«Это что-то новенькое», – подумала Ари. Она перестала спокойно спать после смерти Минотавра. Воспоминания часто заставали ее врасплох, по ночам картины прошлого становились особенно яркими и отчетливыми. Но даже тогда она не разговаривала во сне.

– Ладно, – согласилась она. – Возможно, у меня был немного… напряженный месяц. Но зачем психолог? У меня же есть вы. Гестию выпишут со дня на день, наша святая троица снова будет в сборе.

– Ага, только мы такие же конченые, как и ты, – кивнула Афина. – Все равно что один слепой ведет другого.

Фен жалобно крякнул и затих. Ари выругалась, постучала им по столешнице. Эффекта ноль.

– Ничего себе доброе утро!

Первое, которое она начала не с набора номера Диониса и механического голоса «абонент временно недоступен». Утро, когда она решилась действовать.

«Ладно, и так сойдет. – Ари отбросила бесполезный фен. – В конце концов, не на семинар собралась, обсохнуть можно и по дороге».

– Тут твой староста пишет, – сказала Афина. – Пришли оценки за эссе.

– Ценю твое уважение к моему личному пространству!

– Сама оставила ноут на моей кровати. – Афина откинулась на подушки, зевнула. Взгляд ее блуждал по потолку. – Ладно, извини.

– Все в порядке, я шучу. Что там? Госпожа Уродливый Пиджак снова раскритиковала мою писанину в пух и прах?

– Хм… Вроде того.

При поступлении Ари хорошо сдала вступительный экзамен, препарируя предложенные тексты, как привыкла – интуитивно, не забывая разбавлять анализ общими заумными фразами. Она надеялась, что этот метод вкупе с искренней любовью к чтению и в будущем компенсирует пробелы в знаниях. Не компенсировал. С первого дня ее эссе пестрели красными пометками. Этого было недостаточно для откровенно плохого табеля, к тому же преподавательница придиралась ко всем, а у Ари не было амбиций для становления лучшим студентом – но все же это слегка задевало ее. Она-то всегда думала, что может распутать и разложить любое, даже самое сложное произведение. А в итоге не могла проделать этот фокус с собственным же эссе.

Ари отправила в рот кусок горячего тоста с сыром и вздохнула:

– Ну давай, скажи это. Я знаю, что тебе хочется.

– Я. Же. Говорила.

Ари вздохнула еще громче, но Афина была неумолима:

– Это из-за твоей темы. «Жанровая специфика литературной сказки», серьезно? Я не филолог, но даже мне все очевидно. Твоя преподша решила, что ты просто отлыниваешь от большой серьезной работы.

– Меня поражает, когда люди отождествляют сказки с чем-то фэнтезийным, наивным и исключительно детским.

Ей всегда казалось, что под покровом сказочных историй сокрыты потаенные страхи и желания целых народов; коллективное бессознательное – вечное, пугающее, пронзительное. Сказки говорили голосами множества поколений, и, если прислушаться к ним, легко услышать нотки ужаса перед неизведанным. Преемницы мифов, созданных на заре времен, чтобы объяснить новорожденному человечеству суть бытия и защитить его от враждебного мира.

– Лучше расскажи об этом не мне, а ей, – посоветовала Афина. – Но я могу взглянуть на твое следующее эссе, если хочешь. Две головы лучше, все такое.

Ари запрыгала на одной ноге, натягивая брюки:

– Чем я только тебя заслужила?

Афина усмехнулась и прищурила синие глаза, подставляя лицо лучам восходящего солнца. Неизменно зачесанные назад короткие волосы и выбритые виски придавали ей дерзкий, немного взбалмошный и хаотичный вид. Не стоило обманываться: в ее характере не было ничего стихийного. Она контролировала каждый жест, и Ари так и не смогла окончательно определиться, восхищало это ее или отпугивало. Они делили комнату уже два года – достаточный срок, чтобы смириться со странностями любой соседки, но с Афиной система дала сбой.

– Можем обсудить это завтра, часов в семь. Ты же не останешься у Персефоны на все выходные?

– Точно нет.

Афина взяла маркер и потянулась к своей части стены, на которой помещала исключительно списки дел. Маленький цветной квадратик – список на сегодня. Безупречно разлинованный тетрадный лист – это на неделю. И, наконец, А4, наводивший на Ари ужас объемом помещенных туда пунктов – это, само собой, на месяц.

К счастью, Афина хотя бы выкидывала эту макулатуру – в отличие от старых докладов, тестов и конспектов, которые подшивала в отдельные папки. «Возможно, когда-нибудь они понадобятся мне, но также они напоминают, как далеко я продвинулась», – пояснила она как-то, постукивая по дужке очков.

Очки. Еще один пункт в списке ее странностей – масштабная коллекция очков с разными оправами и разной формы. Вот только Афина никогда их не носила. Они были призваны выполнять скорее вдохновляющую функцию – как и зеленая винтажная пишущая машинка на столе. Как и (Ари искренне на это надеялась) разобранный автомат М16, лежавший под кроватью в непримечательной коробке.

– Кстати, могла бы просто написать Персефоне. Быстро выяснить, что у них было с Дионисом перед его исчезновением, и не тратить время и бензин на поездку.

– Разве лучшее воздействие на человека не достигается путем живого общения?

– Ого. Начинаю думать, что ты заинтересовалась ораторским искусством.

– Учусь у лучших, – подмигнула Ари. Афина умела очаровать аудиторию внимательностью и обходительностью, проявляя искусное умение использовать речь для достижения цели. Ею частенько являлся спор с каким-нибудь излишне заносчивым преподавателем, и на его месте Ари сразу пошла бы ладить петлю на гардины, потому что исход спора был предопределен.

– А бензин все равно не мой, кстати.

Словно в подтверждение ее слов, в дверь деликатно постучали. Ари метнулась обратно в ванну, пытаясь найти расческу.

– Не откроешь? Это Артемида. Ей надо в город, согласилась подбросить меня до побережья.

– А, Артемида, – скучающим тоном бросила Афина, распахивая дверь. На гостью она даже не взглянула. Между тем, там было на что посмотреть: каждое свое появление Артемида превращала в модный показ. Экстравагантный стиль ее одежды и импозантные манеры приковывали взгляд. Она любила яркие цвета и необычные принты, то завивала волосы, то выпрямляла их, то красила, а на первом курсе даже побрилась налысо. Будучи экоактивисткой, все предметы гардероба она вылавливала на блошиных рынках, забирала ненужное у других студентов, а потом что-то сдавала на переработку, что-то перешивала и продолжала носить. Сегодня ее твидовый блейзер с пышной красной юбкой дополняли пучок и парчовое пальто.

– Ого, – протянула Артемида и оглядела высунувшуюся из ванной Ари, будто нарочно игнорируя ее соседку. – Выглядишь…

– Да, знаю-знаю, волосы – полный хаос. Это метафора моей жизни. Зато ты только краше будешь смотреться на фоне.

– Я хотела сказать, воинственно и завораживающе. И грозно.

Афина нахмурилась. Секунду спустя морщинка между ее бровей разгладилась, и лицо снова приобрело привычный оттенок сосредоточенности.

– Ого… – Ари опешила. – Спасибо! Но и просто «мило» было бы достаточно, правда.

– Мило, – повторила Артемида. Она пожевала губами, будто пробуя слово на вкус. – Не-а, не люблю это наречие. Отдает патриархатом, объективизирующим нашу внешность, тебе так не кажется?

Это не приходило Ари в голову, но Артемида поддерживала идеи радикального феминизма, так что она не стала спорить.

– Я только пальто найду.

– Давай, там холод собачий. А еще весна, называется. – Она нехотя повернулась к Афине:

– Здравствуй.

Пауза.

– Говорят, через неделю возобновят пары. Может, и наш особняк скоро отремонтируют.

Афина сдержанно кивнула:

– Подрывники были на удивление аккуратны.

Дом их сообщества действительно не сильно пострадал: только сбоку, на месте, где когда-то было кафе, зияла черная дыра, отгороженная лентами. Но им все равно запретили там собираться, и теперь члены Двенадцати все выходные околачивались в общежитии, стараясь не думать о том, что теракт унес жизнь человека, которого многие из них хорошо знали. И о том, что каждый, посетивший «Оракул» тем вечером, мог оказаться на его месте.

– Приходится пока торчать тут. Может, хоть через пару дней погода разгуляется.

– Точно. По радио передавали, что крокусы будут отлично цвести.

Неловкость, повисшая между ними, казалась почти осязаемой. Они даже говорили так, будто читали заранее заученный текст.

– Не думала, что ты слушаешь передачи о природе.

– Какой-то маразматик из второго корпуса врубил приемник на всю громкость. Я решила, что хоть кто-то из нас может извлечь пользу из такого необычного знания. Ты, например. Это вполне справедливо.

Артемида хмыкнула, постучала обутыми в кеды ступнями. Рядом с Афиной всем сложно чувствовать себя уютно и нормально: она всегда выглядела строго и одновременно роскошно.

– Как у тебя получается сразу и похвалить, и в душу плюнуть? – спросила она без наезда, с искренним любопытством.

И Афина отвела взгляд. Афина. Отвела. Взгляд.

От шока Ари едва не выронила рюкзак и сделала глоток горько-приторного остывшего кофе.

– Что это было? – спросила она у Артемиды уже по пути к автомобилю.

Та пожала плечами:

– Жизнь.

Часть 6. О гранатах и флешках

Персефона прикрыла глаза. Ей должно было здесь нравиться: утреннее солнце, запах апельсинов и мяты, журчание питьевого фонтана, громкие разговоры во дворе. В конце концов, это был ее дом. Но ей не особо нравилось.

– У нас… у нас что-то изменилось? – наконец спросила она у матери.

– Помимо того, что ты стала носить черный, который совершенно не к лицу такой миловидной, цветущей девушке? Я даже не знаю.

– Мам, не начинай.

Деметра придвинула к ней травяной чай с полукружием лимона.

– И в мыслях не было.

На черный Персефона и правда перешла как-то спонтанно. Ладно, может, не совсем спонтанно, но всем так или иначе хочется отрицать влияние на свою личность. Думать, что сознание полностью независимо от чужих идей, хотя это невозможно. В меньшей или большей степени, все люди – даже самые свободомыслящие, даже блестящие новаторы – подвержены воздействию. Но Персефона все равно предпочитала думать, что просто одним холодным вечером, прежде чем отправиться в Царство, обнаружила перед зеркалом себя, покрывающую губы темно-красной, отдающей черным, помадой, купленной три года назад на распродаже и еще ни разу не использовавшейся.

== Зима ==

– Как я выгляжу? – поинтересовалась она у соседки, с которой делила комнату во время программы обмена. Из-за нее все помещение пропахло парфюмом с ароматом роз, и Персефоне это ужасно нравилось.

– Как вампирша. Или как очаровательная покойница.

– Идеально!

Афродита едва не подавилась от изумления. Даже приглушила нежный инди-поп, под который делала домашнее задание.

– У тебя кто-то появился?

– Что? Нет. Только волонтерский проект. – Она усмехнулась, поправляя изящную вязь старомодного воротничка. И добавила:

– Мы пока немного… не сходимся характерами.

Дита задумалась на секунду, вытирая с запястья следы чернильного пятна. Ее полные губы изогнулись в улыбке:

– Мне кажется, это норма. У меня один парень – адекватный, второй – долбодятел. С одним вообще не ругаемся, второго периодически хочется обоссать и сжечь. А я где-то посередине. Думаю, так и работает вселенская гармония.

«У нее два, а я с одним-то разобраться не могу», – думала Персефона по дороге в Царство, перешагивая мерцающие сугробы, над которыми еще не успели поработать дворники. Где-то вдалеке звенел колокол. Возле моста она остановилась, заметив знакомую худощавую фигуру.

Она залюбовалась тем, как внимательно Аид всматривался в каждую страницу, переворачивая их пальцами в черных перчатках, как его лоб испещряла глубокая полоса задумчивости. Будто невольно стала свидетелем интимного ритуала – близкого общения читателя с содержимым книги и с собственными переживаниями.

Поравнявшись с ним, она спросила:

– Не холодновато для чтения?

Он покачал головой:

– Я кое-кого жду. – И указал подбородком на Сизифа, бродящего с телефоном у подножия башни. – Нужно время скоротать.

– Большинство в такой ситуации просто первыми подошли бы и поговорили.

Аид уязвленно приосанился:

– Да, но я – не большинство.

– Скромность – твоя лучшая черта.

Он нахмурился, убирая книжку во внутренний карман пальто. Другой рукой он держал аж три поводка с черными псами. Те тихонько ворчали, но сидели смирно.

– Какие милашки, – улыбнулась Персефона, нагибаясь к ним. – Я-то думаю, кто там лает под окнами, пока я списки книжек составляю…

Пока она трепала их шеи, лицо Аида искажала сначала гримаса беспокойства, потом – ужаса и, наконец, облегчения. Какого-то ревнивого облегчения.

– Ты им вроде как нравишься, но последний раз они ели вчера. Не уверен, что это хорошая идея, если тебе дороги пальцы.

Она пожала плечами, зная, что ее невозмутимость заденет его еще больше.

– Тот парень у башни тебе задолжал?

– Угу.

– Как насчет «понять и простить»?

– У меня тут не благотворительный фонд. Я бизнесмен. Ни больше, ни меньше.

Она кивнула:

– Ясно, просто хочешь назад свои деньги. Я тогда пока пойду в Царство, проверю секцию…

– Дело не в деньгах, – перебил он.

– Тогда чего же ты хочешь, Аид?