Подмосковье

Ольга Дмитриевна Демидова с неподдельным интересом смотрела на детей. Вот уже год она преподает в школе труд, а все не перестает удивляться, как эти детские ручонки так ловко справляются с шитьем.

Девочки сидели за швейными столами в одинаковых фартуках и нарукавниках. Яркие, цветастые косынки, сшитые из лоскутков, прятали волосы, и детские головы напоминали полевые цветы. На первый взгляд все девочки одинаковые как цыплята. Но это только на первый взгляд.

Вот Ксеня – и умничка, и труженица, но рукоделие не ее конек. Ей бы выбрать другой кружок. Надя Кривцова – та на все руки мастерица. Вот у кого чувство стежка, линии. Такую и учить не надо. До всего сама доходит, все схватывает на лету.

«Откуда я сама знаю, как должен ложиться стежок, как линия должна обходить лекало? Откуда? Кто и когда меня саму этому учил?»

Последнее время ее все больше тревожили вопросы, на которые она не знала ответа.

«Потеря памяти – самое загадочное и неизученное явление в психиатрии, но вы молоды, у вас вся жизнь впереди, и время для жизни есть, и ваша память еще успеет к вам вернуться. А пока просто живите. Прислушивайтесь чаще к себе и, главное, не отчаивайтесь. Это не самое легкое испытание, но коль оно выпала на вашу долю, то осталось надеяться только на лучшее», – пыталась обнадежить Ольгу пожилая врач-психиатр.

И она не теряла надежды. Она помнила всю свою жизнь, все до мельчайших подробностей с тех пор, как очнулась в реанимационной палате. Она даже потолок помнит, который норовил упасть на нее, и лицо медсестрички, и ее звонкий голос. Все события последних двух лет она смогла б вспомнить поминутно. Но что было до того, как ни силилась Ольга, но вспомнить не могла. Была ли она счастлива? Какое было ее счастье? Как ее звали в прошлой жизни? Сколько ей лет?

Из врачебного заключения, полученного при выписке из больницы, о себе она знала только то, что ей больше тридцати лет, что физически она полностью здоровая и когда-то родила ребенка, а в больницу попала с тяжелой черепно-мозговой травмой, повлекшей за собой полную амнезию.

Засевшая мысль о ребенке ее тревожила больше всего. Ольга ловила себя на мысли, что не пытается вспомнить мужчину, который был с ней. «А может, мужчины не было в моей жизни, поэтому я и не думаю о нем, не стараюсь вспомнить его? Тогда кто у меня был: родители, братья, сестры? С кем теперь мой ребенок?»

В последнее время, лежа в постели, она подолгу всматривалась в потолок в надежде увидеть, как из темноты однажды проступит обрывок прошлой жизни.

От навалившихся невеселых мыслей на лице Ольги Дмитриевны мелькнула тень и на переносице появилась еле заметная складка. Она отвернулась от окна и посмотрела на детей.

Школьный кружок по рукоделию получился разновозрастным. Девочки постарше осваивали швейную машинку, а первоклашки – только и того, что учились разглаживать ткань и переносить чертеж. Шили одежду и разодевали своих кукол.

Вика Савина неумело резала ткань. Ножницы не слушались. Линия разреза получилась такая кривая, что Ольга Дмитриевна на расстоянии заметила недодел. Девочка пыталась исправить ошибку. Заломленная ткань не слушалась и опять выскользнула из-под тоненьких пальчиков.

Ольга Дмитриевна поймала себя на мысли, что стоит ей посмотреть на Вику Савину, как тут же что-то пытается всплыть из ее потерянной памяти, какой-то незнакомый детский голос вдруг оживал и начинал звучать в ее голове. В такие минуты она была уверена, что у нее тоже где-то есть дочь, похожая на эту девочку.

Ольга Дмитриевна с нежностью посмотрела на Вику и улыбнулась. После работы она еще целых двадцать минут будет держать девочку за руку, провожая домой. По этому поводу завуч ей уже сделала замечание. Тамара Максимовна права. Нельзя выделять одну ученицу на виду у других детей. Не педагогично. Только разве она виновата, что именно Вика Савина напоминает ей придуманную дочь.

И за поворотом школы, что бы ни говорила завуч, она возьмет девочку за руку. Даже если это и не педагогично. Всю дорогу они будут сочинять сказку.

И то, что Вика племянница директора школы, Тамара Максимовна не преминула напомнить. Опять получалось не педагогично. Выходит, мало того что Ольга Дмитриевна демонстрирует свою привязанность к девочке, так еще для опеки и девочку правильно выбрала.

Ольга Дмитриевна и сама не знала, почему эта ничем не примечательная девочка, похожая на мышонка, привлекает все ее внимание. И Олег Константинович здесь ни при чем.

А в понедельник вообще конфуз случился. Савин, вместо бабушки, встретил Вику возле подъезда, и они с племянницей пошли ее провожать до автобусной остановки. Тамара Максимовна сказала бы, что это нарушение субординации и вести себя так не педагогично. И была бы права.

О Савине Ольга Дмитриевна старалась не думать, боясь, что все ее мысли можно прочитать на лице. И тогда станет всем понятно, что Савин ее волнует.

«Зачем я ему? И провожал меня вовсе не Савин, а его племянница. Просто у него не было другого выхода», – успокаивала себя Ольга Дмитриевна, старалась не думать о Савине. Только не думать не получалось.

* * *

Олег Константинович Савин не спеша шел по школьному коридороу. В административную часть можно было попасть через служебный вход, но он обычно выбирал длинный обходной путь: шел в конец коридора первого этажа, потом поднимался на второй этаж и опять шел в самый конец, чтобы с другой стороны спуститься на первый этаж. Савин делал этот ежедневный обход школы с нескрываемым удовольствием. Он любил делать обход во время уроков, когда школьные коридоры тихие и свободные. Он прислушивался к голосам, доносившимся из классов, и мог безошибочно определить, кто из учителей ведет урок.

Потом прозвенит звонок, и тишина в прямом смысле взорвется от звуковой волны. Коридоры превратятся в селевой поток. Вместо смеси воды и обломков горных пород выплеснутся старшеклассники. Как хорошо, что он убедил районо перевести начальную школу в старое отремонтированное здание.

– Олег Константинович, – Тамара Максимовна вышла из учительской и окликнула Савина, – у меня несколько вопросов к вам.

– Я вас слушаю.

Савин прислонился спиной к подоконнику, давая понять, что говорить о работе можно везде и не обязательно в его кабинете.

– Олег Константинович, я хочу поговорить о Демидовой и курсах. Скажите, у вас есть какие-то претензии к Ольге Дмитриевне?

Вопрос прозвучал неожиданно. И только благодаря вовремя прозвеневшему звонку Савин справился с волнением. Из классов выплеснулись ученики, превратив коридор в потревоженный муравейник. Тамара Максимовна замолчала, и Савин успел перевести дыхание.

– Нет, вы только посмотрите, – Тамара Максимовна подошла вплотную к Савину, – мы стоим в коридоре, а они несутся сломя голову!

– А что им делать? Энергия бьет ключом. Осенние дни стоят смотрите какие, а они сидят в классах.

– А я думаю, что дело не в теплой осени, а в классных руководителях. Надо воспитательную работу подтягивать, – назидательно сказала завуч.

– Пойдемте ко мне в кабинет, – предложил Савин Тамаре Максимовне.

«Значит, дни хорошие стоят. Может, Ольга Демидова – вовсе не пустые сплетни? Хотя верить всему нельзя. В женском коллективе могут и сами придумать, лишь бы посудачить. Как же без сплетен?» – думала на ходу Тамара Максимовна.

Савин открыл дверь, приглашая Тамару Максимовну в кабинет.

– К Демидовой у меня претензий нет. Почему вы спрашиваете о ней, Тамара Максимовна? – Савин почувствовал, как ему стало жарко в кабинете.

– Я подумала, раз ты часто посещаешь уроки одного и того же учителя – значит, у него непорядок на уроках. Так?

Тамара Максимовна, невзирая на субординацию, которой строго придерживался Савин, свободно перешла на «ты», в очередной раз напомнив, что она не как все. И свою субординацию Савин может оставить для других.

Каждый раз переход на доверительное «ты» напоминал Савину о ночи, проведенной с Тамарой.

Он хорошо помнил, как всем коллективом провожали старый год. Было шумно и весело. Был конкурс на лучшую песню, и Кузьмина трогательно спела романс. Приз за лучший танец он вручил физрукам. Пара была красивая. Спортивная. Он произнес все полагающиеся тосты и перетанцевал со всеми женщинами, после чего одним из первых незаметно покинул вечер. Молодежи без руководства будет свободнее, рассудил Савин и ушел, ни с кем не прощаясь.

Тамара Максимовна окликнула его у самого выхода возле центральной калитки. Он до сих пор так толком и не понял, как потом Тамара очутилась в его холостяцкой квартире. То ли он ее сам тогда пригласил, то ли она напросилась в гости, но в полночь они пили шампанское на брудершафт.

Наутро он почти ничего не помнил и чувствовал себя неловко, долго и нелепо извинялся перед Тамарой, не зная, как быть дальше, о чем говорить с ней, а потом она уехала домой. И ему стало легче.

– В следующий раз, когда пойдешь к ней на урок, пригласи, пожалуйста, и меня. Хотя я лучше сама посещу ее урок.

– Тамара Максимовна, никаких проблем с Демидовой нет. Она очень хорошая учительница.

Последняя фраза прозвучала неоднозначно.

– А я вот все думаю, что мы поспешили оформить Демидову в штат. – Тамара Максимовна подавила ухмылку и, не дожидаясь приглашения, присела на стул. Узкая юбка слегка подтянулась, открыв ее полноватые колени.

– У нас не было другого выхода. Где б мы взяли трудовика среди учебного года? Хорошо, что Демидова согласилась.

Савин безразлично скользнул взглядом по ее коленям и опустился в свое кресло.

Изначально он предложил вакантную должность Жанне, когда та приехала в очередной раз к нему на свидание. «Что мне тогда сказала Жанна?» – ни с того ни с сего подумал Савин.

Жанна ничего не сказала. Она рассмеялась и постучала острым, наращенным ногтем по его лбу. И он понял, что сказал несусветную чушь. Жанна и работа – понятия несовместимые. Жанна была хороша в постели, а остальная работа, как она сама любила говорить, ей была строго противопоказана. И тогда, чтобы загладить оплошность, он стал целовать ее длинные тонкие пальцы.

– Хорошо-то, хорошо, но Демидова без диплома. И вообще, неизвестно, кто она. Мы ничего о ней не знаем, кроме того, что она хорошая учительница, – Тамара Максимовна с сарказмом повторила слова Савина. – Если это дойдет до городского отдела образования – нам не поздоровится.

Тамара Максимовна старательно подталкивала Савина к той мысли, что он был прав с самого начала, сомневаясь в Ольге Дмитриевне. Да и как было не сомневаться, ведь ни опыта, ни требующегося образования у Ольги на тот момент не было. Если бы учительница трудового воспитания не вышла замуж и не переехала к мужу, понятно, что Ольгу Савин на работу не принял бы.

– Тамара Максимовна, – Савин проигнорировал доверительное «ты», – вы же не хуже меня знаете: учитель – это не диплом. Диплом в наше время можно запросто купить. Учитель – это призвание. «Воспитывает все: люди, вещи, явления, но прежде всего и дольше всего – люди. Из них на первом месте – родители и педагоги», – Савин процитировал Макаренко. – А Ольга Дмитриевна умеет воспитывать, и дети ее любят. А это главное в нашем деле.

Тамару Максимовну дети никогда не любили. Может, оттого, что детские души остро чувствуют истинное отношение к себе, даже если оно тонко завуалировано под чуткость и доброту.

– Олег Константинович, Макаренко я тоже штудировала в институте. Только, вдруг чего, с нас спросят, а не с Макаренко.

– Тамара Максимовна, когда поднимется кадровый вопрос, тогда и будем отвечать. А насчет образования Демидовой вы не совсем правы. Ольга Дмитриевна студентка-заочница. Как-нибудь да выкрутимся. Что еще на повестке дня?

Говорить дальше о Демидовой не было смысла, и Тамара Максимовна недовольно поджала пухлые губы.

– Звонили из гороно, напоминали, что мы еще не подали заявки на курсы. Нас я записала на июнь, а Кирсакову и Андрюшина – на сентябрь.

Тамара Максимовна с улыбкой смотрела на Савина. Она все предвидела. О курсах договорилась еще в прошлом году, когда формировали график. Спасибо бывшей однокурснице – удалось совместить директоров и историков на июнь.

– Курсы – это хорошо. – Савин опять вспомнил ту ночь и опустил глаза. – Может, ваши отложим на осень?

– Зачем откладывать? Начало лета. Учебный год окончится, работы, считай, никакой.

– Тамара Максимовна, а про выпускные экзамены забыли? Школа без администрации не может остаться. Да, собственно, и я могу поехать осенью, мне не к спеху. А вы езжайте летом.

Курсы Савину были безразличны. Пустая трата времени. Интересными они были только первый раз. А потом из года в год одни и те же вопросы: слабое финансирование, спонсорская помощь и кадры. В этих вопросах он разбирался лучше любого доцента института последипломного образования, ибо из года в год сам решал все эти вопросы и довольно успешно.

Он и без курсов знал, что толковые кадры – это главное для школы. И привлекал и удерживал эти кадры всеми правдами и неправдами. Только благодаря кадрам его школа была лучшей во всей области.

Спонсорская помощь – отдельный вопрос. Кому интересны проблемы школы, кроме родителей учеников? Только смахивает вся эта спонсорская помощь на прикрытую взятку.

Искать спонсоров, не привлекая ничьих родителей, он научился сам, без помощи курсов повышения квалификации. И Макаренко здесь ни при чем. Откуда великому педагогу было знать, за счет каких ресурсов будет выживать институт школы спустя столетие.

– До лета еще далеко, – нарушила молчание Тамара Максимовна. – И подумай, стоит ли нам продлевать договор с Демидовой на следующий учебный год?

Савин кивнул головой. Подумает.

Она еще собиралась сказать, что на трудовика тоже надо заблаговременно подать заявку в гороно, но прозвенел звонок, десятиминутная переменка окончилась.

– У меня урок, – напомнила Тамара Максимовна и неохотно покинула кабинет.

* * *

Красная машина набирала скорость. Женщина, сидевшая за рулем, в один миг ощутила, как тормозная педаль провалилась под ее ногой. Машина теряла управление. Все произошло так быстро, что она даже не успела испугаться. Последнее, что она увидела, – испуганные глаза дочки, сидящей на заднем сиденье.

Машину несло на обочину, прямо на дерево, и тогда Саша закричала и… проснулась от того, что ее кто-то тряс за плечо.

– Ты кричала во сне. Что тебе снилось? – Стрельников прижал Сашу к себе.

– Я тебя разбудила? Прости. Мне снилась авария. А в машине женщина с ребенком. Я даже не знаю, выжили они или нет. Посмотри, который час?

Стрельников нехотя высвободил из-под ее головы свою руку, затем включил лампу и сонно посмотрел на часы.

– Пять утра. Может, воды тебе принести? – участливо спросил Стрельников.

– Не надо. Ты спи еще, а я пойду приготовлю тебе завтрак и заодно ужин, все равно уже не усну.

– Саша, – Стрельников взял ее за руку, – может, ну его этот сон. Ну приснилась тебе авария, и что? К сожалению, сегодня на дорогах случаются аварии. И не одна. Не исключено, что погибнут люди, и среди них могут быть и женщины, и дети.

Стрельников пытался успокоить Сашу и окончательно проснулся и теперь сидел на кровати, наблюдая за тем, как она надевает халат.

– Паша, я вижу только то, что уже случилось, – грустно вздохнула Саша. – Но, может, ты и прав. Приснился сон, и не стоит к нему придираться. Знаешь, о чем я подумала? – Саша вернулась и присела рядом со Стрельниковым. – Юра говорил, что девочка, к которой я еду, попала в аварию, после чего перестала ходить и разговаривать. Так, может, мой сон как-то связан с тем, что произошло с ней раньше?

– В этих вопросах я тебе не советчик. Вот если бы тебя интересовал, к примеру, биткоин – я бы тебе все рассказал о транзакциях, эмиссии и технологии защиты криптовалюты. – Стрельников обнял ее за плечи и поцеловал. – Не уходи…

На кухне Саша появилась через час, не включая свет, поставила чайник на плиту и задумалась.