– Хорошо, Учитель, как ты скажешь, так и будет. На все воля Всевышнего! – смиренно ответил мюрид Учителю и остался жить в Кандагаре у местного муллы, которого звали Абдул Азиз, а местные жители иногда называли его «Смотрящий в Никуда».

В Кандагаре большую часть времени Азизу как мюриду приходилось молчать и много работать. Он подметал двор, разводил огонь, мыл посуду, готовил обед. И только спустя год, когда его новый Учитель заболел, и некому было читать призыв на молитву, Азиз обратился к нему с просьбой:

– Учитель, могу ли я исполнить свой долг перед Творцом и выполнить обязанность призывающего к молитве вместо тебя?

Мулла был до того слаб, что сумел лишь что-то невнятно прошептать и моргнуть глазами. Движение его глаз Азиз принял как согласие., и ранним Ранним утром, наполненный чувством ответственности и исполнения долга перед Аллахом, забыв обо всем на свете кроме Всевышнего, он поднялся на минарет. Ровно в назначенное время прозвучал его голос, призывающий жителей Кандагара к утреннему намазу. По-особенному зазвучали слова призыва к утренней молитве:

– Велик Создатель!.. Велик Аллах!.. Велик Всевышний!..

От осознания величия могущества Творца, эти слова вызвали в нем такие сильные переживания, что Азиз почувствовал огромный прилив сил. Волна счастья пробежала по его телу от присутствия Аллаха и вдохновения.

Случилось что-то, неподвластное осознанию Азиза…

Люди останавливались, чтобы посмотреть на уруса. Весь Кандагар заговорил об азане Азиза Неало:

– Наверное, наступил конец света! Подумайте только – урус на минарете! Урус азаном приглашает мусульман на намаз! Что случилось с Кандагаром?!.. – возмущенно переговаривались правоверные. Возле минарета собралась толпа удивленных мусульман, перешептывающихся и недоверчиво поглядывавших на минарет. Но урус вдохновенно продолжал призыв к молитве!

Закончив священнодействие, Азиз спустился вниз. Его встретил Учитель. Он стоял, опираясь на посох, глаза его блестели как никогда ярко – болезнь отступила! Хворь сняло как рукой. Обняв своего мюрида, мулла Абдул Азиз провозгласил:

– СВЕРШИЛОСЬ!..

Теперь я спокойно могу отдать тебя в руки Кривого Махмуда.

После утренней молитвы мулла Абдул Азиз позвал к себе кривого Махмуда и представил ему новоиспеченного мюрида.

– Бери и пестуй, лепи и создавай – хочу увидеть в твоих руках новорожденный бриллиант. Научи его тому, что ты можешь делать лучше всех – писать слово «Создатель»!

Кто-то в толпе на площади у минарета крикнул:

– Как же Кривой будет его учить, ведь он же ненормальный!? Чему сможет научить этого уруса Кривой Махмуд?

– Замолчите, невежды! Господь любит всех! – воскликнул Абдул Азиз, – В сердцах прокаженных и юродивых находится самая искренняя молитва – там живет сам Аллах. Кривой Махмуд – один из тех, кто любит Аллаха и пишет Его имя так самозабвенно и с такой любовью, как будто он пишет это сокровенное слово, слово своей надежды, в последний раз. Только ему и можно поручить это наиважнейшее дело!

Но толпа продолжала роптать:

– Кривой только и умеет, что писать слово «Создатель»!

Толпа роилась и гудела, выражая свое недовольство, но Абдул Азиз прекратил это взмахом руки:

– Будет так как я сказал!

Так Азиз попал в мюриды к блаженному Махмуду. Махмуд никогда ни о чем не говорил, а только внимательно смотрел на своего мюрида и ждал подходящего момента, чтобы начать обучение. Было удивительно то, что Кривой Махмуд на самом деле не был косым, но лицо его было похоже на лицо врожденного уродца: непропорционально искаженное, с глазами на разной высоте, которые поэтому и казались косыми. И только когда Махмуд улыбался, казалось, что из его рта вылетали тысячи ангелов и все вокруг расцветало, потому что сердце у него было золотое.

Когда Азиз в первый раз написал слово «Аллах», Махмуд сильно огорчился:

– Твое написание слова «Творец» убивает меня, в то время как написанное тобой должно оживить мое сердце, наполненное болью и грустью, оно должно петь соловьем, прилетающим в утренний сад, чтобы славить Господа! Пиши имя Его так, как бежит горный ручей меж камней, как пахнет шалфей, как летят ароматы меда в май, как от любви замирает горный сай, и как песня от крыльев весенних пчел открывает собою дорогу в таинство сердца – в рай…

Кривой Махмуд был прекрасен, говоря о Всевышнем! Его лицо, похожее на большой цветок подсолнуха, устремленного к своему возлюбленному солнцу, излучало свет, гармонию и любовь…

Неожиданно Махмуд замолчал, и лицо его потеряло божественные очертания – оно исказилось болью и отчаянием, тело его опять искривилось, и, качая головой, он вышел из комнаты Азиза, опять превратившись в блаженного Кривого Махмуда.

Так мюриду приходилось еще и еще раз переписывать сакральное Имя, следуя указаниям своего строгого и необычного наставника, который многое чувствовал своим открытым сердцем и поэтому мог дать дельный совет. Например, Азиз прекрасно знал поющих птиц этого благоуханного края, но как написать о соловье, прилетающим в утренний сад, чтобы славить Аллаха, он не знал.

– И о чем же поет этот соловей? – спрашивал он Махмуда, вглядываясь в него.

Махмуд улыбался, изо рта его вылетело три тысячи ангелов, а губы его превратились в лепестки алой розы. Его ответ прозвучал как песнь ручья для тех, кто жаждет в жару благостной влаги:

– Он поет о своей беспредельной любви к Аллаху и ниспосланной ему благодати. Ты обязательно должен его послушать, иначе ты ничего не поймешь в этой жизни.

Все вечера и ночи Мастер и мюрид молились, рассуждали об Аллахе и плавно переходили к непрерывному зикру, во время которого писали в своем сердце светящиеся золотыми буквами священные Имена:

– Всевышний!..

– Творец!.. – звучало в их сердцах, стучало в ритм сердцебиения,

– Милосердный!.. – звучало в их сознании,

– Создатель! – звучало во всех клеточках их тел.

Ночное небо раздвигалось, мириады звезд, разлетаясь и, осыпаясь потоками золотого фонтана, составляли из небесной мозаики имена Вседержателя…

– Пиши, пиши в своем сердце лишь слово «Создатель»! Пиши так, как поет соловей! – неустанно повторял Махмуд.

В зикре от избытка чувств и любви они падали ниц, а Азиз думал, что умирает, и только сердце билось словом «Всевышний», напоминая ему о том, что он еще жив. Это были лишь мгновения, вмещавшие в себя тысячи жизней. И однажды Азиз услышал «того» соловья, о котором ему говорил Махмуд. Его утренняя трель тонкой струной пронзила сердце мюрида. Соловей, божественный музыкант, настраивал струны его сердца как чуткий музыкальный инструмент, вызывая в нем ощущение сладкой боли. Он славил по ночам ТВОРЦА и настраивал сердца возлюбленных – птица-вестник, дервиш, камертон… Тот, кто задает тон песне ручья, цветению цветов, жужжанию пчел и радости дня…

 
                                         ***
 

Наступила теплая кандагарская осень, все вокруг созревало и приносило щедрые плоды. Настроение у людей было по-осеннему приподнятое.

Приближался праздник урожая. Жители Кандагара благодарили Всевышнего за его богатые дары – впереди всех ждала холодная и снежная зима, но, слава Господу, не голодная. В воздухе пахло праздником: печеными лепешками, поджаристой самсой и вкусными восточными сладостями. Босоногие мальчишки носились по улицам, оседлав, как быстроногих коней, таловые прутики и что-то пережевывая на ходу. Маленькие девочки, по-восточному наряженные, важно сосали леденцы и ели халву. Все дышало торжеством, праздничной суетой и беспокойством.

И только Азиз никак не мог понять своего тревожного состояния: то ли это происходило от предчувствия появления Абдул Валида, то ли от воспоминаний о Петербурге, то ли от осознания его истинной задачи. Одно успокаивало его неосознанную тревогу – он был полностью поглощен работой над собой и уже многого достиг. Азиз продолжал заниматься таким важным делом как написание в своем сердце золотыми буквами таинственного слова «Творец». При этом Махмуд подбадривал его своими странными прибаутками. Однажды, когда Азиз не смог поговорить со старшим муллой, Махмуд, покачивая головой, улыбаясь, произнес:

– Каждому огурцу своя грядка…

Время летело незаметно, и скоро по Кандагару пронесся слух, что в округе появился Абдул Валид. Азиз Неало обрадовался, когда во дворе неожиданно появился Учитель, который после приветствия и короткого разговора, тоже заговорил об огурцах:

– Хвала Всевышнему, Господу миров, огурцы на твоей грядке стали большими и красивыми, а главное, созрели и стали годными к употреблению.

Азиз вдруг понял, о каких «огурцах» шутил Кривой Махмуд, и все, что было с ними связано. Приезд Учителя был для Азиза не случайным, а особенным событием. Он ждал от Абдул Валида новых наставлений, новых продвижений на пути постижения Истины.

– Азиз, – заметив это, сказал Абдул Валид, – сначала ты должен сходить в хамам, хорошо вымыться, постричь ногти, остричь свою бороду, дабы сделать ее похожей на бороду Пророка и одеться во все чистое и праздничное. Вечером зайдешь за мной, и мы вместе пойдем благодарить твоего Наставника. Здесь ты многому научился.

Вечером, когда они зашли к Махмуду, тот уже ждал их в праздничной одежде.