

Чуть пикнешь что против – и сразу накладно

Тебе твоя правда тотчас обойдётся,

Слезами от горя и бед мать зальётся.

Прости меня, тёща, обид не держи,

И если погибну – моих поддержи».

Не раз вспоминали потом старики

Слова эти зятя. Видать не с руки

Ему было щирым украинцем быть…

Что делать, ты станешь им, чтоб просто жить.

Не видели дочек своих дорогих,

Боялись звонить: не подставить бы их.

Но стало известно – Сашко их в «Торнадо»

Пошёл добровольцем, сказав, что так надо –

Украинец каждый был должен понять:

Русню надо резать. А США – защищать

С Европою вместе, от русских агрессоров,

Они нам помогут деньгами, эРЗэО-сами.

Другой внук их – Сашка, пошёл в ВэДэВэ.

Уже лейтенант, у него дочки две.

Распалась семья. В палисаднике розы

Завяли. И вишни побили морозы.

*

Пришёл чёрный день – стало бабушке плохо,

Не сдюжило сердце. И хоть неохота

Им в Киев поехать (в Донецк-то нельзя,

Не пустят «защитники»), завёл дед «коня» -

Свой ретро-мобиль, и жену посадил…

Но только недолго он в нём прокатил,

Лишь милю проехал – его задержали,

Машину же запросто конфисковали.

Обоих изгнали на лютый мороз,

Спасибо, что кто-то домой их подвёз.

Два дня продержалася мать на таблетках,

На третий – ушла, прошептав «мои детки…»

Остался старик без жены, без подруги…

Её схоронить помогли ему други –

Шахтёры, с кем вместе трудились, дружили,

Состарились так же и рядом с ним жили.

Когда наступает ужаснейший час,

Лишь помощь людская спасает всех нас.

Пустым и холодным стал милый их дом,

Остались старик в нём и кошка при нём.

*

Пришли в их посёлок бойцы из «Торнадо»,

Кого-то убили, кого грабят рядом.

Пришли и к нему те торнадовцы – воры,

Решили забрать два ковра. Даже шторы

В гостиной у деда с окошек сорвали

И всё, что получше, из дома забрали:

Себе пригодится, в дому подо Львовом.

Старик не роптвл: ко всему был готовым.

И надо же было такому случиться,

Уже через день его внук объявился.

Зашёл через дверь, поздоровался с дедом.

(В окно глянул дед, не идёт ли кто следом).

Внук голым окошкам, стенам удивился:

«Куда делось всё?» «Супостат появился,

Что тащит у всех безо всякого спроса» –

Ответил старик на все эти вопросы –

«Торнадовцы, те что совместно с тобой

Воюют, воруют, людей на убой Уводят с собой, подвергают их пыткам…

А сдачи получат – бегут сильно прытко».

«Я вижу ты, дед, разболтался уж слишком.

Похоже, руснёй стал, как русский братишка».

« А ты кем Сашко, неужели «бандерой»?

Уродом, которым не жаль матерей,

Детей их, старух, стариков любой нации?

Ты кто – украинец простой или нацик?

Вот я – украинец, отец украинцем был…

Неужто, Сашко, ты совсем позабыл

Как вместе с тобою когда-то мы были

На Саур – могиле, цветы положили.

Тебе говорили и мама и я,

Что там похоронен твой прадед – Илья.

Страну защитил он от немцев-фашистов,

Кому и служили бандеровцы истово.

А с бабушкой нашею, как же нам быть?

Она же «кацапка». Не стоит любить?

Мы прожили долгую жизнь с ней прекрасно,

Она всем светила, как солнышко ясное.

И к смерти её руку ведь приложили

Твои сослуживцы. Они ведь убили!»

«Скажи мне спасибо, что я тебя слушаю.

Другой бы отправил бы в ад твою душу».

«Мне нечего делать в аду, ибо я

Ни совесть, ни честь не продал. А тебя

Я внуком своим не считаю, ты – враг.

Вас всех проклянёт наших прадедов прах.

Не будет вам счастья ни здесь, ни потом.

Кто в жизни палач, тот подохнет скотом».

Сказал это дед, задыхаясь от боли

В груди. Повторил: «Нет, не внук ты мне боле!».

Стояли напротив друг друга врагами:

Один любил дочку, другой любил маму.

Вдруг кто-то позвал: «Эй, Сашко, где ты есть?

А ну, покажи, поживился ли здесь?».

Внук вышел: «Да нет уже здесь ничего.

Лишь дед одинокий да кошка его».

Раздался вдруг взрыв, снёс ворота, забор…

Сашко бросил к вишням. Второго – за борт,

За бровку дороги, которой пришёл…

Вот так свою смерть каждый там и нашёл.

На кухне очнулся старик, поднялся…

Стеклом была хата засыпана вся.

В крови и порезах лицо, да и рук

Не чует и ног, и в пыли всё вокруг.

Шатаясь, старик, оставляя свой след,

Во двор вышел. Враз потемнел белый свет:

Под вишнею внук его мёртвый лежал,

Во лбу, как звезда, лишь осколок торчал.

А через дорогу его друг лежал,

Разорванный миной он навзничь упал.

Старик долго с внуком у вишенок был,

Потом взял лопату, могилу отрыл.

Как мог внуку голову, руки омыл,

Укрыл одеялами, в яме зарыл.

Сосед помогал ему в скорбном том деле,

И с ним помянули, чтоб душа отлетела.

К тому ж, кто от них недалёко лежал,

Старик подошёл и сурово сказал:

«От мины своей ты дождался конца.

Не буду тебя хоронить, подлеца.

Пусть люди другие тебя подберут,

А коль не схотят – пусть собаки сожрут».

Никто не схотел и два дня это тело

Валялось. Потом уж куда-то и делось.

В сарае дед взял молоток, гвозди, плёнку

И ей затянул в хате окна, чтоб только

Не дуло в них ветром, зима ведь ещё.

Потом уж к соседям своим спать пошёл.

*

Конец февраля на Донбасс всем принёс

Надежду на скорый побег (от угроз

эРэФ) – ВэСэУ и «бандеровцев»

С земли ДэНээР, эЛэНэР-овцев.

Везли через пригород их «санитарки»

Всех тех, кто пока уцелел в битве жаркой,

Тянули разбитые танки… Люди ждали

Своих, даже тех, кто «Аллаха…» кричали.

Война надвигалась, как чёрная туча…

Ушли те, кто думал, что всех они круче.

И стали бомбить за собою дома,

Все те, что сдала Украина сама.

Май грянул, и вишни, как каждой весной,

Покрылись душистою белой волной.

Трава зеленела под вишнями,

Лишь холмик казался под ними излишними.

И вскоре уж наши пришли. Дед услышал,

Как кто-то зовёт его, из погреба вышел

На свет и увидел: внучок его, Сашка.

Стоит в своей форме, в берете, в тельняшке.