Глава 6

Директор ФБР Хагенбах был крупный мужчина лет шестидесяти пяти с коротко подстриженными седыми волосами и усами, слегка прищуренными светло-голубыми глазами, которые, казалось, никогда не мигали, и ничего не выражающим лицом – качество, которого он достиг многими годами упорного труда. Поговаривали, что среди высших чинов ФБР были сделаны ставки на тот день, когда их шеф впервые улыбнется. Этот «тотализатор» существовал уже пять лет.

Хагенбах был очень талантливым человеком и выглядел соответствующе. У него не было друзей, и это тоже было заметно. У людей, одержимых какой-либо страстью, их обычно вообще не бывает, а Хагенбах в самом деле был одержим. Один из его знаменитых предшественников сказал, что господин Хагенбах считает необходимым собрать досье на каждого сенатора и конгрессмена в Вашингтоне, не говоря уже о персонале Белого дома. Обладая подобной информацией, директор ФБР мог сделать состояние на шантаже, но деньги его не интересовали. Власть тоже. Страстью Хагенбаха было искоренение коррупции во всех ее проявлениях.

Деятельность ФБР под руководством Хагенбаха шла настолько успешно, что основные функции бюро, прежде всего по расследованию нарушений закона внутри страны, в последние годы существенно расширились. Фактически, к неудовольствию министерства финансов, ФБР теперь в некоторых обстоятельствах имело полномочия, которые прежде являлись прерогативой ЦРУ. Это касалось безопасности президента и его гостей, когда те путешествовали за пределами Вашингтона. Именно этими функциями бюро и объяснялось количество его агентов в автобусе прессы, которое в начале поездки многим казалось чрезмерным.

Сейчас Хагенбах внимательно смотрел на адмирала Ньюсона и генерала Картера: адмирал был полным и румяным, генерал – высоким и худым и очень напоминал своего начальника, генерала Картленда. Хагенбах знал обоих, и хорошо знал, более двадцати лет, но ни разу не обратился ни к одному из них по имени. А чтобы кто-то другой назвал его по имени, это было вообще немыслимо, да к тому же и весьма затруднительно, так как его имени практически никто не знал. Он был из тех людей, которым вполне достаточно фамилии.

– Итак, до сих пор у вас нет конкретных предложений о том, как именно нужно действовать? – сказал Хагенбах.

– Ситуация беспрецедентная, – начал оправдываться Ньюсон. – Мы с Картером обычно сторонники открытых действий, но в данный момент о таких действиях не может идти и речи. Нам бы хотелось послушать ваши соображения.

– Но я только что прибыл. Может, что-то нужно предпринять немедленно?

– Да. Дождаться прибытия вице-президента.

– Вице-президент ничем не поможет. Вы это знаете. Я это знаю. И все это знают.

– Как бы то ни было, он единственный человек в Соединенных Штатах, обладающий правом одобрить и санкционировать любой курс действий, который мы в конце концов выработаем. Кроме того, мне кажется, следует проконсультироваться с господами Мильтоном и Квори и шефом полиции Хендриксом, когда их отпустят.

– Если их отпустят.

– Хендрикс в этом уверен, а он лучше нас знает Брэнсона. Кроме того, похитителям нужно с кем-то вести переговоры. – Ньюсон взял в руки листок с посланием Ревсона, полученным от командира «Нью-Джерси». – Насколько вы доверяете этому сообщению?

Хагенбах забрал у адмирала бумагу и прочел вслух:

– «Пожалуйста, подождите. Никаких опрометчивых действий. Никакого насилия – это самое главное. Дайте мне время разобраться в ситуации. Не имею возможности использовать передатчик – на мосту постоянно работает радиопеленгатор. Постараюсь связаться с вами сегодня во второй половине дня». – Хагенбах отложил листок в сторону. – Действительно, информации не много.

Картер спросил:

– Что за человек этот ваш Ревсон?

– Безжалостный, надменный, независимый, не признающий авторитетов, одиночка по натуре, который советуется с вышестоящими офицерами только под нажимом и даже при этом всегда поступает по-своему.

– Звучит не очень обнадеживающе, – заметил Ньюсон. – И что же эта горячая голова делает в подобной поездке?

– Он вовсе не горячая голова. Этот парень исключительно хладнокровен. Я забыл добавить, что он очень умен, изобретателен и чрезвычайно находчив.

– То есть это специально подобранный человек? – спросил адмирал.

Хагенбах кивнул.

– Вы сами его выбрали?

Еще один кивок.

– Значит, он лучший в своем деле?

– Затрудняюсь сказать. Вы же представляете размеры нашей организации. Я не могу знать всех оперативников. Ревсон лучший из тех, кого я знаю лично.

– И он достаточно хорош, чтобы справиться с Брэнсоном?

– Я не знаю, поскольку не знаю Брэнсона. Сейчас ясно одно: успех Ревсона будет зависеть от внешней помощи.

В голосе Хагенбаха прозвучало определенное удовлетворение.

– А как, черт возьми, ваш агент собирается связаться с нами сегодня вечером? – поинтересовался Картер.

– Не имею представления. – Хагенбах кивнул на бумагу с посланием Ревсона. – Он ведь сумел переслать это, не так ли?

Наступила небольшая пауза. Адмирал и генерал уважительно покосились на листок.

– А вам, господа, пришла бы в голову такая мысль?

Ньюсон и Картер отрицательно покачали головами.

– Мне тоже. Как я и говорил, Ревсон очень находчив.

Брэнсон вышагивал взад-вперед между замыкающим и президентским автобусами. Никакой нервной походки, никаких признаков напряжения – просто приятная прогулка под послеполуденным солнцем. День и впрямь выдался чудесным. Небо было безоблачным, окружающий вид как будто сошел со страниц волшебной сказки, и воды залива Золотые Ворота сверкали и переливались в солнечных лучах. Насладившись этой картиной, Брэнсон сверился с часами, неторопливо подошел к президентскому автобусу, постучал в дверь, открыл ее и зашел внутрь. Он окинул взглядом обитателей автобуса, и гул голосов затих.

– Вы приняли решение, джентльмены? – любезно спросил Брэнсон.

Ответа не последовало.

– Я должен понимать это так, что вы зашли в тупик?

Президент опустил вниз огромный бокал с мартини, которым он поддерживал свои силы.

– Нам нужно еще некоторое время.

– Времени у вас было предостаточно. Вы могли бы сидеть здесь еще целый день и нисколько не продвинуться вперед. Будь ваши умы не так изощренны и в то же время не так далеки от жизни, то вы давно бы поняли, что дилемма очень проста – платить либо не платить. И не забывайте о возрастании выплат в случае задержки.

– У меня есть предложение, – заявил президент.

– Давайте его послушаем.

– Позвольте королю, принцу и шейху Карану уехать. Я останусь вашим заложником. Ситуация не изменится. В ваших руках по-прежнему будет президент Соединенных Штатов. Так почему бы вам не отпустить остальных заложников?

– О боже, какой великолепный жест! – восхищенно произнес Брэнсон. – Я бы даже сказал, благородный. Продолжайте в том же духе, и ваши избиратели потребуют внести поправку в конституцию и позволят своему герою править еще три срока вместо одного. – Брэнсон улыбнулся и продолжил тем же тоном: – Не выйдет, мистер президент. Во-первых, меня бросает в дрожь при мысли, что вы останетесь в Белом доме еще на тринадцать лет, а во-вторых, мне всегда хотелось иметь в игре четыре козыря. Сейчас они у меня есть. Одного мне будет недостаточно. Разве вам не приходило в голову, что, окажись вы моим единственным заложником, наше правительство в лице вице-президента, которому не терпится занять Овальный кабинет, подверглось бы сильнейшему искушению уничтожить преступников, похитивших вас и ваших арабских друзей? Разумеется, никаких радикальных действий, ведь человек, разрушивший мост, потеряет всякую надежду стать президентом. Один сверхзвуковой пикирующий бомбардировщик из Аламеды прекрасно справится с этой задачей. И если одна из его ракет случайно отклонится от курса – что ж, значит, не повезло. Божья воля и ошибка пилота!

Президент пролил на ковер большую часть мартини.

Брэнсон посмотрел по очереди на Мильтона, Квори и Хендрикса, произнес:

– Джентльмены, – и вышел из автобуса.

Все трое последовали за ним. Президент старался не смотреть им в затылки. Он с глубочайшим вниманием исследовал остатки содержимого в своем бокале.

На мосту Брэнсон обратился к Ван Эффену:

– Мне снова потребуется команда телевизионщиков. Убедись, что телекомпании уведомлены.

Ван Эффен кивнул:

– Нельзя заставлять всю страну мучиться в ожидании. Куда вы сейчас направляетесь?

– К южному концу моста вместе с этими тремя джентльменами.

– В качестве гаранта их безопасности? Они что, не могут положиться на ваше слово?

– Дело не в этом. Просто хочу посмотреть, как продвигается строительство барьера. Чтобы потом не ходить лишний раз.

Все четверо сели в полицейскую машину и уехали.

Ревсон, все еще сидевший в автобусе для прессы, проводил их взглядом и вновь сосредоточил свое внимание на трех страничках из блокнота, лежавших у него на коленях. Каждый листок был размером меньше почтовой открытки, и все три были исписаны мелким, неразборчивым почерком. Ревсон сфотографировал каждый из них три раза – он всегда подстраховывался. Потом он сжег по очереди все три бумажки и размешал пепел в пепельнице. Бумага у него была очень странная – она практически не давала дыма. Перемотав пленку, Ревсон вынул кассету из фотоаппарата, запечатал и завернул в тонкую фольгу. Как он и обещал О’Харе, в результате получился крошечный цилиндрик размером в половину сигареты.

Перезарядив аппарат, Ревсон вышел из автобуса. Атмосфера ожидания стала заметно более напряженной. Ревсон заговорил с первым встретившимся ему журналистом – по вполне понятным причинам он никого из них не знал по имени:

– Есть новости?

– Брэнсон снова послал за телевизионщиками.

– Известно почему?

– Не имею понятия.

– Скорее всего, ничего важного. Возможно, Брэнсон жаждет еще раз появиться перед телекамерой. А может, хочет усилить давление на народ и правительство – и на арабское правительство тоже, ведь на этот раз будут задействованы три крупнейшие телевизионные компании и репортаж будет транслироваться через спутник в район Персидского залива. В этом случае ведущим будет трудно лить крокодиловы слезы по поводу ужасного положения, в котором оказался их любимый президент, и одновременно чуть ли не прыгать от радости. Великолепнейшее шоу на свете, и к тому же бесплатное. Могу поспорить, что последнюю телепередачу Брэнсон устроит в два часа ночи.

Ревсон сделал примерно дюжину снимков. Вероятность того, что кто-нибудь обнаружит, как мало у него отснятого материала, была чрезвычайно мала, но, как известно, Ревсон не любил рисковать. Он постепенно перемещался в сторону О’Хары, стоявшего возле своей машины, и, оказавшись рядом с ним, вытряс из пачки сигарету.

– Огоньку не найдется, доктор?

– Конечно.

О’Хара щелкнул зажигалкой. Ревсон прикрыл рукой пламя, чтобы защитить его от легкого ветерка, и в этот момент кассета с пленкой скользнула в руку рыжеволосого врача.

– Спасибо, доктор. – Ревсон лениво огляделся. Поблизости никого не было. – Сколько потребуется времени, чтобы это спрятать?

– Одна минута. Место я уже нашел.

– Через две минуты у вас будет пациентка.

О’Хара вошел в машину «скорой помощи», а Ревсон медленно направился в сторону Эйприл Уэнсди, стоявшей на другой стороне моста в гордом одиночестве, что само по себе было удивительно. Девушка посмотрела на Ревсона, облизала губы и попыталась улыбнуться, но улыбка получилась вымученной. Ревсон спросил:

– Кто этот крепкий, располагающий к себе мужчина? Тот, что стоит возле «скорой помощи»?

– Это Графтон из Ассошиэйтед Пресс. Очень приятный человек.

– Подойдите и изящно прислонитесь к нему. Постарайтесь сделать это незаметно. Мы не хотим привлекать к себе излишнее внимание. Но сначала дождитесь, пока я отойду подальше. Когда вам станет плохо, меня не должно быть поблизости.

Отойдя на противоположную сторону моста, Ревсон обернулся. Эйприл шла в сторону машины «скорой помощи». Ее походка была немного неровной, но это не бросалось в глаза. Ревсон подумал, что девушка явно боится, но играет неплохо.

Графтон заметил Эйприл, когда она оказалась примерно в пятнадцати метрах от него. Он с любопытством отметил, что девушку покачивает, но любопытство вскоре сменилось озабоченностью. Графтон сделал два быстрых шага вперед и обнял Эйприл за плечи. Она изящно прислонилась к нему, сжав губы и зажмурив глаза, словно от сильной боли.

– Эйприл Уэнсди, – сказал Графтон. – Что с вами, деточка?

– Я испытываю ужасную боль. Она просто убивает меня. – Голос у девушки был хриплый, и она обхватила себя обеими руками. – По-моему, у меня сердечный приступ.

– С чего вы взяли? – успокаивающим тоном произнес журналист. – Где бы ни было ваше сердце, оно определенно не может находиться в правой части вашего животика. Не поймите меня неправильно, но некоторым людям очень везет. – Он крепко взял девушку под руку. – Всего в пяти метрах от вас есть доктор.

С противоположной стороны моста Ревсон наблюдал за тем, как они вошли в заднюю дверь машины «скорой помощи». Насколько можно было судить, он оказался единственным зрителем этого маленького спектакля.

Брэнсон не спеша возвращался от наполовину построенного южного барьера, довольный тем, как продвигается работа. Он прошел в свой автобус и опустился на сиденье рядом с Крайслером.

– Есть еще какие-нибудь сенсационные откровения?

– Нет, мистер Брэнсон. Толкут воду в ступе. Ужасно скучно. Если хотите послушать, я перемотаю ленту, но дело того не стоит.

– Ты, конечно, прав. Перескажи вкратце.

– Может, вообще выключить? Их разговоры не стоят того, чтобы тратить на них время.

– Это верно. Ну так что там?

– Все одно и то же. Спорят по поводу денег.

– Им все равно придется платить.

– Без вопросов. Рано или поздно, но придется. Последний раз мнения разделились: четверо за, двое воздержались и двое против. Король, принц и шейх за то, чтобы деньги заплатить прямо сейчас, деньги казначейства, разумеется. Мэр Моррисон тоже так считает.

– Это понятно. Он бы уже через час заплатил миллиард, только бы его любимый мост остался цел и невредим.

– Картленд и Мюир оба не имеют определенного мнения, с той лишь разницей, что генерал готов сражаться с нами не на жизнь, а на смерть. Президент и Хансен против немедленной уплаты денег.

– И это понятно. Хансен в жизни не принял ни одного решения, а президент готов тянуть вечно, надеясь на чудо, надеясь уберечь страну от потери полумиллиарда долларов, в которой его наверняка обвинят, справедливо или нет, и надеясь сохранить лицо и свой президентский имидж. Ладно, пусть еще немного потомятся в собственном соку. – Он повернулся к Питерсу, появившемуся в дверях. – Что-то случилось?

– Нас это, в общем-то, не касается, сэр. Кажется, у доктора О’Хары появились какие-то медицинские проблемы. Он хотел бы как можно скорее встретиться с вами.

Войдя в машину «скорой помощи», Брэнсон увидел лежавшую на откидной койке Эйприл. Ее лицо побелело как мел, небольшой участок живота был деликатно обнажен. Брэнсон никогда не любил находиться рядом с больными людьми, а эта девушка явно была больна. Он вопросительно посмотрел на О’Хару, который сказал:

– Эта молодая леди серьезно заболела. Я считаю, что ее необходимо немедленно доставить в больницу.

– Что с ней?

– Посмотрите на ее лицо.

К этому времени в результате обработки тальком лицо Эйприл приобрело пепельный оттенок.

– Взгляните в ее глаза.

Глаза Эйприл потемнели из-за того, что зрачки сильно расширились в результате первой из двух инъекций, которые сделал ей доктор. Надо сказать, что и раньше ее глаза трудно было назвать маленькими.

– Пощупайте пульс.

Брэнсон неохотно взял девушку за тонкое запястье и почти тотчас отпустил.

– Пульс учащенный, – признал он.

Так оно и было. Тут О’Хара немного перестарался. Когда Эйприл вошла к нему, у нее уже был учащенный пульс, так что во второй инъекции, в сущности, не было необходимости.

– Хотите пощупать, насколько напряжена правая сторона живота?

– Нет! – выразительно произнес Брэнсон.

– По-видимому, это воспаление аппендикса. Возможна угроза перитонита. Все признаки налицо. Но у меня нет необходимого диагностического оборудования, нет рентгеновского аппарата, нет возможности провести полостную операцию, даже анестезиолога нет. Нужно доставить девушку в больницу, и как можно быстрее.

– Нет! – Эйприл села на постели. Лицо ее было перекошено от страха. – Нет! Только не в больницу! Они меня разрежут! Операция? Да я в жизни не была в больнице!

О’Хара взял ее за плечи, крепко и не слишком нежно, и заставил снова лечь.

– А если я вовсе не больна? Возможно, у меня просто болит живот, и все! Мистер Брэнсон не пустит меня назад. Раз в жизни выпадает такая удача! И кроме того, я ужасно боюсь!

– У вас не просто так болит живот, милочка, – строго сказал О’Хара.

– Вы сможете вернуться назад, – успокоил девушку Брэнсон. – Но только в том случае, если будете слушаться нас с доктором. – Он кивнул доктору на дверь и вышел из машины. – Как по-вашему, что с ней на самом деле?

– Врачам не полагается обсуждать своих пациентов с посторонними. – О’Хара выказывал все признаки того, что теряет терпение. – Я вам вот что скажу, Брэнсон. Вы можете получить полмиллиарда долларов и при этом стать кем-то вроде народного героя. Такое зачастую случалось и прежде, хотя, наверное, не в таких масштабах. Но если эта девушка умрет из-за того, что вы отказались предоставить ей медицинскую помощь, вас возненавидит вся Америка. Они не успокоятся, пока вас не поймают. Начать с того, что ЦРУ найдет вас в любой точке земного шара и эти ребята не станут утруждать себя вашей доставкой в суд.

Брэнсон, напротив, был бесконечно терпелив. Он мягко произнес:

– Не надо угрожать мне, доктор. Она получит медицинскую помощь. Я прошу всего лишь о небольшой любезности.

– Это останется в секрете?

Брэнсон кивнул.

– Не нужно быть медиком, чтобы понять: эта малышка больна. Но тут возможны варианты. Имеем ли мы дело с угрозой аппендицита или перитонита? Я так не думаю. Девушка очень возбудима, напряжена, она из тех, кто живет на нервах. В такой стрессовой ситуации, как здесь, у подобных пациентов бывают эмоциональные срывы или психосоматические расстройства, которые могут вызвать появление симптомов вроде тех, что мы только что видели. Это бывает не часто, но все же бывает. Медицине известен так называемый мальтузианский синдром, когда у человека появляются ложные симптомы различных болезней, которыми он не страдает. Если это как раз такой случай, пациентка невольно симулирует аппендицит. Постарайтесь понять мою позицию: я не хочу рисковать. Девушке может потребоваться интенсивная диагностика или вмешательство психиатра. Первое я мог бы сделать сам, но у меня нет оборудования. Второе не в моих силах – я не психиатр. В любом случае надо ехать в больницу. Мы теряем время.

– Я вас не задержу. Вы не против, если мы обыщем вашу машину?

О’Хара удивленно посмотрел на Брэнсона.