ЧАСТЬ 2

Я не знаю, как соседка Теты терпела постоянный запах гари в комнате. Он не исчезал никогда, шёл от одежды, которую Тета стирала раз в пару месяцев, от её кровати, даже от книг и фотоаппарата, спрятанного под кроватью. От всей её половины комнаты, кроме стола, которым Тета не пользовалась вообще, поэтому её соседка извлекла хоть какую-то пользу, заняв оба.

А я бы не сказал, что мне не нравился этот запах. Скорее наоборот.

Мы с Тетой сидели на её кровати и смотрели последние снимки, тайно вынесенные из лаборатории. Дзет настаивал, чтобы большую часть вещей, связанных с поджогами, мы хранили именно там. Поэтому чтобы уединиться с фото приходилось красть их ненадолго.

Удивительно, но в тот день Тета вымыла свои длинные волосы, переоделась и счистила грязь со ступней – они были почти белыми. Я впервые понял, что тёмная полоса у её рта это не грязь, а шрам, причём не слишком старый. Он и создавал впечатление постоянной улыбки. Или просто усиливал его.

– Смотри, вот тут хорошо получилось, – говорила она мне, и я смотрел на языки пламени, вырывающиеся из оконной рамы. – А эта смазанная, я случайно щёлкнула, когда мы уже убегали. Весело было!

– Часто вас так ловят? – спросил я, глядя на размытое красно-оранжевое пятно на тёмном фоне.

– Ловят никогда. Иногда пытаются, но не могут. Как в прошлый раз, – она откинула голову назад, мечтательно глядя в потолок. – Это бесполезно. Им никогда не поймать никого из нас.

– Понятно, – я взял следующую фотографию. На ней был я сам с горящей спичкой в руке, черты лица, подсвеченного снизу, казались искажёнными. Стигма и Пси стояли за моей спиной, и все смотрели на маленький огонёк.

– А ты неплохо вышел, – сказала Тета. Я только усмехнулся.

К сожалению, фото снова быстро кончились. Тета перетасовала их и взглянула мне в глаза. Она улыбалась, а я уже не понимал, правда это или эффект от шрама.

– Могу я попросить тебя кое-о-чём? – вкрадчиво спросила она. Я кивнул. – Можешь вернуть их в лабораторию? Я бы сходила сама, но я не спала всю ночь, и…

Ей было трудно отказать, она правда выглядела устало – на чистом лице были ясно видны синяки, залегшие под глазами. И я всё равно хотел прогуляться: время клонилось к закату, погода была хорошая. Кроме того, Тета всё ещё смотрела мне в глаза, улыбаясь.

Поэтому я снова кивнул и забрал фотографии.

До Дома Собраний я дошёл быстро. Комендантский час приближался, на улице уже не было прохожих, зажглись несколько фонарей, и моя тень обгоняла меня по асфальту. Все двери Дома были открыты, и я спокойно вошёл. В пустых коридорах громко отдавались чьи-то шаги, поэтому я постарался дойти до лаборатории как можно быстрее. Не хотелось никого встречать, но всё равно пришлось.

Когда совсем близко неожиданно хлопнула дверь, я успел метнуться к ближайшему окну и спрятаться за штору. Она была непрозрачной и слишком длинной – край лежал на полу, закрывая мои ботинки. Но ещё она была очень-очень пыльной, мне сразу захотелось чихнуть так сильно, что пришлось зажать себе рот. Шаги раздались совсем близко, и я осторожно выглянул в небольшую дырку, так удачно расположенную на уровне моих глаз. Удивительно, но это не была Гамма.

Я не знал эту женщину. У неё было маленькое лицо с острым подбородком и узкими глазами, очень необычное. Я бы точно запомнил её, если бы увидел раньше. Она подошла ещё ближе, и я удивился особенно – она была в юбке. Или в платье, увидеть в полутёмном коридоре точнее было сложно.

Я не видел женщин в юбках… Сам не знаю, сколько. У нас все предпочитали простую, удобную одежду – брюки или шорты, если было жарко. Когда-то девушки надевали юбки на торжества, но уже несколько лет как перестали это делать. Слишком некомфортно. Я пару раз слышал, как мои сокурсницы жалуются, что ткань путается между ног, и вообще в юбке легко замёрзнуть.

Пока я удивлялся, она свернула на лестницу, не заметив меня. Я выбрался из-за портьеры и, всё же сдержав чих, побежал к лаборатории. Я всё ещё не хотел встречаться с Гаммой. И почему мысль о том, что она должна быть в Доме, не пришла мне в голову, когда я говорил с Тетой?

Дверь была открыта, свет внутри погашен, но на столе стояла чашка с чаем. Дзет, кажется, вышел куда-то. Тем лучше было для меня, потому что последнее, чего я хотел, это объяснять ему, откуда принёс фотографии. Я быстро сунул фото в ящик стола и бросился назад. Слишком легко. Конечно, так легко быть не могло, потому что в коридоре я сразу столкнулся с Гаммой.

Всё было как обычно – стена за моей спиной, её рука на плече и близнецы по бокам.

– И что ты тут делаешь так поздно? – подозрительно спросила она, дыша чем-то противным мне в лицо.

– Я относил снимки в фотоклуб, – совсем не соврал я. Гамма недовольно хмыкнула. Пси – я уже научился отличать его от брата – вопросительно изогнул бровь.

– Мне просто нужно было оставить их Дзету, – добавил я, надеясь, что меня быстро отпустят. – Ничего больше.

Пару секунд Гамма буравила меня взглядом. Потом хватка на плече разжалась.

– Иди уже в общежитие, – бросила она, отворачиваясь. Фи снова ударил меня под рёбра, Пси тоже, правда, намного слабее, и посмотрел почти сочувственно. Мне тоже было его жалко, иметь такую сестру… Я бы лучше вообще не рождался.

Выбежав из Дома Собраний, я решил не подчиняться Гамме. Спать мне всё равно не хотелось, к тому же, настроение было испорчено встречей, его срочно нужно было восстановить. Поблизости было то самое пепелище, с которого всё началось, и я решил сходить туда. Пепел всегда успокаивал меня.

Как выяснилось, не меня одного. Уже на подходе я заметил красное пятно среди чёрных остатков. Яркий свитер, длинные волосы, закрывающие лицо…

Кроме меня прогуляться этим вечером по пепелищу решила Стигма.

Я заметил её первым. Она стояла, копаясь носком ботинка в пепле, поднимая облачка чёрной пыли, пока я старался ни обо что не споткнуться, подходя ближе. Казалось, она не обращает внимания вообще не ни что, кроме черноты в воздухе и редких обломков дерева, крошащихся от одного прикосновения.

Она обернулась только когда я стоял прямо у неё за спиной. И нервно вздрогнула, заметив меня.

Мне показалось, что за чёлкой я увидел её глаза.

– Это ты, – выдохнула она. Плечи расслабленно опустились, звякнули амулеты. – Не слишком поздно для тебя?

– А для тебя? – огрызнулся я.

– До комендантского часа еще есть время. И мня не накажут, если я опоздаю.

– Правда? Почему?

– Потому что всем плевать, – бросила она. – Не везде есть злобные Гаммы, которых все боятся.

Стигма не была знакома с Гаммой, но уже не любила её из-за меня и Пси. Она пару раз говорила мне, что Гамма точно ведёт себя глупо, а бояться её ещё глупее. Во время таких разговоров мне искренне хотелось, чтобы они встретились однажды, а я бы посмотрел, во что эта встреча выльется. С безопасного расстояния, чем дальше, тем лучше.

Но сейчас я проигнорировал этот выпад в мою и Пси сторону и сменил тему:

– Что ты здесь делаешь? Гуляешь по пепелищам?

Она могла просто согласиться, я бы понял. Прогулки по пепелищам имеют куда больше смысла, чем бессмысленное хождение по улицам и паркам. Мягкий пепел под ногами, запах гари, чувство запустения – не прекрасно ли?

Но Стигма покачала головой. И вытянула из рукава свитера что-то ярко блестящее в закатном солнце. Это был небольшой стеклянный флакон с грубой деревянной пробкой, доверху заполненный чем-то серым. Пеплом.

– Ты собираешь пепел? – удивлённо спросил я. О таком я ещё не слышал.

– С каждого пожара, – ответила она. – Это мои сувениры.

– Зачем они тебе?

Она пожала плечами.

– Не знаю. Я хочу, чтобы они у меня были. Мне нравится доставать их, нюхать и вспоминать. В конце концов, – она встряхнула флакон. – Вам же нравятся фотографии.

– Очень.

– А мне нравится пепел, – отрезала она, засовывая флакон обратно в рукав. – У каждого свои предпочтения. Прогуляешься со мной?

– А… куда?

– Туда, – она кивнула в сторону заката. – На новое пепелище.

От такого нельзя было отказаться.

Все мы любим пепелища.

Кто-то больше, кто-то меньше, но мы уверены, что каждому, очарованному идеей поджигания, так или иначе нравятся результаты его или её рук. Даже те, кто не увлекается поджогами, видят в пепелищах что-то необычное и притягивающее.

Но вспомним немного скучной теории. Иначе пепел называют «несгораемым остатком». Отметим, что его можно использовать в качестве удобрения и средства для санитарной обработки, поэтому при случае Вы можете извлечь дополнительную пользу из пожара, например, употребив пепел в своём саду.

Так как эта тема не имеет большого практического значения, мы не будем более на ней останавливаться.

Она снова шла чуть впереди, мне пришлось прибавить шаг, чтобы мы смогли поравняться. Первые несколько минут прошли в неловком молчании. Я не боялся Стигму, но… Она была чужой. У неё была своя жизнь и свои проблемы, абсолютно отличные от наших. Связывал нас только огонь. Даже с Пси и безумно улыбающейся Тетой мне было легче.

Наконец, не выдержав тишины, которая нарушалась только звуком шагов, я спросил:

– Как вы познакомились? С Дзетом. Я никогда не видел тебя у нас.

Она хмыкнула.

– Ты и не мог увидеть, я уже давно не живу в общежитии. А Дзет как-то попал в нашу больницу.

– С ожогами?

– С переломом.

Я вспомнил, как он пропал на неделю, а потом вернулся с загипсованной рукой. И загадочно улыбался в ответ на все вопросы, которых у меня тогда было немало.

– А что ты делаешь в больнице?

– Живу, учусь, работаю, – она откинула с щеки длинную прядь, но так и не открыла глаз. – Я помогаю травматологам, чищу инструменты и мою палаты.

– Звучит не очень.

– Пока да, но через пару лет меня обещают выучить на медсестру, – впервые за всё время я заметил на её губах лёгкую улыбку. Я попытался представить Стигму – мрачную Стигму, с тенью от волос на лице и десятком амулетов – в белом халате. Почти получилось.

– И?

– И… ничего. Я мешала состав для гипса, Дзет сидел рядом, мы разговорились. Он умеет очаровывать.

Я кивнул. Это было сказано очень точно.

– Если тебе интересно, то с Тетой была похожая история. Не знаю, как он нас находит… Это какой-то особый дар.

– Он нас притягивает, – добавил я.

– Вроде того.

Ещё пара кварталов пути прошли в молчании, но уже менее неловком. Наконец мы остановились под не горящим фонарём.

Асфальт здесь был запачкан гарью. Стены близлежащих домов тоже, ветер разносил пепел вокруг. Стигма уверенно двинулась вперёд – прямо в центр пепелища, чёрного пятна на фоне серых зданий. Из рукава свитера она доставала пустой флакон.

– Выглядит здорово, – сказал я. Особенно мне нравилось то, что из-за ветра казалось, что пепел распространяется, захватывая улицу. Черное пятно на сером тротуаре, которое становилось всё больше и больше. Я мог бы представить, как оно захватывает квартал, город, весь мир. Как всё становится одним нескончаемым пепелищем, по которому такие как мы сможем бродить вечно.

Стигма нагнулась, чтобы собрать пепел, её пальцы блестели чёрным. Она ничего не ответила, и, пожав плечами, я отвернулся. Из освещённого окна в соседнем доме кто-то пялился на нас – чёрный силуэт на жёлтом фоне. Я накинул на голову капюшон. Стигма уже отряхивала руки.

– Проводить тебя? – спросил я. Было интересно посмотреть на её больницу.

– Я дойду сама.

– Как хочешь.

Неожиданно она протянула мне ладонь, ту самую, испачканную пеплом. Я пожал её, мои пальцы тоже почернели.

– Ещё увидимся, – бросила она.

Я кивнул, представляя, как она сядет на кровать – мне почему-то представлялась койка в палате – и будет смотреть на блестящие, чёрные флаконы. Так же жадно и завороженно, как я смотрел на фотографии.

И я был уверен, что так и будет. Обязательно. Потому что я мог её понять. Наше сумасшествие было одинаковым, а это главное, что нужно для понимания.

Стигма уходила, а я стоял и смотрел, как её силуэт исчезает в тенях улицы.

Через несколько дней я снова незаметно ушёл с собрания. Гамма должна была впасть в ярость, на моём теле должны были расцвести несколько синяков, но Дзет попросил меня о помощи, и я не смог отказать. Пришлось пропустить очередную лекцию по тригонометрии, чтобы пробраться в гараж.

Пси пошёл со мной. Стигма ждала нас у входа, у её ног было свалено несколько канистр.

– Тета не придёт? – спросил я, открывая двери. Замок на них был, и даже не один, но его не закрывали уже давно, а может, и вообще никогда.

– Нет, – бросила Стигма, втаскивая внутрь пустые канистры. Пси зашёл последним, тут же не без труда запер дверь и придвинул к ней пустую бочку для воды. Если бы кто-то, имеющий при себе ключ, решил зайти, створка двери задела бы бочку, предупредив нас.

Он точно был параноиком.

В гараже было пусто и мрачно. Свет проходил только через несколько грязных окон под потолком. Само помещение было большим, даже слишком, и все звуки разносились по нему громким эхом. Машин внутри не было, но нас они и не интересовали. Нам нужно было совсем другое. А именно – множество канистр с бензином, составленных в причудливые башенки у дальней стены. Их правда было много, не меньше нескольких сотен. Я не мог и предположить, зачем нам столько, но было неважно. Главное – их можно было незаметно присвоить.

Стигма и Пси действовали быстро, привычным методом. Она пошла в дальний угол, где из стены торчал кран, у которого лежала большая бесформенная куча брезента. Достала спрятанный под брезентом обычный шланг, подключила к крану. Пси тем временем с моей помощью переливал бензин в наши канистры. Когда мы отставляли в сторону пустую канистру, Стигма тут заливала в неё воду, создавая видимость наполненности.

Четыре наши ёмкости быстро наполнились. Пси выстроил из них ещё одну башенку. Стигма сматывала шланг, а я прятал канистры с водой подальше к стене.

– Вы думаете, никто не догадается? – спросил я у Стигмы, завороженно глядя на её амулеты. Свет отражался на металле, играл бликами, притягивая взгляд.

– Если только не захочет заглянуть внутрь, – флегматично ответила она. – Тебе интересно? – добавила, заметив, куда направлен мой взгляд.

– Ну… – на несколько секунд я растерялся. – Что они значат?

– Много чего, – отложив шланг, она выпутала из связки один амулет, круг с точкой в середине. – Это символ Солнца.

После она показала металлическую закорючку.

– Это греческая буква, которая звучит, как моё имя.

Маленький перевёрнутый топор.

– Символ женской силы и власти.

Круг, в который был вписан крест.

– Астрономический символ Земли.

Я слушал её, механически переставляя контейнеры. Слушал с интересом, так что даже не понял, в чём дело, когда Пси схватил меня за плечо.

Кто-то вставил ключ в замочную скважину.

Горючими называют материалы, которые способны самостоятельно гореть после удаления источника пламени. Иными словами, они будут гореть, даже если вы уберёте и потушите спичку. Они существуют в различных агрегатных состояниях (твёрдые материалы, жидкости, газы).

Если Вы собрались поджигать что-либо, убедитесь, что в этом месте достаточно материалов данного типа. Или воспользуйтесь своими, например, некоторыми горючими жидкостями (см. далее). Или наоборот, если Вам необходимо ограничить область пожара, проверьте местность на наличие чего-либо способного гореть.

С мерзким скрежетом ключ начал поворачиваться в заржавевшем замке. Стигма уронила шланг. Я сжал одну из канистр так, что она хрустнула. Не растерялся только Пси.

Подхватив с пола шланг, он схватил меня за запястье и потянул к груде брезента в углу. Стигма не отставала. Втроём, толкаясь локтями, мы залезли под брезент. Створка ударилась о пустую бочку, эхо разнеслось под потолком, но мы уже успели спрятаться.

Было неудобно, мне в рёбра упиралось чьё-то колено. Я бы возмутился, если бы меня не отвлёк чудесный запах. Наверное, кто-то пролил бензин, и брезент впитал в себя часть. Не суть важно, кто и когда, главное, что запах отвлекал меня от всего. Я уткнулся в жёсткую ткань носом и затих. Рядом недовольно сопел Пси, Стигму слышно не было.

Кажется, я выпал из реальности ненадолго. И совсем бы ничего не услышал, если бы Пси не ударил меня под рёбра – ему это было привычно.

– Значит, почти полтонны бензина, – я не узнавал этот тяжёлый, монотонный голос. – И ничего не пропадает?

После заговорил Дзет, и я облегчённо вздохнул. Раз он был здесь, значит, всё было хорошо, значит, нам ничего не грозило.

– Сами понимаете, мы не пересчитываем их постоянно. Но ничего и не должно пропадать. Зачем?

Молчание. Пси рядом затаил дыхание.