Глава № 4. Там, где нет птиц, и летучая мышь – птица

Грачика всё не было – никто не встретил Хейда карканьем, когда он прошёл под кирпичной аркой. Помер, наверно, за столько дней без кормёжки. Жалко, он успел привыкнуть к этой кривой птице.

Перескакивая с одного клочка земли на другой, чтобы не мокнуть в лужах, Хейд лавировал между могильными плитами. Когда-то здесь покоились жертвы Альмы Кэйшес, но квадрианцы давно вырыли останки и сожгли в погребальных кострах, а надгробия оставили в качестве напоминания потомкам об опасности беззакония. Засмотревшись на памятники прошлому, Хейд прыгнул на что-то неустойчивое, перепутав с кочкой, и едва не улетел носом в грязь. В пожухлой траве валялся труп энлода, из его спины торчала стрела с пёстрым оперением. И без птиц Айра смог постоять за себя, но вдруг этот чужак пришёл с компанией? Хейд рванул к дворцу прямиком по лужам, а в голове крутились мысли одна хуже другой: «Зря, зря я принёс того филина, лучше бы сжёг его, выкинул в реку, да вовсе не стоило на ту вылазку соглашаться, всё равно ничего не изменилось!»

В логове Айры творился привычный бардак: всюду разбросаны опилки, пустые консервные банки, обломки толстых веток – и никаких следов битвы. Сам Айра лежал на полу, завёрнутый в перьевой плащ. Не считая опухшего от удара носа, с ним всё было в порядке, по крайней мере, физически.

Итак, осталось разобраться, что именно у брата пошло не так на этот раз. Лбом он сбил ветловые веточки, нарушив целостность круга, выложенного на полу. В его центре стоял идол размером с ладонь, напоминающий сердитую летучую мышь: на месте головы у него был череп с выпирающими клыками и вздёрнутой носовой костью, а в глазницах поблёскивал бледно-розовый камень.

Рядом валялся раскрытый журнал Айры, полный пометок, исправлений и вопросов самому себе. Из хаотичной мешанины удалось подчерпнуть крохи: таких идолов, обычно огромных, из камня или глины, дейхе создавали для защиты от энлодов. Жертвенную душу заключали в ловушку и преобразовывали её в… чёрта?

«План вышел не шибко-то удачным», – хмыкнул Хейд, пока листал страницы. С годами от зловредных чудовищ остался только образ, на который люди могли списать все свои страхи и неудачи. В журнале встречались зарисовки того самого идола, что сейчас стоял в ветловом кругу. Айра переработал, упростил и ускорил – если верить пометкам и расчётам – «созревание» чёрта, в этом ему помогла кость Предтечи. Хейд ещё раз вгляделся в глазницы черепа. А ведь надеялся, что показалось…

На потолке раздалось странное клацанье, Хейд поднял взгляд и застыл. Над ним висело дымное пятно, цепляясь за потолок когтями, выросшими из предплечий мышиных крыльев. Оно утробно клокотало: «Режь-коли этого, не жалей, не жалей». Бормотало быстро, неразборчиво: «Жалкий-глупый кутёнок, смерть-смерть-смерть, режь-коли, режь-коли, тогда этот беги-уходи, не нужен этот, не нужен». Глаза-угольки вспыхнули, как подожжённый порох.

Если Законы не врали, то духи боялись железа. Хейд на пробу махнул перед собой метательным ножом – тварь мгновенно отпрянула, растворилась в густой тени. Углы, куда не доставал солнечный свет, наполнились шорохами и мерзким хриплым смехом. Откуда чёрт нападёт в следующий раз? На что он вообще способен?

«Жаль, Айра не догадался заодно написать, как бороться с тем, что он породил», – и тут Хейд покосился на ветловый круг. Его ведь сделали явно неспроста, но каким образом ветки остановят чёрта? Будь на его месте свинцовый обруч, ещё может быть… Хейд одёрнул себя. В таких делах лучше положиться на брата-ведуна.

Из теней зарычали: «Уходи, прочь-прочь, кусать-рвать будем этого, кусать!», но Хейд не послушал и торопливо сплёл сбитые веточки. Всё резко стихло, а молочно-белая древесина идола почернела. Сработало!

Айра так и не пришёл в себя, ритуал выжал его досуха. Хейд оставил его отсыпаться на лежаке и укрыл одеялами от гуляющих сквозняков. У подушки лежал здоровенный нож со странными засечками на рукояти – таким же оружием Ищейка разделывал тушу козла в одном из воспоминаний Айры. Ведомый смутными догадками, Хейд поскрёб ногтем навершие рукояти и обнаружил под грязью заткнутое воском отверстие, прямо как у злополучной фигурки-филина. Всё это время у Айры тоже была своя управа на Ищейку. Важная штука. Смахнув с клинка грязь и опилки, Хейд бережно положил его на видное место, поверх журнала.

Любопытно выглядели и лук с колчаном, оставленные на подоконнике. Основа из чернёного ясеня слегка поблёскивала на свету, а рукоять, обмотанная кожаными ремнями, на ощупь оказалась мягкой. Подобное оружие Хейд видел только в книгах: по городу с таким походишь до первого констебля, а в отдалённых поселениях охотники чаще использовали лёгкие арбалеты. Любил же Айра всякое старьё.

Вспомнился тот мёртвый энлод на улице – Айра убил его одним метким выстрелом в сердце. Каким ещё оружием он владел? Скольких людей за свою жизнь убил? Чувствовал ли вину за их смерть?

«Как же много я ещё о нём не знаю», – вздохнул Хейд и оставил лук в покое.

Прошло несколько часов, которых хватило, чтобы навести в логове чистоту и порядок. Хейд вымел пыль из углов, оттёр со всех поверхностей птичье дерьмо, сгрёб в мешок откровенный мусор – словом, исполнил давнюю мечту разобраться в этом хламовнике, пока его хозяин не мешался под ногами. Время от времени он посматривал на лежак, когда Айра, закутавшись в одеяла, бормотал что-то невнятное. Крепко же его приложило ритуалом, раз до сих пор не очнулся.

Спустя ещё пару часов Айра подскочил как ужаленный и сбросил с себя одеяла. Его ошалелый взгляд метался между рабочим столом, креслом-качалкой, окнами, идолом на полу, и собственными руками – словно всё это было чужим, непонятным, пугающим. Даже на Хейда он уставился как на незнакомца, со смесью страха и удивления, пока не пришло запоздалое узнавание.

Хейд всё видел. Всё приметил. У Клары, чудачки из «Аиста», провалы в памяти начинались по такому же сценарию – с коротких «неузнаваний», постепенно отгрызающих у прошлого всё больше кусков.

– Ты давно здесь? – просипел Айра, растирая сонное лицо.

– Давно. Твой маленький друг составил мне компанию, – Хейд кивнул в сторону идола.

Айра охнул и бросился к своему творению. Идол почернел, запылали глазницы, и дымчатая тень уселась на череп. Послышался рокот: «Этот опять пришёл-приполз». Распахнув крылья, чёрт издевательски прыгал с одной когтистой лапки на другую: «Проси-умоляй, жалкий-облезлый кутёнок. Проси-умоляй, проси-умоляй».

– Мы уже это проходили. Прошу тебя, прекрати, – судя по голосу, Айра от чёрта порядком устал.

– Раз тебе настолько одиноко, что ты начал создавать всяких тварей, то я могу заглядывать почаще, – усмехнулся Хейд, помешивая в котелке суп из рыбных консервов.

– Я не для себя… погоди, ты его видишь? – В ответ Айра услышал красноречивый рассказ о том, как Хейд пытался усмирить его нового дружка. На детали он не скупился и добавил в конце, что об этом «сраном ведовстве» думал. Айра удручённо покачал головой: – Понимаю, для тебя мой быт непривычен, но придержи своё злословие. Ради меня. Будь добр.

– Так поясни, какая нам польза от одержимого истукана. Будь добр.

– Я старался призвать птиц, хотя бы Грачика, но… – Айра с несчастным видом развёл руками. – Тогда начал думать, чем ещё могу тебе помочь, и вот, кажется, придумал. Чёрт защитит тебя, как когда-то ему подобные защищали дейхе от врагов.

– По-моему, у тебя вышел не защитник, а неконтролируемый монстр. Ты использовал Дар?

– Это пустой осколок кости, который я нашёл в одной из лабораторий дейхе. Для Горнила он бесполезен, но я на всякий случай прихватил парочку.

– Но где ты достал жертвенную душу? – этот вопрос беспокоил Хейда больше всего. – Без неё ведь чёрт не получится, верно?

Он думал, что сейчас услышит историю про труп на улице, но Айра обхватил холодными пальцами его ладонь и уставился взглядом профессионального попрошайки. Семейный талант, видимо.

– Даже не начинай! Оставь мою голову в покое!

– Я… я не могу… – промямлил Айра и стыдливо отвёл взгляд. Он то ли не умел, то ли не привык, то ли просто не видел смысла контролировать эмоции. Всё, что творилось в душе – отражалось на лице, и Хейду стало не по себе от того, что он видел.

Вздох.

– Показывай свои картинки.

***

Костёр с трудом прогревает пещеру, пока метель воет голодным зверем, пришедшим по их души. На блестящих ото льда стенах танцуют тени – это дейхе беспокойно ходит кругами, сгорбив спину. Из-под меховой шапки торчат белые косы, вымазанные животным жиром.

– …в тот день весь народ в поселении собрался: никакой охоты, никакой разведки, никакой торговли, – голос у Чёрного пилигрима глубокий и проникновенный, до мурашек. – Гуляния-гадания, бабы варили снедь в общих котлах, дети плели из соломы-веток куколок, желания загадывали… Хороший день, знаменательный день. Я выкатил бочку самодельной наливочки, в тот год решил сразить всех наповал доведённой до совершенства рецептурой. К сожалению, ни один земляк не оценил мою идею с плодами красной погибельки. Да если бы предки так боялись экспериментов, нас тут и не стояло бы!.. – он от души сплёвывает в сторону. – Пришлось на себе показать, что в умелых руках красная погибелька не опасна, а вполне увеселительна.

Так и хочется буркнуть: «Может, оно было бы к лучшему». Дейхе определённо не помешало бы в своё время увидеть границы, которые не стоило переходить.

– Люди танцевали вокруг костра, пели Весёлой Бабе, мы вместе с дочкой песни распевали… а под ночь явилось оно. – Пилигрим замирает напротив костра. Углубляются морщины у глаз и рта, они выдают на «лице без возраста», как говорят энлоды, все прожитые годы. – Огромное, на две-три головы выше самого высокого энлода. Завёрнутое в рваньё-тряпьё, как в квадрианский саван. То были гобелены, флаги, знамёна… серебристые мурены Хоррусов на фиолетовом полотне, бараньи рога Ойнасов на зелёном, волчьи морды Тьяхонов на чёрном… с десяток поверженных-уничтоженных кланов, поселений, родов, как наших, так и белорожих. Сам себе памятник былых побед. Ходили слухи-шепотки об этой твари, но они казались страшилкой. Кому нынче сдались мы, бледные тени предков? Никто из гаруспиков не предвидел, что оно явится за нами именно в тот день. Сколько криков было!..

На сердце тяжелеет. Все эти истории – как одна, и раньше он мог наблюдать за ними с другой стороны баррикад.

– Наши похватали копья, луки, пытались что-то сделать, а я… а что я. Бежал со всех ног, думал, что словил белую горячку. Свалился в свежевырытую выгребную яму, ударился башкой, да отключился. Интересно, прихватила ли эта тварь-паскуда наших красных барсуков в свою коллекцию тряпья?.. – Пилигрим вздыхает. Присаживается рядом на крупный сук, и сразу становится теплее. – Как очнулся, с бодуна едва смог из ямы вылезти. От Весёлой Бабы одна зола осталась, а от моих близких, друзей, соседей – трупы. Своими же руками перебили друг друга, как мне на голову никто булыжник не сбросил – загадка.

Пилигрим стягивает варежку и потирает глаза. В свете пламени серебрится круг на его чёрном сюрко.

– Такова сила Скорбящего палача… Молчащего… как там его ещё называют? Воющая Ветошь? Это страшный враг, кутёнок, но я уверен, что мы найдём способ с ним справиться. Кто-то должен выгрести мусор, оставшийся после экспериментов наших предков с Непреложными законами, а эта тварь в тряпках – тот самый мусор и есть. Верно?

Он кивает. Хлопает друга по плечу, благодарит за оказанное доверие. И радуется в глубине души, что Глашатай, которая смотрит на них с улицы пустыми глазницами птичьего черепа, слишком далека от человеческих понятий и эмоций, чтобы обижаться на определение «мусор».

***

Хейда знобило, в ушах завывала вьюга. Его потрясли за плечи, помогая скорей прийти в себя. Чёрт наблюдал за ним и тихо поскрипывал, как несмазанные петли. Глаза-угольки дрожали, оставляя в воздухе неровные световые следы.

– Рассказал? Рассказал? – дымный силуэт подрагивал и расплывался от нетерпения, то и дело резко возвращая себе материальную форму. – Ничего не утаил? Этот любит утаивать-обманывать, верно? Жалкий-лживый кутёнок. Расскажи-покажи, откуда душу взял, давай-давай!

– Прошу тебя, перестань, – с болью проговорил Айра. – Время поджимает…

– Время? Нас поджимает время? – смех чёрта напоминал скрип ножовки по дужке замка. – Благодаря кутёнку, у нас бессчётное количество времени! Вскрой-распори себе брюхо, омой нас в крови, тогда мы подумаем над словами этого. Кутёнок же принесёт жертву? Принесёт-принесёт? Нашей жертвы этому ведь мало? Или сначала пожертвует своим новым другом? Рассказывай-рассказывай!

Чёрт распластался облаком, подрагивая, как желе. Устав слушать его крики, Айра коснулся идола. Тварь среагировала мгновенно: змеями поползла по одежде, обвила шею, пыталась влезть через уши, нос и искривлённый от боли рот. Хейд охнуть не успел, как его брат сам стал дымной тенью.

– Прочь!

Крик Айры эхом разнёсся по комнате, и в тот же миг чёрта опалило вспышкой лазурного пламени. Тварь отбросило к стене, её дымное тело дрожало, таяло, утекало в никуда. С воем она забилась обратно в идол и притихла, даже глазницы погасли, лишь бы никак о себе не напоминать. Айра вытер рукавом кровь под носом и обвязал фигурку ветловой веткой.

– Давай лучше сожжём это, – предложил Хейд, но брат покачал головой.

– Тот человек из видения. Он… он там, – Айра махнул рукой в сторону идола. – Ваше знакомство вышло ужасным, но на самом деле он не такой, сам же видел. Вместе мы совершили множество открытий: про Древних, про дейхе, про… про всё. Случилось несчастье, он погиб, а я… не знаю, о чём я думал, но… – он замолк, подбирая слова. – Да ни о чём не думал, просто до одури боялся потерять друга и единственного союзника. И тогда… я решил попробовать…

– Ты запихнул душу своего приятеля в камень? – Хейда передёрнуло от одной мысли, что некогда обычного человека превратили в маленькое злобное существо, не живое и не мёртвое, заключённое в куске хлама.

– Из твоих уст это звучит ужасно, – пробормотал Айра, водя пальцем по белому кругу, вышитому на сюрко.

– Это и есть ужасно, твою мать! Славы Дикой Кэйшес захотелось?!

Братья насуплено уставились друг на друга. За окном грохотали раскаты грома, капли дождя звучно барабанили по крыше. Холод и сырость впитывались в кожу, а повисшая тишина казалась ещё ледянее. Первым не выдержал Айра: он опустил взгляд и зябко спрятал ладони в рукавах.

– Не жалей духов, как жалеешь живых, Хеди. Это пучок воспоминаний, страхов и желаний, тень былой личности. Сам знаешь, как силён наш враг. Я пойду против любых законов, хоть Непреложных, хоть морали, хоть каких – если это чуточку поможет в деле.