Было дело, отдыхала я с мужем в деревне. Не на дачных шести сотках, а в настоящей деревне, окружённой непроходимым лесом, состоящей из пяти жилых домов, между которыми тянется единственный провод электрический. Этот провод повизгивал и гудел при каждом дуновении ветерка, оставляя местных жителей без всяких признаков цивилизации. ⠀ Жизнь наша, порой, покруче гимнаста в цирке – шапито, таких кульбитов накрутит. Вот и со мной в той деревушке случился один, почти цирковой, случай. Бабушка мужа неожиданно почувствовала себя плохо. Схватилась за сердце. Губы посинели, рука плетью повисла. Любимый внук бабушку на заднее сиденье жигуленка уложил, и рванули они в Питер. Дорога дальняя, около пяти часов в одну сторону. А меня оставили гостей дожидаться, московских родственников. Смартфонов тогда не было, связь телеграфная отсутствовала за ненадобностью. Кастрюлю на столб пришпандорили у центральной дороги. Вышел, стукнул со всей дури поварешкой. Тут же пять дверей настежь со всех избушек. Сельсовет в деле. Утром ранним, со вторыми петухами, с резного крыльца плюхнулась в изумрудную некошеную траву, ромашки перешептывались на ветру с колокольчиками. Запах детства пьянит. Валялась в медовом разноцветье, пока бока не отлежала. Открыла парник, закрыла. Воды натаскала из колодца. Полила грядки из ржавой лейки. Прошлась вокруг бирюзового сутулого дома с облупившимися плечами и лохматой крышей. Радио не ловит, телек – далёкое будущее в Ольховке. Выдула банку молока, что соседка принесла: «Парное, сладенькое, только из – под Зореньки. Вечернее то оно самое полезное, вона щёчки сразу порозовели. А пошто сычом сидишь, Кузьмич на гармонии сыграет – душу на тряпочки. Все наши – то уж собрались. Приходь». Бабка Маланья указала на дальний пригорюнившийся скрюченный домишко среди курчавых берёз. Я не пошла, и так слышно «Чёрный ворон, че ты вьёшсиии». А к вечеру зашла Любка. Если зашла она, уже рукой не отмахнешься. С розового блюдца, покрытого пушком, на меня смотрели маленькие серые глазки. Скорее пялились, да так, словно тут же измеряли артериальное давление, температуру тела и материальное положение. Сверкнула спичка, как столб пламени изо рта факира. Загорелась фезалисовыми огоньками в летнем вечере папиросина, приковав мой взгляд к беззубому Любкиному рту, похожему на дупло дятла: – Красапета, вот скажи мне одну вещь? – краснолицая здоровенная тётя нависла надо мной грозовой тучей, упершись рукой о стену дома. Клубы дыма превратились в едкий тюль, отделивший меня от незваной гостьи.

– Да, ладно, целку валдайскую не строй из себя, – она махнула мозолистой ручищей и протянула мне папиросу.

– Не курю, и вам не советую, – попыталась отодвинуть гром – бабу, чтоб спрятаться в доме.

– Да ладно выделываться – то, – словно щупальца спрута, Любкины руки меня обвили и потащили за собой. – Ты, это, городская ж, учёная, небось, скажи, что важнее в жизни счастье или здоровье?

– Люба, извините, я не настроена философствовать с незнакомыми, – мне была неприятна эта назойливая деревенская жительница.

– Анекдот хочешь? – дыхнула Любка чесноком и кислым перегаром. – Два мужика в кабаке поспорили, что важнее счастье или здоровье? Один говорит: – Счастье! Другой долго думал, и заявляет: – Не, Дружище, здоровье. Вот несколько дней назад я встретил свое счастье – а здоровья не хватило, – Люба загоготала на всю деревню. – Пойдём, куколка, яиц тебе дам свеженьких, да хоть о жизни городской расскажешь. Мне пришлось подчиниться. Сумоистка и жердь – возражения неуместны. Любка за руку втащила меня в дом. Прошла в светлую комнату настоящей деревенской хаты, пропахшей былинами, лесом, немного подпольной сыростью и печным дымом, душицей, мятой. На окнах забавные занавески из прошлого в рюшках и кружевах. Домотканые половички пестрели на полу, вызывая детский восторг. Со стены над столом взирали строго лица из прошедшей эпохи, в сюртуках и античных платьях из барежа.

– Мой род, из аристократов, – заметила удивлённый взгляд хозяйка дома, выставляя на стол с накрахмаленной скатертью огромную круглобокую бутыль с мутной жидкостью, блюдо, доверху наполненное свежими, ещё со следами помёта яиц, и тарелку с ломтями сала, луковицу чищенную, украшенную душистым пучком укропа. – Садись, выпьем за знакомство, такого ты не пробовала ещё, городская! Любка, закатав рукава мужской рубахи, разлила пахучий самогон в граненые стаканы. Меня чуть не вывернуло от ядреного аромата дрожжей и отдаленного запаха лимонной цедры. – Пей, и вот так, – женщина разбила яйцо об блюдо и, задрав лицо к верху, влила себе в рот тягучую консистенцию. Внутренности скрутило в морской узел, по спине побежал холодный пот. Любовь закусила сальцом, облизнулась и срыгнула. – Будем знакомы, – в моей руке возник стакан. Пей-пей, только не дыши. Граненый опрокинулся мне в рот, следом залили яйцо, запихнули ветку укроп и шмат сала. – Ну как? Я ж говорила, Красапета, кайф! Даже бесплодие лечит мой самогон и туберкулёз! – она бахнула, не чокаясь, ещё одну порцию домашнего вискаря. – Сейчас будем бороться, чем ещё в деревне заниматься, а? И она поставила локоть на стол, кулак походил на гирю. Моя цыплячья лапка исчезла в жаркой ладони. Попыталась изобразить борьбу. Безвольно тощая ручка через минуту лежала на скатерти.

– Я в туалет, – понимала, если не дам дёру, неизвестно, что скучающая аристократка из «Кацапетовки» ещё удумает.

– А ты через дом, там бревно, по нему и вниз по лесенке, жду! Голова после первой ловила вертолёты. Собрала волю в кулак. Помню: распахнулась дверь из дома, заполонил сознание запах коровьего навоза, устрашающие возгласы буренок и мой бреющий полет в тёплую вонючую неизвестность. Потом я отмокала в корыте, приходя в себя, мне снова вливался самогон, запихивался укроп, после тарана в навоз самогон пошёл успешнее. После был чай с вареньем из крыжовника и «дискач»: я на крыше трактора с магнитолой, из которой надрывался «Сектор Газа». Затем из конюшни вывели старого Ветра, и Любка предложила мне исполнить роль джигита. Мечтала, мол, она с детства мужа иметь кавказских кровей. И роль выбрала себе в постановке соответствующую: ждать мужа – героя с войны. Пьяная, счастливая, беззубая Любка в драном платье, усыпанном маками, стояла с коромыслом на пороге, размахивая платком. Джигит, уткнувшись носом в живот дряхлого Ветра, изображал прямое волочение и казачий вис. Стрелять из лука по горящему соломенному чучелу не вышло, чучело успело сгореть, пока я доламывала осиновый импровизированный лук. Помню, смутно уже, как упала. Дождавшаяся с войны «жена» опять меня лечила в корыте. К утру мы обнимались и еле ворочающимися языками говорили «за жизнь». Любка – о вдовьей доли, а я о своём бесплодии. И городской бытовухе. Новая подруга предрекла мне зачатие со стопроцентной гарантией после её волшебного самогона. И умоляла, прощаясь, навестить её хоть разок. ⠀ Кстати, с диагнозом «привычное невынашивание» и «бесплодие» мой сын был зачат сразу после незабываемой вечеринки в стиле «деревня-стайл». ⠀

Прошло уже двадцать восемь лет, а я иногда вспоминаю аристократку Любку из деревни Ольховка. А что важнее, счастье или здоровье, я точно теперь знаю. Счастье – иметь здоровье.

Брошь

Эту историю мне рассказала случайная попутчица. "Я люблю барахолки. И почему их прозвали в честь блох? Зато там можно найти вещицы, о которых антиквару только мечтать. Однажды я купила у деда, от которого несло махоркой и перегаром, брошку. Бабочка цвета васильков, только крылышко сколото, сидит на веточке черемухи. И таскала её и в "пир и мир, и в люди". Возвращаясь с работы в метро, задремала. Проснулась от того, что кто-то настойчиво теребит за плечо. Приоткрыла глаза, на мою грудь неотрывно смотрит бабуля. В шляпке. Я поправила плащик, проверила наличие брошки. Людей в подземке всяких хватает. – Деточка, продайте бабочку! – Нет, она не продаётся! – Вы все же подумайте, ведь она не ваша! Я заплачу, сколько скажете! Я комнату за брошь отдам! ⠀ Старушка всучила мне клочок бумаги с номером телефона и вышла из вагона на остановке. Я долго размышляла, вспоминала день покупки. А вдруг тот бродяга выкрал украшение у неё? Спустя два дня перезвонила. Старушка пригласила в гости на чай. И рассказала историю. Бабочку ей подарила мама на пятнадцатилетие. Она её сразу узнала, по крылышку со сколом. Мама умерла в блокаду. Чтоб эвакуировать брата и сестру девушка продала все, что было. Тогда нужно было платить пособие. А сама работала на Кировском заводе делали мины, без света и отопления. Я плакала, слушая старушку. Вытащила из сумочки брошь и вручила ей. – Она ваша. – Дитя. Если вдруг тебе негде жить, живи со мной. Комната пустует. Я одинока. Мы обнялись. Я жила в общежитии. Теперь живу недалеко от Триумфальных ворот, почти в центре. Одна в квартире из трех комнат. Как бабушку Лиду схоронила.

Если ты идешь через ад – продолжай идти

 ⠀Однажды, зимой, я пришла на нашу «сходку» собачников в лесопарке, не застав ни одного знакомого, побрела по свежей лыжне среди елей. Моя собака, немецкая овчарка, радостно подпрыгивала, дергала зубами за ёлочные лапы, скидывая на меня искристые белые хлопья снега. Ее приводило это в щенячий восторг. Вдруг, навстречу нам, выбежала краснощекая женщина в свалившейся набок розовой шапке, догонявшая с пыхтением, свою собачонку, миниатюрного криволапого пинчера. Тот тявкал и визжал. А за ними размашистыми, пружинистыми прыжками, настигая, неслась из чащи собака Баскервилей. Черный королевский дог с метр в холке. Я рванула, быстро оценив ситуацию, и в охапку поймала улепетывающего тявкуна. Кричу: «Где хозяин – то?» Дама, поправляя розовое подобие шапки, пробубнила, махнув в сторону леса: «Да этой, лыжницы долбанутой!» Снег белизной слепил глаза, дог танцевал смешной павлиний танец возле моей собаки. Несомненно, она была более достойной парой, чем тот трусливый пинчер. Вдали замелькал уверенно двигающийся по лыжне силуэт мужчины, в синем спортивном костюме моды 70х годов. Треники, на коленках растянутые, были заметнее всего остального прикида. Профессионал, усмехнулась я про себя.

– Граф, молодец! – донесся старческий голос из-под вязанной буденовки. Лыжник остановился, зардевшийся от мороза, обстучал лыжи о сосну. Затем, словно циркач, ловко выпрыгнул из них и представился: – Валентина.

 ⠀Я чуть не упала со смеху от этой комичной ситуации и вида лыжника Валентины, которую я приняла за мужчину – спортсмена. Мы подружились с первого приветствия. Старушка поведала мне о своей судьбе спустя полгода нашей дружбы, когда я зашла на чай и увидела на стене фото девушки, чья грудь была увешана не бусами, а медалями и орденами. Валентина прорывала блокаду Ленинграда в составе лыжного батальона, получила тяжелейшее ранение. Она не вернулась в тыл, а села за баранку ЗиЛа и колесила на передовой. В этом аду она влюбилась, вышла замуж, любимый погиб при взятии Берлина. Женщина не сдалась, продолжала идти. После войны не ныла, восстанавливала город после разрухи, поднимающийся с колен. Вся семья Валентины погибла в холодном, голодном блокадном плену. Судьба подарила ей шанс снова обрести счастье, семью, сына. Часть ее сердца умерла, когда он погиб в Афганистане. Что дало ей силы жить дальше? Чуть позже похоронила, не проронив ни слезинки, второго мужа после продолжительной болезни. Мужественная женщина всю жизнь проработала в Скорой Помощи водителем, когда ушла на пенсию продолжила работать, не поверите, таксистом. Всю жизнь она параллельно вела лыжную секцию для детей при спортклубе. Она так и не вышла замуж. Но вырастила двух приёмных детей. Эта маленькая сморщенная старушка навсегда останется в моей памяти ярким лучом солнца, перевернув своей историей и бесконечным жизнелюбивым огромным сердцем, мою жизнь на «до и после».

Жареные факты

Факт не лошадь, обратно не повернешь, особенно жареный. Консерваторы не поймут. В 80-е не платили зарплату по полгода предприятиях. Я, как старшая сестра, придумала способ не дать умереть с голоду семье. Организовала банду велосипедистов. Мы совершали ежедневные хазарские набеги под прикрытием дымчатого утра и кочанов капусты на совхозные поля. Велосипеды после операции «Поле» выглядели как машина у врагов Безумного Макса. Трансформер из брезентовых мешков с капустой, морковкой, свеклой, рюкзак с водой у водителя на хилых плечах, штурман – сестра, стоял на багажнике. Однажды нас выследили дружинники, но мы банда сплоченная, каждое действие выверено. Ретировались и спрятались в защитном изумрудном подлеске среди желейного мха. Два велосипеда дружинники обнаружили и на ЗиЛе увезли, чтоб не повадно было. Мы улепетывали, сверкая драными сандалиями, не оглядываясь. Двадцать километров проделали на одном средстве передвижения вчетвером. Проносящиеся мимо машины в восторге семафорили проезжающей мимо них овощной лавке на колёсах. Рядом бежал, высунув язык до пыльной трассы, главный предприниматель, наша собака. Она всегда задорно тявкала при каждой приближающейся кочке, зная, что в таких случаях овощебаза разваливалась на части. Это был наш последний «налет».

 Лихие 90 – е. Аллюзия та еще. Не мне вам рассказывать. Вы уже знаете, я ждать милости судьбы не буду, и в переход с протянутой рукой не пойду. Далее будет факт из жизни слегка пережаренный, конечно, но не сотрешь из биографии. Случайно сплетенные обстоятельства в одно не самое изящное кружево привели меня на железнодорожный вокзал. Там меня знали и величали как Мама Аля, не иначе, братки в кожанках со свирепыми лицами и другие крышующие элементы со сбитыми кулаками. В депо привокзальном я организовала подпольный видеосалон в одном из заброшенных плацкартных вагонов. Успешный был бизнес, зрители посещали тайный кинотеатр ночами. Вход платный. Дым коромыслом. Видак достал друг – моряк загранплавания. Телевизор «Фунай» цветной и с солидной диагональю. Но власть сменилась в одночасье, вместо «Сосновских» пришли «Лютиковские», и я спешно сменила род деятельности.

А напоследок я пошлю или лапша строкатто на ушах

Между третьим и четвёртым замужеством я встретила его. Копна волнистых волос цвета бескрайнего пшеничного поля, мужественное лицо с волевым подбородком и испепеляющие изумрудно-зеленые глаза с хитрым прищуром. Надо ли говорить, что он свёл меня с пути Джедая – недотроги очень быстро. Он исполнял любое желание, клялся в любви так вычурно и витиевато, что позавидовал бы любой сказочник. В мой день рождения он подготовил незабываемый сюрприз. Ильгара я звала Икар, прилипло в шутку это прозвище после его рассказа о полёте с тарзанки в бурлящую реку. Икар снял часть помпезного, стильного приюта для странствующих мореплавателей всех мастей. Я же по знаку зодиака Рыбы. Стены увешаны штурвалами и якорями. Зловеще нависая, пялились грудастые фурии с бутафорского носа корабля под потолком. Сцена пестрила рыболовецкими страстями: сетями, огромного размера рыбами морскими, гарпунами и прочими фишками. Ресторан мне не понравился, но главное – компания! Поздравления, милые тосты, объятия, подарочки. Присоединились к празднику несколько общих знакомых. Под звуки поцелуев я услышала голос конферансье, больше похожего на хиппи 70-х, но кто-то из гостей выкрикнул из зала, что вылитый Джек-Воробей. У каждого свои ассоциации. Пиратствующий Хиппи объявил певицу, которая сейчас исполнит песню, любую, предложенную из зала. Я спряталась под стол, когда в третий раз назвали мое имя и фамилию. Друзья и организатор сюрприза со смехом вытащили меня из укрытия и закинули в сети сцены. Я продемонстрировала тембр голоса и вдохновенную манеру исполнения песни «Лебединая верность». Вошла в роль, воодушевленная овациями. В молодости я грезила о певческой карьере, но не сложилось. Сейчас за мной стояла группа поддержки, музыканты и две певицы. Не так страшно.

 Неожиданно из темноты зала вышла шатенка в струящемся красном платье в пол, вручила мне букет чайных роз. Так трогательно. И тут я заметила в цветах конвертик, раскрыла в предчувствии того самого момента: «Какая следующая песня, решать тебе. В конверте кольцо моего мужа. Постоянно его забывает в ванной».

 Зал и Икар рыдали, когда я пела: «А напоследок я скажу…» прощай, но лучше я пошлю.

Нарочно не придумаешь

– Ложись, пригни голову! Да, брось, ты уже свой чемодан! – Даша убила взглядом взбалмошную Марину. Мы затаились среди мандариновых благоухающих медово – цитрусовым запахом деревьев, он прогонял страх.

– Девочки, нас здесь выследят как охотники дичь, они у себя дома, надо уходить с плантаций к дороге, – осторожно приподнимая голову от земли, приняла решение я.

 Четыре беглянки с громыхающими чемоданами ползли сквозь мандариновый рай. Обдирали нежные ноги горные колючки и молодые эвкалипты. Скальные выступы и расщелины грозили травмой. Мы спустились со взгорья на тенистую вихляющую трассу среди гор. Отпуск не задался с первого дня. Мы с сестрой повелись на рассказы двух наших попутчиц поехать в заброшенный санаторий. Дешево сдают номера. Но не учли, что Война в Абхазии только закончилась. Разруха. А местные мужчины одичали без туристов и женской курортной ласки без обязательств. Мы спаслись, но осадочек остался, ведь наши спутницы искали приключений, отдыхая от мужей, а я и сестра приехали к морю, солнцу за спокойствием души. Для ремарки: водитель газели с другом, которые нас подобрали на дороге, запросили натуральный обмен за проезд. Девушки согласились. Мы с сестрой совершили нереальные кульбиты, выскакивая на ходу из машины. Опытные каскадеры бы позавидовали исполнению трюков и зрелищности. Измученные жарой, голодом, жаждой, мошками и приключениями добрались до Гагр, где нам встретились милиционеры. Они же предложили подходящее жилье, до моря десять мин пешком. Отпуск пролетел как мода на песни Таркана. За три дня до нашего отъезда к нам присоединилась подруга сестры. Ее похитили из прибрежного кафе тем же вечером. Мы искали всю ночь блондинку в красном платье. Подсознание предлагало разнообразные хоррор – картинки. Сознание успокаивало логическими выводами. Наутро она заявилась, пьяная и счастливая. Скандал не заставил себя ждать, и я поменяла билеты на поезд. Вышла на перрон взвинченная, не стала предупреждать мужа о возвращении, пусть будет сюрприз. А вышло как в том анекдоте, про жену, вернувшуюся из командировки раньше времени. Сюрприз ждал меня. Грандиозный. Разделивший жизнь на "до»: с планами на общий бизнес, мечтами о большом доме, и пятерых детях, носящихся по этажам нашего семейного гнезда босыми ногами. И "после", когда я иду под проливным дождём босиком, с чемоданом и полотенцем на голове по улице. Рыдающая, мокрая, униженная. Мужа не было дома. Своих вещей я тоже не заметила ни в шкафу, ни в комоде. Позже я обнаружила их в мешках на балконе. Захотелось упасть и спать, спать. Разберусь потом! Устала неимоверно от долгой дороги "в восточном экспрессе", обратный путь был «детективнее» некуда. Встряхнула одеяло, а из-под него на меня смотрели, гнусно скалясь в ухмылке, зеленые кружевные стринги. Не мои. Я огляделась внимательнее. Расфокусированное зрение выхватило чужую расчёску, бюстгальтер на спинке стула, тапочки с пухом гусиным у входа.

 ⠀ Я ушла в чем была. Рыдания и отчаяние застыли где-то в грудине. Мужа, уже бывшего, я увидела спустя год. Он решил вернуться. Но… было уже совсем не нужно!

Случай на озере

История о том, как я учила плавать подругу несмотря на то, что сама чуть не утонула в бассейне. Мой папа всегда говорил:

– Дочь, запомни, чаще тонет тот, кто не боится воды, а не тот – кто не умеет плавать. В семь лет родители меня привели в бассейн. Я мечтала научиться рассекать волны брасом, как Сальников. Имитация заплывов на резиновых ковриках возле бассейна и изучение технических моментов плавания меня раздражала. Но спустя месяц тренер объявила: