Глава пятая. Сумасшедшие

Алиса вышла из магазина и долго стояла у входа. От неловкости она скукожилась, чувствуя себя без вины виноватой. Продуктов она так и не купила, да и не хотелось уже ни готовить, ни есть. Постояв еще какое-то время, она все-таки решила отправиться домой.

Медленно и задумчиво двигаясь в направлении своего дома, девушка постоянно останавливалась, разглядывая людей в толпе; вдруг сумасшедший снова появится? Однако, каждый раз ее безумный друг оказывался лишь миражом. Она уже не пыталась понять, почему ищет его взглядом. Что-то в нем зацепило ее? «Он же псих! – думала она. – А что, если он найдет меня и набросится? Хотя, трудно представить».

Алеша вызывал лишь жалость и казался человеком, который, даже если захочет, не сможет навредить.

До дома оставалось всего несколько кварталов и, чувствуя, что начинает замерзать, Алиса ускорилась. Она быстрым шагом проходила небольшие переулки, и, не прошло и десяти минут, как она оказалась во дворе своего дома.

Припорошенный снегом небольшой участок земли, на котором нашлось место только для бельевых веревок, паутиной размотанных по периметру, и небольшой песочницы, идеально вписывался в кучу унылых серых панельных домов, в одном из которых и жила девушка. Этот дворик казался таким огромным, когда она бегала по нему ребенком… «Лучше бы так и оставалось», – подумала Алиса. Вечно быть мечтательным малышом. В голове опять промелькнули мысли о человеке, который, как раз, слишком много мечтает, но совсем не маленький. Может быть, она с ним еще встретится когда-нибудь.

Возле подъезда на лавке сидела соседка, женщина за шестьдесят. Выглядела, она, конечно же, куда старше своих лет: лицо, словно сушеный сухарь, рыбьи пустые глаза и округлый живот. Вокруг нее стаей кружили голуби: парящие крысы прекрасно знали, что их будут кормить. Алиса постаралась пройти мимо, не беспокоя старуху, потому что знала, чем это для нее кончится. Тем не менее, несмотря на голубиный слой, преграждающих взор, бабка ее заметила.

– Что не здороваешься? – режущий ухо хриплый голос рассеял курлыканье птиц.

– Здравствуйте, Агнесса Леонидовна, – процедила Алиса сквозь зубы и направилась к двери подъезда.

– Ты постой, – соседка махнула рукой. – Я тебе сказать кое-что хочу.

Алиса вздохнула, понимая, что, судя по тону, адекватного разговора не выйдет. Оставалось только проигнорировать просьбу и скрыться за металлической дверью.

– Ты зачем бабушку свою мучаешь?

Алиса неожиданно для себя обернулась.

– Что, простите?

– Не притворяйся глухой. Сумасшедшей можешь притворяться, хотя все мы знаем, зачем вы – молодые, ходите по врачам. Я сказала – перестань издеваться над своей бабушкой.

– Вы и про врача знаете?

– Двор мелкий, все друг друга знают, а тебя, неблагодарную, лучше всех.

Алиса болезненно улыбнулась, представляя, что же такого могла о ней рассказать ее бабушка. Она решила закончить разговор.

– Хорошо, Агнесса Леонидовна, будет исполнено! – девушка комически нелепо отдала честь, устремив глаза в даль.

– Паясничаешь… – соседка оскалилась. – Все вы паясничаете, истязаете нас, людей свое поживших. Ты хоть знаешь, сколько хорошего сделала твоя бабушка? Как она учила детей раньше, что ей потом годами написывали, узнавали, как дела у нее. Если ты не начнешь…

– Агнесса Леонидовна, – оборвала ее Алиса. – Вам не с кем поговорить?

Соседка замолкла. Девушка продолжила:

– Почему бы Вам не поговорить не со мной – неблагодарной, а с Вашими детьми, которых, я уверена, моя достопочтенная бабка воспитала правильно и научила быть хорошими людьми? Или они не у нее учились?

Агнесса Леонидовна сохранила молчание. Голуби непонимающе топали вокруг нее, ожидая салют из семечек, что застыли в пухлой руке.

– Мне тоже бывает не с кем поговорить. Но, знаете, последний человек, к которому я обращусь, даже чтобы пожаловаться или посплетничать, – Вы. Потому что Вы мне не нравитесь. Старая, одинокая, прибитая к лавке старуха, отличающаяся от моей лишь тем, что ее дети догадались не связываться с ее маразмом. Сидите тут, вонючих голубей прикармливаете, а они потом засирают все подоконники.

Лицо соседки как будто бы изменилось, но лишь на миг. Действительно, человек свое поживший – даже возможный местечковый скандал с молодухой не взбудоражил полутухлые тело и ум. Однако Агнесса Леонидовна слушала, а значит, можно позволить себе еще чуть-чуть напускной клоунады.

– Поверьте, бабуля моя прекрасно справляется с моей неблагодарностью. Уверена, что это она сведет меня в могилу, а не наоборот. Хотя, знаете, что: лучше Вам не задумываться над чужими проблемами, а оторвать задницу от лавки и заняться своими.

Ну вот еще капельку.

– А, да, сделайте мне одолжение, никогда больше со мной не разговаривайте. За спиной себя обсуждать официально разрешаю.

Обмен пустыми любезностями окончился беспонтовой ничьей. Но, как будто все довольны.

Алиса открыла входную дверь. Та, со скрипом, постепенно скрыла ее от света и голубей. Наверное, они и дальше продолжат курлыкать под ногами, наполняя соседкову башку птичьим звуком, и, когда места там не останется, Агнесса Леонидовна сладко вывалит гущу гневных слов на ближайшего вынужденного собеседника.

Это будет так приятно и успокаивающе. Срываться на посторонних – очень клево.

* * *

Затхлый подъезд сохранял тепло, спертым воздухом согревая промерзшие пальцы и щеки, но, тем не менее, Алиса не хотела задерживаться, а побыстрее добраться до квартиры: вдруг опять с кем-то столкнется. Она заскочила в лифт и машинально нажала на кнопку, на которой красовалась полустертая цифра семь. Ворчливый лифт начал медленно подниматься вверх. Девушка задумчиво разглядывала стенки этого ворчуна, всматривалась в изощренную настенную живопись. От пола до потолка оболочку лифта изуродовали непонятными надписями и рисунками неприличного характера, один из углов «пометил» какой-то особо одаренный житель. «Он что, до дома не мог дотерпеть?» – подумалось Алисе. Хотя, возможно, он и не собирался. Такой вот знак протеста. Ну, или просто глупость.

Лифт остановился, двери открылись, девушка вышла и направилась ко входной двери. Ключ в замочной скважине предательски отказывался проворачиваться, намекая, что ему что-то мешает. Алиса потыкала в звонок – никто не ответил, хотя она прекрасно знала, что дома сейчас кто-то есть. Просто эта «кто-то» не хотела открывать. «Бабуля! – стуча в дверь начала кричать девушка. – Это я, открой!» – но в ответ не раздалось ни звука. Опять начинается! Чтобы попасть домой, нужно стучать и кричать минут по пятнадцать, если не больше. Но, к сожалению, сил для этого совершенно не нашлось. Она уперлась спиной в стену и медленно сползла вниз. «Ну и наплевать, – подумала девушка. – Лучше уж переночевать в подъезде, чем с ней».

Дверь распахнулась и из-за нее выглянула женщина за семьдесят. Она посмотрела на ту, кто потревожил ее покой с невероятным омерзением.

– Чего приперлась?

– И тебе привет, бабуль, – Алиса поприветствовала бабушку, устало помахав ей рукой.

– Я спрашиваю, зачем ты пришла? Ты, идиотка, что ли, не понимаешь, что тебе говорят?

– Я вообще-то тоже тут живу.

– Я предупреждала, что больше не пущу.

– Что же, – Алиса глубоко вздохнула – придется звонить папе. Пусть разбирается с твоими припадками.

Бабка притихла. Напряженный лоб указывал на попытку что-то сообразить, но получалось так себе, и складки лишь углублялись.

– Так мне звонить, или ты меня впустишь?

– Да заходи ты! – бабка, скрипя зубами и шмыгая тапками, исчезла за дверью. Эхом доносилось недовольство: – И зачем только он тебя сбагрил? Мне сиделка не нужна.

И так каждый раз. Это повторялось столько раз, сколько Алиса выходила из дома. Но, к несчастью, это не самое страшное.

Как только Алиса зашла в квартиру, она увидела белый дым, валивший с кухни. Внутри ужасно воняло. Бабка постоянно что-то готовила, и это что-то больше походило на какое-то ведьмино снадобье, нежели на еду. Сочетания несочетаемых ингредиентов придавали ее зелье-вареньям самый отвратительный запах и вкус. Вместе с блевотным запахом приходила и безжалостная духота, моментально призывающая пот. Квартира не проветривалась ни зимой, ни летом. Газовые конфорки работали круглосуточно.

Отмахиваясь от едкого дыма, Алиса убежала в зал. Пока бабка не видит, попыталась открыть окно, но то поддалось лишь слегка. Зато щепок полетело, будто дерево срубили. Небольшой щелки хватило, чтобы свежий воздух струйкой проник внутрь. Девушка вдохнула, что есть мочи. Самое впечатляюще ужасающее в этом месте – из него так просто не убежишь. Алиса уселась на диванчик и стала дожидаться: сейчас она придет и начнется.

Бабка у Алисы обладала некоторыми чертами характера, которые идеально описывались одной уморительно грустной фразой – колпак протек. Сколько девушка ее помнила, она всегда плохо контактировала с голосом разума, если тот, конечно, когда-либо подавал признаки жизни; после смерти матери все стало совсем плохо. С того момента она совсем перестала различать реальность и воображение. Впрочем, как оказалось, она такая не одна.

Какое-то время бабушка жила самостоятельно, и всячески отказывалась от поддержки, но в скором времени стало ясно, что ей нужна помощь. Соседи постоянно жаловались на нее: то зальет, то пожар устроит. В конечном итоге отец, под предлогом делового предложения, «направил сотрудника на новое место работы, взамен на премию». «На самом деле он просто избавился от меня, – констатировала факт девушка. – Причем самым ужасным образом».

Бабка очень расстроилась тому, что придется делить однокомнатную квартиру с ненавистной ей девчонкой, но, по причине, видимо, всеобъемлющих любви и уважения, отказать затю не смогла. Вот с тех пор они и «уживаются» друг с другом.

Последние годы симбиоза с ней стали практически невообразимыми: постоянная готовка вонючих зелий, разговоры о вселенских заговорах, и, конечно же, оскорбления и тумаки. Бабуля ненавидела Алису всей душой, но причины этой ненависти таились так глубоко за ширмой неадекватности и пренебрежения, что даже она сама не могла однозначно ответить – что же ее так раздражает во внучке. Сила необъяснимой жестокости разворотила восприятие внучки: когда бабка, очень редко и по крайне туманным причинам, меняла пухлый гнев на щуплую милость – Алису начинало крутить от отвращения.

Говорят, когда-то старуху любили, любила и она. Алиса этого момента не застала, наверное, поэтому на нее свалилось столько ненависти.

Бабка возникла внезапно, вся взъерошенная и запыхавшаяся.

– Быстрее, пей! – протянула Алисе вонючее «зелье». – Сейчас будет атака!

Внучка уже привыкла к тому, что каждый вечер ей приходится держать в руках раскаленный стакан, из которого валил белый, словно облако, пар. От одного только запаха воротило, но выпускать стакан из рук нельзя – бабка заметит и сотворит что-то сумасшедше неприятное.

– Нет, ну ни на секунду не опаздывают, телепаты эти! Сил уже нет моих. А я ведь уже не молодая, знаете ли! – она подняла голову и помахала кулаком потолку. – Ну ничего, ничего. Скоро я все окна, дырки и щели фольгой облеплю – не доберетесь!

Алиса уткнулась подбородком в руку. «Когда она уже сдохнет?» – вертелась в голове злая, сокровенная мысль.

А бабка все не могла угомониться. Она убежала назад на кухню еще за порцией, затем вернулась и уселась на диван.

– Фу! – взвыла Алиса. – Как же воняет! Бабуль, может, стоит ограничиться дозой?

– Заткнись, – бабка сделала большой глоток, затем продолжила. – Это специальный отвар, чтобы телепаты не могли читать мои мысли.

– Я знаю.

– Этот новый, лучше, чем прошлый.

– Чувствуется, – девушка демонстративно прикрыла нос рукой. – И как, работает?

– Без понятия. Рецепт узнала только сегодня, а пропить его нужно примерно две недели.

– У кого узнала?

– Не твоего ума дело. Наготовила на неделю вперед.

– Ага.

Обе замолчали. Просто сидели на диване и не двигались. Бабуля залипла и тупо смотрела куда-то в пустоту. Вряд ли она думала о чем-то. В ее голове шуршал белый шум, переливаясь, как мятая фольга под светом лампы. Бессмысленный серый калейдоскоп. Может быть, так работал ее отвар, а может быть, мысли никогда и не собирались в ее голове в единую структуру, где одно слово уверенно следовало за другим. Только осколки из прошлых идей, которые перемешались в кучу. Сложно вообразить, как работает голова, которую проломили изнутри.

Алиса тоже задумалась, но в отличие от бабки, ее мысли вполне конкретные: она думала о своем сегодняшнем знакомстве и весьма жестоком плане, который, к счастью, не сбылся. Сидя со стаканом уродского чуда в руках рядом с человеком, у которого из башки сквозит ожесточенным сумасшествием, она поняла, что чуть не совершила бесчеловечный поступок и не познакомила слегка буйного дурачка с настоящим чудовищем. Ей хотелось посмотреть, как будет вести себя бабка; будет ли она кокетничать с незнакомцем, как, обычно, она делает с малознакомыми людьми, пытаясь скрыть свою натуру, или вывалит на бедненького вообще все накопленное, учуяв родственную душу. А Алеша – ответит ли он на бабкины волны, добавив пикантности в рассуждения о несуществующем, или будет раздавлен страхом и непониманием? Алиса вдруг поняла, что она та еще сука, раз уж решилась так поступить.

– Как твои стихи? – фольга вдруг распрямилась и стала ровной, как лист металла. – Или книга. Ты же чем-то таким занималась?

Алиса удивилась. Но больше всего ее удивляло то, что внезапный словесный интерес к ее персоне дополнялся каменным выражением лица, напоминающим древний тотем.

– Я уже давно ничего не пишу, бабуль. Ни стихов, ни книг.

– Почему?

– Потому что мне не хочется.

Бабка повернула свое опустевшее лицо к внучке.

– Это же неправда.

– Тебе-то откуда знать?

Бабка улыбнулась, пытаясь изобразить заботливое лицо. Выглядело так, будто бы мертвецу растянули пальцами рот. В этой улыбке, помимо язвительной насмешки, скрывалась еще и уверенность в том, что бабка и Алиса – похожи, что одна понимает другую. Убежденность в Алисиной неудаче и ее безрезультатной попытке попробовать снова.

Зал провонял. Из стакана в руках Алисы пахло так, словно что-то гнилое пожарили в молоке. Или как печеная протухшая рыба в майонезе. Или все сразу. В общем, воняло жутко.

*Кажется, все уже поняли*

В надежде убежать от мерзких запахов, улыбок и разговоров, внучка подалась на кухню. Там, наверное, стоит целая кастрюля этого добра, но пока бабка не видит, можно подышать в форточку.

– Эй, ты куда это? Опять уходишь? – бабка лупанула себе ладонью по колену. – Не пущу назад, слышишь?

– Я на кухню.

– Отвар мой втихаря пить?

– Да у меня и так целый стакан кайфа! И вообще: мне теперь по квартире передвигаться нельзя?

– Была бы моя воля, я бы тебя связала да отправила назад – к папаше твоему… – глаза бабки вдруг заблестели от внезапных слез. – Но, знаешь, надо дать мужику пожить спокойно. Так сильно любил он твою маму, что до сих пор мучается. И всю оставшуюся жизнь будет, несчастный, – она перевела взгляд на внучку. – А ты, мразь, никого не любишь, даже себя.

– Да, бабуль, как скажешь, – она вышла из комнаты.

Алиса не хотела жить с бабушкой. Особенно после всех перипетий в жизни ее семьи, когда все разрушилось, и самый большой урон получила голова и без того неадекватной женщины. Однако, отец, убитый горем и неуверенный в своей компетентности, как главы семейства, предложил ей поухаживать за бабкой взамен на финансовую поддержку и игнорирование некоторых «закидонов» дочери. И даже при таких условиях, Алиса не желала находиться в квартире с той, кто ее презирает больше положенного, но и компания отца, жаждущего любыми предлогами сбросить ответственность с себя на других, ей не прельщала.

Но если отбросить свои хотелки и взглянуть правде в глаза, то за бабкой действительно надо следить. Удивительно, но на публике ее не то, чтобы не любили; образ некогда хорошего человека закрепился за ее больной тенью и теперь, чтобы сумасшедшая не выкинула – большая часть проступков сходила ей с рук. Однако, есть вещи, которые просто так не скроешь, например, здоровье, убитое причмокивающими зельями, агрессивность или перепады настроения – все это может стать причиной для неприятных или даже опасных ситуаций.

Правда, Алисе ни разу не удавалось убедить дуру остановиться хоть на секундочку.

Кухня покрылась блеклым вонючим туманом. Первое, что сделала Алиса – вылила свою порцию назад в огромную кастрюлю. Из жестянок поменьше уныло валил пар. На полке, чуть выше ведьминых котелков красовалась бутылка, на две трети наполненная виски. Это Алисина бутылка.

Девушка выпивала по два-три шота каждый раз, когда она возвращалась, а бабки дома нет. Такой вот маленький праздник. Алиса не разбавляла виски, поэтому двух стопок с головой хватало, чтобы опьянеть, но осилить какой-нибудь прикольный мультик и потом завалиться спать.