– Не справился! Не справился!..

– Да там и курица безногая справится, и безголовая.

Он крикнул что-то типа: «Вот ты и справлялся!».

– Подумай о своей семье, подумай о Маше! Ты вообще думал о ней, или ты только о себе это делать умеешь! Что ты будешь делать, если она уйдёт?! Что?! Скажи!

Моя семья – это и есть Маша, поэтому семьи практически и нет.

– Ей что, на панель идти, чтобы тебя прокормить?

Тут бы стоило взбунтоваться, но мне стало смешно, потому что Маша в своей страховой зарабатывала слишком неплохо, чтобы даже подумать взять немытый хер незнакомого мужика.

– Зачем было учиться, зачем!?

– Я не знаю! НЕ ЗНАЮ!

– Хорошо…хорошо, – сказал дядька, – бес попутал, начальник не угодил, короче что-то не устраивало, подставить хотели…плевать! Хорошо. Вот что. Утром я набрал Аркадию Семёновичу…

– Господи, вы что, серьёзно?

– Подожди. Он начальник «Майора». Понял, да?

– Да, я знаю.

– Лучшее охранное агентство в области! – вмешалась мама.

– Так вот он готов взять тебя помощником. Первое время будешь на подхвате, а потом втянешься. И зарплата там неплохая.

– «Первое время» – это сколько? – спросил я.

Лицо дядьки вытянулось и стало цвета дупла гниющего дерева, дупла какой-нибудь портовой шлюхи, хотя здесь ещё темновато было, и я быстро сказал.

– Хотя нет, я наверно сразу откажусь.

Что тут началось, казалось, они как медузы на солнце растворятся в своём крике.

«Да ты просто щенок!», «Только попробуй попросить денег!». У них не хватало сил высказать, что они думали. Дядя нёс какую-то пургу – я пытался ответить – он не давал мне сказать и половины – я отвечал громче – мать орала, чтобы щенок не повышал голос.

В конце я сказал, что ненавижу госслужбу, весь этот уклад. Я предложил им посмотреть на сестру и брата, и куда это их завело.

– …Мы всегда боялись вас обидеть!

– А-а-а, теперь мы виноваты!

– Ладно, всё, – я поднялся.

– Подумай о Маше, – сказала мама в слезах, – если не хочешь о матери, о мёртвом отце, подумай хотя бы о ней. Она ради тебя настолько пошла, НАСТОЛЬКОЕ, … ты обязан ей за то здоровье, что она потеряла. Ты ей обязан! И сегодня, она продолжает быть с тобой не смотря на всё твоё самолюбование. Что ты будешь без неё? А ты, а ты…

Я вышел из зала с фотографиями. Под лестницей идеально умещалась клетка шпица и там собака дрожала в самом углу, смотрела на меня круглыми чёрными глазами. Вот такое вот дерьмо, милашка. Наверно, она видит мир даже более реально чем мы, наверно, молниеносную, несуразную мысль, что проносится у неё в башке можно было бы выразить просто:

«им повезло уродиться богами, кормильцами, обладателями ЧЕГО-ТО ЧЕГО-ТО, еды, а они…непонятно. Мне бы той вкуснятины, что вчера сбросили вниз и клянусь, больше ничего, клянусь, больше ничего! Пусть только все проблемы унесутся мимо, туда, куда летит ветер над колосьями пшеницы».

«Малышка заткнись. Ты обжираешься так, что мы тебя по врачам постоянно таскаем. Жрёшь как свинья».

«Мне страшно».

Сестры на улице видно не было, наверно, она пыталась разобраться с собой, стоила-ли её манипуляция свеч, может ей было стыдно, но уверен, она найдёт из этого выход. Когда садился в машину, не было и намёка на солнце, но всё равно было тепло, прохладный ветерок, словно включил и печку, и кондиционер одновременно. Я поехал к друзьям.

Двор, в котором они сделали прокат велосипедов, охрененно грелся внешней стороной стен многоэтажного дома. Никитос раньше жил здесь и сидел с великами обычно по выходным и вечерам, чинил их, когда было нужно. Макс был по будням и в основном бездельничал, писал монологи, всякие мелкие сценарии и скетчи. При входе во двор куча расклеенных фланёров, был один новый, и по центру написано: «Жильё на море БЕЗ ПОСРЕДНИКОВ». В тенёчке, в самом углу двора, Никитос бездвижно косился под грязным шезлонгом. Я спросил, чем он занят. Он поднял на меня небритое лицо и сказал, что это путеводитель, но Южной Африке.

– Не знаю, откуда он у нас взялся. Очень интересно откуда. Листаю вот.

– Я помню эту книгу, она всегда там стояла.

Когда его отец был дееспособен, он каким-то страннючим, непонятным образом выкупил часть двора, которая располагалась прям впритык к их квартире, что на первом этаже, зацементировал и выложил периметр дорожкой в пару кирпичей. Здесь-то и стояли все велики. Макс с какой-то помойки притарабанил кресло и диван. Можно было подумать, что бомжи устроили себе тут курорт, особенно вводил в заблуждение этот ебучий шезлонг. Но кроме них, матери Никитоса и её ухажеров, тут никто не тусовался последние лет 6. Через решётку он провел кофемашину и угощал чашечкой тех клиентов, что брали велосипеды надолго, или часто, или просто ему нравились. Он медленный малый.

При входе во двор было некое подобие гаража, только совсем маленькое – хватало на матрас и кучу хлама. Одна из створок всегда была приоткрыта. Жила там Роза-пингвин – бомжиха со здоровенными сиськами. Клянусь, её правда звали Роза, по крайне мере с незапамятных времён она говорила, что её так зовут. Я здоровался с ней уже лет 20, но она до сих пор не знала меня в лицо и как меня зовут, пара из её многочисленных кошек мяукала мне в ответ, а сама Роза осыпала их отвратительными оскорблениями, но как-то с любовью, она просто говорила.

Гардина зашевелилась, и мне помахала мама Никиты.

– Здрасьте, тёть Лиз!

Роза выбралась из своего гаража и стала рассыпать какую-то дрянь по пластиковым лоткам.

– Ты что, от родителей? – спросил Никита.

– Да. А что так заметно?

– Кофе будешь?

– Давай.

– И мне сделай.

– Ах ты шлюха.

– … Х…й лютой собаки! – заорала Роза и продолжила ходить по латкам.

Я взял его чашку и одну пластиковую для себя.

Весна наилучшее время для аренды великов. Никита завыл, что на починку уходит слишком много денег и его уже затрахало подписывать арендные листки. Это те листки, которых они распечатали целую кипу, куда вписывали данные велика и номер паспорта, который они брали в залог, что, на сколько мне известно, было незаконно.

– Знаешь, что я сделал? – он достал папку, – короче расставил даты без конкретного числа и несколько самых популярных номеров. Упорядочил всё, чтобы быстрее вписывать. Понял? Например, этот месяц я разложил сюда, а вот велики. Осталось только паспорт, и число, и время.

– А ты так не запутаешься?

– «А ПЫ НЕ ЗАПУПАБЭБЭ…?» – передразнил он меня, – нет конечно.

Я дал ему кофе и плюхнулся на диван. Здесь правда было жарко. Появились две девушки, они хихикали и просили скидку, за то, что такие красивые. Он отписал им велики. Потом они укатили, и мы продолжили разговаривать.

– Макс выступает где-нибудь?

– Завтра, с «таким-то».

– Кстати, ты видел новый концерт «такого-то»? Я кайфанул. Пипец он талантливый.

– Не видел, но он охрененно талантливый уёбок, может даже самый талантливый.

Он так и пошатывал ногами туда-сюда.

– Иди сюда. Иди сюда! Слезай оттуда мразота! – крикнула Роза. Но рыжая кошка с хвостом, и глазом не повела, так и продолжила оглядываться сидя на крыше. Роза посмотрела в нашу сторону и поковыляла в свою каморку.

– Я тебя поздравляю. А то как-то и не сказал сразу, за увольнение.

– Спасибо.

На улицу вышла тёть Лиза. Несмотря на то, что она с юга, она и каплей крови не разбавила светловолосого сына. Тот ошивался как приёмыш. Одной рукой она держала сигарету, пачку сигарет и зажигалку одновременно.

– Даня-Даня, какой ты!

– Здравствуйте.

– Вот это мужик, есть за что ухватиться! А? Только этому талдычила: худющие парни красавицам даром не сдались. Парень должен уметь защитить, понимаешь, а не языком плести, прости Господи! Как Ирка тебя подобрала, ума не приложу! Сказала ему: «Вон посмотри на Даню. 9 лет ведь. 9 лет ведь, а»! У вас первого марта праздник, или в апреле?

– В июне.

– Ну ничего, тут немного осталось и будет юбилей. Это ваш самый главный юбилей, запомни, важнее всех всяких там дней рождений и праздников. Я знаю, о чём говорю. Это, действительно, важно! Вот это – важно. Каждый раз как тебя вижу удивляюсь, какой ты вымахал. А так, всё время как думаю о тебе, так маленький мальчик, маленький мальчик. Как вы все к нам приходили, игрались в свои гонки.

– И не говорите, тёть Лиз.

– Вот с другими не так. Арби с Димочкой вчера заглядывали. Арби ещё ладно, он такой и остался…

– Ага такой же жирный. Жиранкул – Никита дал ему кличку, объединив «жирный» и «тарантул». Одно из лучших его творений.

– А Диму я и не видела почти мальчишкой, так только. Там же работаешь?

– Э-э нет, ну я ушёл оттуда. Может в охранное пойду, юристом. Ещё не решил.

– Главное без работы не сиди. Но ты хотя бы по специальности. В отличие от этого. Здоровенный лоб, диплом. Знаешь, сколько я и отец угрохали в его диплом. Господи! Сколько денег, сил, сколько…Нет. Нет и всё. Здоровенный, четвёртый десяток.

Мы немного поговорили, повспоминали школьные годы, всякие неурядицы там.

– А помните, как Арби по горке поехал и воткнулся головой в лёд. Я думал он себе череп пробил. Ха-ха!

– Смешно ему! У меня чуть сердце не остановилось, – сказала она, – голова в крови. Думаю, всё, умер мальчик, или дебилом будет. Так он красивенький такой был, кругленький.

– Жиранкул, – сказал Никита.

– Так он, ха-ха, доехал до самого конца и внизу, прям как в кино, вот честное слово, такой – вжух! – я показал, как это было. – Как на сёрфинге, поняли, ноги вверх – башка вниз. Ха-ха.

– Как же он плакал, – сказала тёть Лиза – «Только маме не говорите, маме не говорите!». Я ему: «ЗАМОЛЧИ!», – а он ни в какую! Я начинаю кричать: «Они всё равно узнают!», – а он как заорёт: «НЕЕЕТ!» – куртка в крови. Никит, помнишь?

– Помню.

Во двор вышел сосед. Они с Никитой перевернули один из велосипедов и стали над ним колдовать. Тёть Лиза не умолкала и оттеснила меня к самому креслу.

– Как у вас вообще дома?

– Да так, знаете, как у всех. Непросто бывает.

– Ты ж смотри, береги её. Она у тебя красавица. Ой… помню и у нас с папой Никиты и фарфоровая, и каких там только не было свадеб. Как это было давно. Знаешь, самое главное – это разговаривать и прощать друг друга. Это – самое главное… и уступать, и поддерживать, если сил хватит. Вот мы с папой Никиты всегда поддерживали друг друга, так что запомни: ПОДДЕРЖИВАТЬ, ПРОЩАТЬ И УВАЖАТЬ.

– Это да.

– Если будешь прощать и иногда уступать – любые трудности одолеете.

– Согласен.

– Любые.

Из своего захолустья появилась Роза и, словно тигровая акула на карибском мелководье, плавно начала движение в сторону моего друга и его сломанного велосипеда. Тёть Лиза была близко.

– Мы с папой Никиты 20 лет находили общий язык, 20 лет.

– Да, притирка – это очень важно, очень. Мы притирались года три. Это было непросто.

– Ну вот, а мы 20 лет. От первого, самого первого дня, до самого последнего. Ссорились, и тарелки били, и кидались чем попало, но всё равно находили общий язык, в отличие от этого, – она кивнула в сторону велика, – с этим невозможно. Ему бы только шляться да бухать и, прости пожалуйста, ХЕР пинать. Но ты-то уже взрослый, так что уже можно так, хи-хи. Понял? Кстати, скажи ему, чтобы возвращался в порт, а я не могу больше.

У Никиты было образование, что-то связанное с кораблями. Отец ушёл от его матери, и потом его схватил инсульт.

Каким-то незаметным образом, по сантиметру, она приближалась ко мне всё ближе. Я почти упёрся в стену. В то время Роза-пингвин уже взгромоздилась над моим другом и стояла настолько близко, что стоило ему подняться, он бы обязательно долбанулся об её сиськи.

– С ним вот не поспоришь, – продолжала тёть Лиза про отца Никиты, – слово не то скажешь, возьмёт, и уйдет. И так на дня три. Представляешь? А мне сидеть, ждать, когда он вернётся или НЕ вернётся. Придёт, помню, я ему – «где ты был?», а он – «Не твоё дело».

– Ваше поколение потерпеливее, – сказал я и сделал последний возможный шаг назад, – покрепче в отношениях. Ваш, та и не только ваш пример учит держаться вместе несмотря ни на что. Это достойно, да, трудности, но…но 20 лет – это фантастика. У нас так не выходит. Мы как-то слабо меняемся. Типа индивидуалисты, понимаете? Интернет проклятый!

– Зачем ты так? У молодёжи свои особенности, и они необязательно прям такие уж ужасные…

– Да какая я молодёжь!

Её очки уже были на расстоянии ладони от меня.

– Молодёжь, молодёжь. То, что ты называешь слабостью, я считаю чувственностью, а несерьёзность, это ни что иное, как отсутствие комплексов. Вы просто неопытны, боитесь отступить назад, перезагрузится. А ведь это очень важно, очень, понимаешь? Зайти с другой стороны. Вы должны перенимать опыт, понимаешь, нам-то у вас мало чему можно научиться, а вы должны идти вперёд, да и на нас смотреть…научиться чему-нибудь…

Никита нас увидел и, вставая, проехался по вонючей майке Розы. Перепугавшись, он невольно сделал шаг и ударился о стоячий велосипед. Роза не сдвинулась с места, легонько колыхались лишь её здоровенные сиськи. Морщась от боли, он крикнул:

– Даня, иди сюда, помоги мне. Всё, – сказал он соседу. – Макс сегодня придёт и всё доделаем, хватит нам.

– Ладно, спасибо Вам за поддержку, – сказал я и протиснулся на свободу, тоже тиранувшись об её сиськи.

Никита подвинул велосипед в мою сторону.

– Никит, – тихо сказала Роза.

Он не обращал на неё внимания.

– Держи тут, понял? Зажми только чтоб не шатался.

– Хорошо.

– Никит.

Тёть Лиза докурила и ушла, а Роза сделала вид, будто и не обращалась ни к кому, навернула круг, и снова вернулась к нам. Никита рассказал, что готовится новое шоу и в состав войдут наши знакомые. Для того и приходили Арби с Димоном.

– Они хотят взять Макса.

– Здорово.

– Никит.

– Через месяца три-четыре будет первый пробный эфир. Вся суть в том, что одновременно с шоу парни, что мутят это, создают компанию, типо лейбла что ли. Сечёшь о чём я?

– Мало этих лейблов? От них только хуже.

– Хочешь, они тебя возьмут?

– Думаю, если я сам попрошу, они тоже не откажут.

– Никит.

Он повернул голову в её сторону.

– Что?

Роза помолчала секунд 5, за это время я успел разглядеть её лицо и волосатые ноги в резиновых шлёпанцах.

– Кофе… сделай мне, – она подняла маленькую железную кружку.

– Сейчас я занят, – и повернулся ко мне.

Она стояла ещё какое-то время, растерянная и грустная.

Мы перевернули велик, поставили его на место и снова уселись.

– Макс пообещал, что сядет к ним, – он имел в виду пацанов и их новый проект, которые они создавали почти каждый месяц.

– Ну молодец. А ты не думаешь попроситься? – спросил я.

– Пока нет. Мне, кстати, не понравилась идея.

– А сколько Макс будет получать?

– Не знаю, это уже у него надо, – засмеялся Никита. – Он сперва отказался, потом сказал, что если ему будет скучно, то будет просто сидеть и молчать, а они такие: «хорошо, сиди и молчи».

Я тоже засмеялся.

– Хорошо, что они знают эту ленивую скотину, а то так будет молчать, продюсеры спросят, что за еблан?

Он рассказал, что шоу юмористическое. Гость рассказывает историю, а ведущие не дают ему этого сделать, оскорбляют, и т. д. Что-то такое. Короче импровизация и «прожарка» в одном флаконе.

– Звучит как говно.

– Вот и я так думаю. Но хорошо, что всё-таки пригласили. Это приятно.

В арке начался шум: кто-то смеялся, бил по стенам. Вышло пять бородатых парней. Они стали осматривать велосипеды и шатать их. Никита подошёл и рассказал, что нужны будут паспорта и росписи как в них. Они были в недоумении, но вроде как согласились.

– У меня нет паспорта, – сказал один.

– Тогда в залог что-то оставить. Телефон…Эй! Не снимай с тормоза. Сперва расписки, а потом катайтесь сколько надо.

Тот вроде как уже закинул ногу, но потом скинул, но зелёную мериду на тормоз не поставил. Пока Никитос заполнял свои листки и клал их в файлы с паспортами, я не понимал, о чём они базарят между собой. Тот, что без паспорта, нехотя достал телефон.

– На, – он сунул трубу моему другу, – смотри не поцарапай.

– Чехол сними.

– Что?

– Чехол сними.

Никита был недоволен всей этой ситуацией с залогом.

– iPhone…, – Никита разглядывал крышку, – Не доверяю я этим iPhone’ам. А что-нибудь ещё есть?

Остальные засмеялись, но парню было не до шуток.

– Ты думаешь это подделка?

Никита сопел и осматривал телефон с неприкрытым подозрением.

– Посмотри, пожалуйста, – сказал от мне.

– Новый? – спросил я.

Он не ответил.

– Вроде настоящий, – быстро сказал я.

– Да настоящий он!

Он выхватил его так, что я даже перепугался и стал что-то тыкать в него перед Никитосом. Для таких случаев у него была другая папка с листочками, и он печально потянулся к ней. Они укатили. Тень уже хорошенько накрыла двор, и только верхние этажи обдавались вечерним светом.

– Тебе приключений не хватает? Ты же видел, как он с ним расставался.

– Нормально! Какая мне разница. Я сдаю велики. Тем более они хорошие взяли. Ты же знаешь, что у нас украли один. Ещё часов 15, чтобы только возместить его.

– Но разве не было видно, что он не лжёт?

– Мне не было.

– Да ты дерзкий, дружище.

– Мошенники – замечательные актёры, дружище. Сечёшь, о чём я?

Потом я поехал домой.

В этом дворе никогда не поставить машину. У подъезда воткнули несколько парковочных барьеров, знаете, такие непробивные, скрученные хуйни, вот они их и ставили. Как-то в курилке я поделился с бывшим ментом, здоровый такой парень.

– Я бы взял болгарку и спилил всё к едрениматери, – сказал он.

– Что, так бы и спилил?

– Уж не сомневайся. Тут надо жёстко, а то они на шею сядут и несколько барьеров покажутся цветочками.

– А ты уже сталкивался с таким раньше, ну делал такое?

– Ты чё? Я же в частном доме живу.

Ни один из жильцов нашего вытянутого асфальтного двора ничего не мог с этим сделать, а то, что делали, было, мягко говоря, каким-то идиотством. Один взял молот и ударил несколько раз по барьеру – тот погнулся и зажал в себе замок, теперь его нельзя было открыть. Владелец барьера стал ставить машину просто рядом, ещё одну ставили с другой стороны. Другой у меня на глазах выкрутил аккумуляторным гайковёртом четыре длиннющие штыря из асфальта и с лицом греческого бога оставил их на месте. Вечером хозяин присел и, использовав свою правую руку, вставил штыри обратно в большие, раздроченные дырки. Этих ребят все презирали, все ненавидели, да и они, признаюсь честно, не особо искали соседского компанейства, тут никто его особо не искал, но тем не менее никто ничего и не делал…ну как не делал…кто делал, просыпался с пробитой шиной. Муниципальные службы, приехавшие раз или два за те 9 лет, что я женат, сняли только те барьеры, на которых не стояли тачки, то есть поднятые, а на остальные они забили.

Один раз мы приехали вымотанные и злые.

– Даю слово – если из-за этих пидаров не будет места, я измажу тот, что под нами дерьмом. Честное слово.

Маша двинулась и сказала, чтобы я не переживал и забыл про это, что нам бы нужно поесть, приготовить на завтра обеды и хорошенько отдохнуть.

– Нет. Сколько вообще можно?

Так и произошло. Авто не то, что было некуда поставить, проехать было невозможно, а три фиксы у нашего подъезда, так и стояли одна за другой.

– Ну, всё, – сказал я, – значит сделаю.

– Да ладно, родной, брось.

– Нет, не ладно. Нет не ладно!