Игорь только рукой махнул. Света Волошина, мамина старая подруга, была такой курицей, каких ещё надо поискать. Подозреваемая из неё была откровенно так себе.

Правда, и среди остальных представить кого-то в роли хладнокровного убийцы было трудно: женщины предпенсионного возраста, все плюс-минус ровесницы мамы, почти все семейные – ну, какие они отравительницы?

Тёть Рита Яровая – мамина подруга с детства. Эффектная блондинка, она и сейчас ещё выглядела очень женственно и привлекательно. В школе они с мамой были первыми красавицами, сидели за одной партой, помогали друг другу с уроками. Хотела бы она маму отравить – уж за сорок с лишним лет бы давно бы представился случай поудобнее. Представить её убийцей Игорь решительно не мог.

Тем более, что она часто играла с ним, пока мама была занята на репетициях. Теть Рита читала ему, приносила подарки, они вместе рисовали и кормили голубей. Она поздно родила сама и всю свою нерастраченную любовь дарила крестнику – Игорю.

Тёть Надя была низенькой и круглой, как колобок. Она доводилась им какой-то родственницей и много помогала. Всю свою жизнь она проработала бухгалтером, и потому с годами становилась всё занудней и занудней. Правда, в других вопросах её можно было бы назвать даже немного ушлой, например, она всегда торговалась и почти никогда не покупала одежду, если ей не скидывали немного за торчащую нитку или плохо пришитую пуговицу. Но она всегда четко делила людей на «своих» и «чужих», и Игорь с мамой были своими.

Это их с мамой родство было настолько смутным, что Игорь даже не представлял себе, кто у них общий пра – то ли та двоюродная бабка, на похоронах которой они были семь лет назад, то ли кто-то ещё. Но он точно знал, что к тёте Наде всегда можно обратиться с просьбой и она выручит.

Конкина перешла в мамину школу в старших классах. Однажды мама две недели лежала с гриппом, а когда вышла – на её месте рядом с Ритой сидела новенькая девочка. Но они подружились.

Конкину почему-то все звали по фамилии. Фамилия ей шла: маленькая, шустрая и юркая, как крыска из мультика про Шапокляк, Лариса Вениаминовна была из тех, про кого говорят «маленькая собака – до старости щенок». У неё были красивые серые глаза какого-то необыкновенного разреза: как у лисички, говорила мама.

Конкину подозревать тоже не хотелось: от неё всегда пахло конфетами, она много и заразительно смеялась, и её любили в любой компании. А ещё в детстве она приносила Игорю жвачку с цветными вкладышами. Тогда это был такой дефицит…

Что и говорить: одно дело вспоминать их с теплом и благодарностью, и совсем другое – подозревать в убийстве.

Игорь глянул на часы и поспешил распрощаться: было уже пять минут первого, его ждал Константин. Проходя по коридору мимо «дежурившей» сестры, он невольно скорчился: какая-то пародия на охрану. Ну, какой от неё тут может быть прок?

Сунув руки в огромные карманы ветровки, он бодрым шагом вышел из больницы. Костик уже ждал его и быстро курил, глубоко и нервно затягиваясь. Так курят студенты перед экзаменом, а ещё родственники у морга, когда им предстоит идти опознавать погибшего. Игорь отмахнулся от этих мыслей.

Они пожали друг другу руки и сели на скамейку чуть поодаль от дорожки, где ходили люди.

– Игорь, я тебе как своему сейчас скажу то, что говорить не должен.

– Могила.

– Отравление. Унюхали уксус, потом в пищеводе нашли ожоги – потому и всполошились. Естественно, заподозрили, не было ли кровотечение вызвано уксусной кислотой. Наши всё подтвердили. Пономарёв протокол подписал.

Игорь кивнул. Вспомнился сырой холодный морг, провонявший формалином так, что глаза начинали слезиться ещё с крыльца. Как они там работали – Игорь не представлял.

Патологоанатома Пономарёва он тоже помнил: огромный «шкаф» с волосатыми ручищами и плешью под смешной медицинской шапочкой, но патологоанатом от бога – такие вещи находил, что не поверишь. Электрометки в волосах и в полости рта, следы от инъекций где-то под коленкой и в подмышечной впадине. В отделе всегда знали: если Пономарёв сказал – ошибки быть не может.

– Как понимаешь, отрабатываем версию убийства. Лично я думаю, что Макеева Нина стала случайной жертвой, а покушались-то на самом деле на Людмилу Антоновну.

Костик смотрел себе под ноги, как будто глядя на ботинки можно было вычислить убийцу. Пока что он не сказал ничего нового, всё это Игорь уже и сам понял. Понял, но чисто по-человечески, конечно, до последнего хотелось верить, что всё обстоит как-то иначе. А то, что отрабатывают версию убийства – то ежу понятно: если отравление всегда так и работают.

С другой стороны, в Игоре проснулось давно дремавшее профессиональное любопытство. Стало интересно. И ещё Игорь почувствовал небольшую гордость от того, что сам догадался об отравлении и об апельсинах.

Но вот ведь же: в голове ржавым гвоздем сидел голос начальства. Сергей Петрович, гореть ему в аду синим пламенем, не уставал повторять «Как вы в органы вообще попали, юноша?». А поди ж ты, и не так-то Игорь глуп, ещё же варит котелок-то, ёлки-палки.

– Я тут четко вижу умысел и подготовку, но Петровичу содержание умысла не ясно, – развел руками Костик, – говорит, может, просто попугать хотели, не до смерти. В этом что-то есть, так что может тут убийство по неосторожности. Не знаю, – Костик помотал головой.

– Если попугать хотели, должны были быть какие-то угрозы предварительные. Цель запугивания какая? – почесал голову Игорь.

– Вот и я о том. Игорь, есть соображения, кто мог желать твоей маме ну, не знаю, не смерти, болезни, может? Может, кому-то нужно было её изолировать на время? Она говорит, ей никто не угрожал, писем не писал и ничего такого. Но, может, она в последнее время чего-то опасалась, была напугана, насторожена?

Игорь только помотал головой. Если бы ей кто-то угрожал, вряд ли бы она стала это скрывать. Его мама из тех, кто первому встречному готов рассказать, что она сегодня ела на завтрак. Да и необычного ничего в последнее время не происходило. А если нужно было её изолировать – так она в больницу попала ещё до того, как ей принесли апельсины. Зачем столько лишних телодвижений, если она уже была изолирована?

– Может, её кто-то не любил? – продолжал Костик.

– Из всех, кто к ней заходил, только Ангелина Максимовна. Они с мамой, что называется, заклятые друзья ещё с института. Кто-то у кого-то роль какую-то важную увёл, а кто-то у кого-то парня. Но я не помню, кто что, когда и у кого.

– Ага, это всё Людмила Антоновна мне рассказала. Поговорим с Ангелиной, не бойся. А что ещё?

Игорь пожал плечами.

– Ничего.

– Ну, вспомни, Игорь! – взмолился Костик.

– Слушай, что ты ко мне пристал? Я пока работал, ни разу не видел, чтобы убийцей была мадам маминого возраста. Пьяный алкаш, помню, был. Тот, который топором собутыльника зарубил, ему за шестьдесят было. Поножовщина была ещё какая-то, там тоже два пенса были замещаны. Продавщица какая-то пострадавшей была, помню, ей было за полтинник. Всё. А чтобы одна женщина в пятьдесят пять пыталась другую женщину убить – такого не было. Так что мне трудно представить, чтобы кто-то из маминых подруг мог попытаться её отравить.

– Но ведь кто-то же попытался.

Это был тупик. Понятно, что яд не сам попал в апельсин. Кстати, а какой яд-то? Может, он стух просто? У Игоря было много вопросов и не только об этом.

– Скажи, а по другим версиям точно тупик?

Костик усмехнулся.

– А то! К этой Нине никто не приходил, ничего не приносил. Врагов нет, друзей тоже, необщительная, замкнутая. Её и проведать звонили-то двое: мать и сестра. Мать у них инвалид, они с сестрой за ней ухаживают по очереди. Сестра живет отдельно, Нина – с матерью. Работала эта Нина тоже на дому, что-то шила, вроде даже налоги платила, а сестра – зав.производством на заводе. Ты представляешь, да? Теперь сестра вынуждена перебираться к матери, до работы далеко, она ничего не успевает, боится, её мужик ейный бросит, короче, выгод от смерти Нины никаких.

Костик достал ещё одну сигарету, прикурил и снова глубоко затянулся.

– Самоубийство, понятное дело, тоже исключаем. Так счеты с жизнью не сводят. Хочешь отравиться, ну, пусть даже и уксусом – выпей ты его, как водку, зачем в апельсин запихивать? Пономорев сказал, весь рот в ожогах. Кто так травится? Страховки никакой нет, да и кто у нас жизнь страхует? Так что тут однозначно голяк.

Вид у него был унылый и жалкий: молодой парень, считай, только-только освоился, стал настоящим опером, первую благодарность даже получил за работу – хвастался ещё, а тут такая чертовщина: уже с самого начала глухарём попахивает, зацепок нет, улик нет, версий нет. А откуда ты улики достанешь, если преступник мог в больнице вообще не появиться? Передал апельсины через кого-то и сидит себе довольный, что чужими руками всё сделал. Бегай тут по городу, ищи-свищи его.

– Слышь, а чем отравили-то в итоге, уксусом? Мне заведующая сказала, эта Нина (отчество он некстати забыл) от желудочного кровотечения умерла. Это он, получается, кровотечение вызывает?

Костик выпустил дым.

– Уксусной кислотой концентрированной отравили. Ввели её шприцем в апельсин. Ещё в двух апельсинах нашли. На апельсинах, как ты понимаешь, отпечатков нет: поверхность рифлёная, снять невозможно. Нашли отпечатки только на одном пакете, он даже не развязан был, внутри все апельсины без яда. Сейчас проверяем, кого можно исключить. У твоей мамы, кстати, есть знакомые химики?

– Нет.

– Фармацевты, или как они там называются? Кто на производстве лекарств, короче, работает?

– Нет.

– На лакокрасочном производстве? Мебельном? На «сахарнике»?

– Ёлки-палки, Кость, откуда! Она актриса, у неё все знакомые, так или иначе, с театром связаны.

– Ну, работа на «сахарнике», например, не мешает любить театр и бывать на спектаклях.

– Подожди-ка, – Игорь сказал это и почувствовал себя предателем, – Конкина Лариса, мамина подруга, одно время на «сахарнике» в отделе кадров работала.

– А сейчас?

– А сейчас она в институте работает. В педагогическом. Тоже в отделе кадров.

– Контакты с «сахарника» остались?

– Не знаю.

– Ладно. Спасибо, проверим.

– Ты думаешь, кто мог достать уксусную кислоту?

– Именно. Мне сегодня дали список – это половина заводов города. Получается, любой дурак мог достать её и продать, например.

– Дурак-то продать мог, какому дураку понадобится её покупать?

– А подшипники кто покупает? А заготовки для балясин? В хозяйстве, знаешь, всё пригодится, – и без всякой связи продолжил, – сегодня в квартиру мамы твоей пойдём. Понятым тебя не возьму, извиняй.

– Это зачем это ещё пойдёте?

– Письма с угрозами искать. Компьютер заберем – не волнуйся. Следственные действия: сам всё знаешь.

Костик докурил, и растоптал бычок. Игорь был в растерянности, мысли прыгали.

– Кость, а не отличается эта уксусная кислота? Может, там, для лекарств особенно чистая какая-нибудь нужна, а для мебели и похуже сойдёт? Можно по самой кислоте как-то сузить круг, откуда её достать могли?

– Не-а. Эксперты только руками развели, говорят, в такой концентрации могла быть с любого завода.

– Ну, то есть ходить по заводам и выяснять, не пропало ли у вас миллилитров тридцать кислоты, смысла нет, – пошутил Игорь. – А точно отравить насмерть хотели?

– Вот то-то и оно, – вздохнул Костик, – сложно дозу рассчитать. Поди узнай – хватит такого количества или нет? Ну, я не врач, но как я понял, здоровый, типа, ты или я, может и не помер бы. Ожог бы получили, то-сё. Но те, кто лежат в больнице с язвой – им хватило. У них, короче, и так склонность к кровотечениям есть, заведующая сказала, что при язве может быть такое кровотечение и без ничего, самопроизвольно.

Игорь молчал.

– Так что, вот неясно, – продолжал размышлять вслух Костик, – то ли хотели именно убить, то ли хотели попугать и не рассчитали. Я за вторую версию: видишь, как легко доказали насильственность смерти? Ожоги, содержимое желудка, короче, сразу поняли, где был яд и какой. Она же пахнет: глупо было думать, что не унюхают. И потом, если бы не ковид, она бы запах почувствовала – может, не доела бы, жива была.

– Мама всем жаловалась, что до сих пор ничего не чувствует после болезни. А ведь её тогда еле вытащили…