– Мама, почему собачка не нашла ничего лучше?

Когда мальчик спросил то, что спросил, я чуть не уссался от смеха. Но всё пошло по иному сценарию. Вадим взорвался и стал поливать что-то вроде: «Молокососу своему рот прикройте!», «ВЫ НОРМАЛЬНАЯ ВООБЩЕ!». И всё в таком духе, он раскраснелся и заплетался в фразах. Бабёнка явно была не из лёгкого десятка, но даже она растерялась. Все смотрели. У женщины зазвонил телефон, и в этот момент она тоже стала ругаться. Понятно, что она говорила, обычно там один общий мешок с такими хламом как: «Хамло!», «Закрой рот, а то воняет!» и т. д. Она чуть сгорбила спину и в перепалке подалась вперёд. Однорукий каким-то образом зацепился толстовкой за саморез в перегородке между кассами. Я вообще не знал, что здесь можно зацепиться за перегородку, я вообще не видел здесь никогда никаких выступов. Поднялся вой. Каждую секунду перегородка тянула его назад, и он вертелся, думая, что его оттягивают. Перила раскачались с такой силой, что готовы были выскочить из основания. Они и так держались на соплях. Арби попытался отцепить парку окрикивая его сзади.

– Вадим подожди, успокойся!

– Еды! Он сказал, что моя рука это еда для собак, блядь! Может быть я весь такой?

Его нормально развезло, он так разорался, что пришлось позвать охрану, но та не появилась. Пацан, что к нам присоединился был в шоке, как и мы с Максом. Потом всё улеглось, Вадима успокоили, и они ушли. Теперь пришёл охранник.

– Что у вас тут?

– Успокойся я тебе сказала! – крикнула мать своему сыну.

Когда мы вышли с пакетами, они стояли дальше. Когда мы подошли, они притихли. Однорукий стоял, накинув на себя капюшон. Мы попрощались. Автоматические двери то открывались, что закрывались, пацаны всё отдалялись и отдалялись.

– Только не говори мне, что этот уебан будет сидеть на твоём месте, – сказал я Максу.

– Хорошо, не скажу, – ответил он.

– Молодец блять, просто м-о-л-о-д-е-ц.

У входа грелась целая толпа бездельников, и они всё прибывали и прибывали. Машину было не пристроить, а изнутри доносилась танцевальная музыка клуба № 17. После того, как я сказал Кристине, что здесь работаю, я и впрямь стал здесь работать. Но всё же было приятно, и я был в свете рекламных софитов. Кристина с подругой подошли сзади.

– Мы готовы!

– Пойдёмте тогда.

Мы направились во двор недалеко. Там курил охранник.

– Даня, не еби мозги.

– Всё нормально. Им по 18 и все в курсе, что они придут. У них места в первом ряду.

– Звони.

– Ты серьёзно? Хочешь, чтобы я звонил?

– Да, – мы постояли. – Да ладно. Я просто подтруниваю над тобой. Ха-ха.

Он хлопнул меня по плечу и приоткрыл дверь как раз тогда, когда оттуда выходил другой. Девочки проскользнули мимо.

– А они – ничего, – сказал первый.

– Чё, спортсменки?

– Чемпионки, – ответил я.

– Ах ты чёрт фартовый.

– Я сегодня их трахну, – сказал я.

– Только после меня, – сказал второй парень.

– Что «после меня»? Стой охраняй! «После меня», блин, – сказал первый.

– Сам стой охраняй.

Мы прошли через коридор, кухню и вышли к бару.

– Будете чего-нибудь? Ещё 15 минут.

– Да. Конечно.

– Что будете?

– Мы сами.

Вокруг всё время ошивались какие-то уёбки в застиранных свитерах, но было полно и тех, кто прикатил на тачках. Внутри не протолкнуться, и я отошёл по делам. Когда вернулся, какой-то бородач уже ошивался вокруг моих девочек.

– Пойдёмте сядем. А то походу я на полпути уже вас растеряю.

Бородач посмотрел на меня, но ничего не сказал. Он молод, явно какая-то помесь, такие обычно толкают дурь в туалетах и людей под поезд. Кристина пикнула картой, затем пикнула подруга. Мы расположились в первом ряду сбоку.

Чтоб стало чуть понятнее, что произойдёт дальше, объясню немного сути. Это юмористическое шоу, в своём роде оно напоминает формат «прожарки». То есть приходит гость и ведущие сходу ему насыпают…всё что есть, пока тот рассказывает свою историю. Они не дают ему слово сказать, раздражают и бесят. Но суть в другом. Так в чём же? А в том, что несмотря на низкопробный юмор, парни оставались профессионалами и хоть, как гиены набрасывались со всех сторон, всё же не переступали грань ОТ амплуа тупых школьников с задней парты НА быканутую мразь, прекрасно осознавая, что четверо против одного, мягко говоря, – подло. На Руси сейчас ностальгия по буму 90-тых и как раз по таким школьным идиотам с последней парты.

Прекрасно осознавая новаторство подхода и ту гавно-терапию, что добровольно переносил на себе гость, Димон, который тогда занимал место одного из идейных вдохновителей и время от времени ведущего, как-то заметил, что несмотря на то, что ДО шоу он относился к некоторым гостям равнодушно или даже презрительно, ПОСЛЕ него сразу менял своё мнение в лучшую сторону.

– …типа я начинаю уважать его, за то, что у него такие крепкие яйца…

– Ты идёшь к нему домой после этого? В чём дело я не понимаю? – подшучивал над ним Арби.

И действительно, вынести всё то, что они выливали, не всем удавалось. Некоторые гости срывались и выглядели глупо. В этом смысле Дима выразил всё то, что ощущал и зритель, не зная сперва «что это вообще за хуй», он выходил отсюда с мыслью, что НАМ ВСЕМ, всё-таки пора бы уже стать проще, по крайне мере начинать этот слабительный процесс. Изменения происходили и в пацанах, например, Арби и пара других ведущих за прошедшие полгода охрененно наработали юмористический skill. Димон же, у которого дважды сломан нос, правая кисть, выбита челюсть, колено и большой палец на руке, стал намного сдержаннее и легче сносил подколы, что для него считалось охрененным достижением.

Феноменальный баланс, принесший шоу такую популярность, был обязан и Максу, и дело не в том, что он мне передёрнул…гх-гх, шучу конечно…точнее не в том, что он мой друг и талантливый человек, а в том, что ещё с самого начала, неожиданно для себя самого, он попал идеально в то амплуа, которого недоставало. Почти всё время по его лицу можно было подумать, что он ждёт, когда всё закончится, он молчал и не смеялся и таким образом представлялся самым благоразумным человеком в этой гоп-компании – парнем, которого сюда забросило стечение обстоятельств, но какая бы не была компания, свои всё-таки должны быть вместе.

– Ничего из этого не выйдет, ребятки. Я не буду подбрасывать дровишки в ваше жидкое дерьмо, просто знайте это, – повторял он им, ничего ещё тогда не понимая.

– Делай что хочешь, – продолжали повторять ему они.

Именно первый сезон получился лучшим воплощением того редкого коллективного искусства, за которое люди готовы отдавать деньги и которое уже признано в секунды своего свершения, где в рамках часа, в тёмном помещении, жизнь всей своей молодостью смеётся над причёсками, абортами недодетей, смертью, богатством, логикой истории и бог знает ещё над чем. Даже не знаю, но под конец сезона не было ни одной стороны, что не выигрывала бы от этого шоу: высокие рейтинги, НОВОЕ, довольный зритель, довольные участники.

Все уселись на места. Пацаны сели. Однорукий старался держаться легко и накатил перед своим первым выходом. У девочек блестели глаза. Кристина надела очки. Люблю, когда девушки скрывают плохое зрение, и ты такой: «Она что, плохо видит, вот те на!». Это напоминает поход на высоченных каблуках – дискомфортно, неудобно, но ещё один бал в копилку сверхчеловека. Вначале всегда орала громкая музыка, я зажал уши.

Подруги посмотрели на меня и хихикнули. Первым гостем была объявлена эпатажная дама, которая совсем не понимала, куда пришла. Она не давала пацанам шутить и каждый их идиотский комментарий комментировала сама.

– Как Вас зовут? – спросила она строго.

– Меня? Ален, – моментально сказал Арби, – это потому что у меня красивая фамилия…

Зал улыбался, гостья была недовольна.

– Арби он, – сказал один.

– Арби, прибереги шуточки для версии.

– О-о-о-о, боюсь они вас ещё больше разочаруют.

– Это вряд ли.

– А вы смотрели наши прошлые выпуски? – спросил один парень.

– Конечно, я смотрела.

Девчонкам было нормально, они улыбались и смеялись. Но всё-таки первая часть оказалась разочарованием. Мы ждали вторую и пошли в туалет. Пока я стоял недалеко и ждал, мне попался один знакомый.

– Вот старая пизда, а?

– И не говори.

– Неужели люди сами не понимают, как же глупо они выглядят?!

Девочки вышли. Готов поспорить – Кристина была здесь самой красивой. Энтузиазма у них поубавилось, но я сказал, что монтаж всё исправит. Снова заорала музыка и я опять зажал уши. Кристина что-то сказала.

– Что?

– Нюня! – повторила она.

Появился парень, его встретили как всех. Кажется, он был певцом. Музыка, шум, начало. Он был достаточно крепкий, и конечно, тоже нервничал. Когда жал ведущим руки, он протянул Вадиму и вторую, знаете, как здороваются крест на крест. Вадим засмеялся и все тоже засмеялись, под громкую музыку казалось самое то. Всё должно было пройти нормально. Шутки-шутки, но вдруг однорукий открыл рот и излил поток абсолютно неуместной иронии. Пока он говорил – все молчали. Он производил настолько дерьмовую связку предложений, что я забыл её всю практически тут же. Знаете это чувство, когда человек на столько позорится, что аж тебе стыдно, это было оно, и это было только начало. Зрители, да и все были сбиты с толку. Видимо, по пути разговора, Вадим стал чувствовать, что тонет, и в отличие от пацанов, которые обычно вставляли по одной – две фразы, никак не мог заткнуться, надеясь, что вдохновение каким-то образом всё-таки вытолкнет его. Не вытолкнуло. Один ведущий обернулся к гостю и сказал:

– Видишь, какую ты ахинею несёшь, видишь, как пацана запутал?

– Он походу по жизни запутанный.

Все засмеялись. Казалось бы, всё позади, но Вадим всё больше и больше открывал рот, всё больше и больше повышал градус агрессии. О том, чтобы сравнить его с Максом, и речи не могло быть. Это как сравнить прокисшую фасоль с холодной сгущёнкой. Если он и смог на какого-нибудь из посетителей открытых микрофонов произвести впечатление, что обладает чувством юмора, то теперь, каждой последующей фразой он делал семимильный шаг в обратном направлении. Те, кто подвыпил, стали тихонько фукать.

– А когда Макс вернётся?!

– Давайте сначала!

Теперь Вадим метался как на пороховой бочке. Все смотрели на него, как он откроет рот и сбарматнёт что-нибудь новое. Что удивительно, он не затыкался, а казалось, наоборот, прибавлял ходу, окончательно растеряв весь наработанный запас благоразумия.

– Вот ебанашка, – услышал я рядом.

– Хуйня история! Кто пригласил долбаёба? – крикнул гостю Вадим.

– Может, лучше посадишь свою руку на своё место? Так-то точно посмешнее будет, – выпалил гость.

Зал просто взорвался. Кристина тоже смеялась. Наверное, всё-таки юмор в последние годы смог сдвинуть накал суровости, по крайне мере, его пошатнуть. Но после этой шутки произошёл странный переворот: пацаны на сцене как сцепи сорвались. Они как будто сосредоточили все силы не на подколках, а на унижении. Музыкант, начиная ощущать, куда всё движется, между делом, положил руку на плечо ближайшего парня – жилистого высокого парня по имени Q, и пригласил всех пацанов на свой концерт.

– Ты совсем ебанулся? – появился из-за сцены Димон, – скорее пусть меня выебут дружки Q, а потом ёбнут на том же перекрёстке.

– Ты просто не знаешь моих дружков, – повернулся к гостю Q- тебе бы тогда было ещё обиднее.

Они стали наваливать, на что готовы, лишь бы не идти на концерт. Кто-то сказал, что был бы не прочь, если бы его голову «расхуячили топором», другой был готов сам «расхуячить чью-то голову топором». Парень пытался парировать, но это делало только хуже. Он был растерян, совершенно не ожидая такого поворота, собственно как и зрители. Они понимали, что шоу двинулось по иной траектории, не очень привычной, но и одновременно они ощущали, что всё новое сперва идёт по иной траектории, поэтому они и смеялись, и бурчали, и корчились. Вадим то и дело зыркал по сторонам и неосознанно дёргал себя за травмированную руку. У него вообще была такая привычка, он постоянно, постоянно хватался за неё. Наверно, дело в травме, и визуальное замыкание кольца должно было бы помогать ему успокоиться. Но мне представлялось всё несколько иначе. Возможно, играло и моё отношение, но постоянное хватание напоказ выставленной травмы, которую он никак не хотел прикрывать блядь одеждой, должно было вызывать у окружающих понимание, как к собаке подгибающей раненую лапу перед хозяином, или студентке, поглаживающей округлившийся живот на зачёте. Если бы он скрывался под одеждой, как, например, актёр Жаммель Деббуз, и при этом всё равно тянулся к ней, это не выглядело бы броско, это как раз-таки и вызывало бы неверно хоть какое-то понимание, что парень с травмой, и он здесь. Чувак, я знаю, что у тебя травма, я и так знаю, что с этим сложнее, я не идиот, хватит, у всех травмы, придурок.

Зрители тоже это чувствовали. Они были недовольны и смотрели в пустоту. Им приходилось воочию наблюдать, как ломается то, что всех так веселило. Опыта у меня, конечно, маловато, но походу именно здесь мне довелось впервые убедиться в том, что наши федеральные СМИ прохавали уже давненько – ненависть, просто шикарным образом объединяет людей. ПРОСТО ШИКАРНЫМ ОБРАЗОМ. Потом Вадим молчал, ему стало понятно, что не осталось ничего, кроме ненависти, но теперь, даже его молчание вызывало раздражение. В воздухе прямо-таки ощущалось недовольство.

Хотелось, чтобы это уже поскорее закончилось. Всё шло к финалу, туда, где пацанам давался маркер, доска и последнее слово. Все как всегда написали какую-то херню, которая всех устраивала. В финале пацаны не сильно парились, потому что суть была именно в процессе, в этом импровизационном выплеске, но выступление в конце для каждого всё-таки завершало какой-то круг. Вадим раскачивался на стуле, потом, как бы нехотя, не дождавшись пока Арби сядет, он выхватил у него маркер.

– Я так оценил всё это и-и-и… ах да, у меня, кстати, нет версии, если что. Так вот, посмотрел на тебя и моя версия такая: ПОШЁЛ ТЫ НАХУЙ.

Он развернулся и круговыми движениями накатал сказанное на доске. Сделал это настолько большими буквами, что налез на чужие. Арби заразительно засмеялся, его мало кто поддержал. Симулянт хренов. Они будут грешить этим дерьмом постоянно, но это потом. Вадим повернулся и держал маркер наготове, он был заряжен к драке, он был настоящий. Музыкант смотрел на доску – на Вадима – на доску – на Вадима.

– Въеби ему! – крикнул кто-то из зала – ДА, въеби ему!

Паршиво он, наверно, себя чувствовал. Паршиво, когда что бы ты не затеял, всё повернётся только хуже. Этому говну шахматисты придумали название – цугцванг. Наверное, я бы тоже промолчал. Вадим сел. Димон скрылся, Q сидел, зрители тут, конец шоу. Кристина повернулась ко мне и тихо сказала.

– Ну что, как там твой монтаж?

После шоу они ушли в курилку, там обычно трындели. Мы прошли, они стояли как банда в модных шмотках. Девчонки всё равно обрадовались, я начал знакомить их с Арби и все стали болтать. Я отошёл, кажется, там был Юра.

Он был с какими-то бабами.

– Поехали, нажрёмся? – спросил я.

Он осмотрелся.

– А чем здесь плохо?

– Нет, поехали.

Ему было всё равно, он пробуравил что-то невнятное и махнул рукой – это означало, что у него нет сил и желания спорить. Когда я двинулся обратно, в сторону выхода, шёл тот самый музыкант, он был с каким-то бритым красавцем, который, скорее всего, был агентом или что-то типа того. Всё, что я слышал об этом человеке – так это то, что он шлюха…ну в смысле подлый, бесцеремонный, сильный физически, поёт иногда, но то, что с ним вытворили всё равно было какой-то хренью. Он не из тех людей, с которыми проведя время, можно что-то лучше понять, он скорее был из мускулистых мачо, которые без зазрения совести прорекламируют поправки в Конституцию. Но это было не важно. На мгновение я подумал, что было бы правильно подскочить к нему и поддержать, сказать, что пацаны повели себя как уебаны, что накинулись толпой на одного. Но кто я такой, он выпустил бы свою злость на меня, к тому же его уже не было видно.