Безумие – это не хаос. Это особый порядок, проступающий сквозь лицо хаоса. Точнее, это сосуществование порядка и хаоса в одном флаконе – без всяких перегородок; при этом они почти не смешиваются.
Порядок, или «внутренний космос», можно наблюдать, вооружившись философской лупой (вытачивается из куска философского камня).
Безумие – как порядок – выстраивает более-менее устойчивые структуры [см. «Безумие и структура»], которые, как у любой эмерджентной системы, несводимы к отдельным ее элементам.
Одновременно безумие выбрасывает наружу – как осьминог выпускает чернила – иллюзию порядка, чтобы стать невидимым и чтобы скрыть свой собственный порядок.
Эту иллюзию, каждый раз разную, внешний наблюдатель и принимает за «порядок безумия» и на этом успокаивается.
Безумие – это хаос, в котором плавают капли порядка (космоса). Периодически одни капли «растворяются» и превращаются в хаос, а другие – становятся очагами кристаллизации, сгущения окружающего хаоса до порядка.
По ту сторону и хаоса, и порядка лежит «хтон» – обиталище деструктивных энергий, которые, в отличие от хаоса, несут зернам порядка полное уничтожение. Когда части хаоса преобразуются в порядок, эти энергии возникают и тут же выбрасываются в хтон как ненужный шлак. При обратном процессе – превращении порядка в хаос – они, наоборот, расходуются.
Хаос полон древних энергий, значительно более древних, чем Homo Sapiens. И если Шопенгауэр считал безумие исключительно атрибутом существ, наделенных человеческим разумом, а вопрос о безумии животных надо ставить отдельно [см. «Безумие и животные»], то именно нашему взору открываются Хаос и Космос, стягиваемые и раздираемые безумием [см. «Безумие и Космос – 2»].
Безумие делает вид, что способно уловить разум, дифференцировать, выделить его и таким образом дать ему слово.
Не безумие поселяется внутри разума и расшатывает его, но разум со всех сторон окружен безумием – сверху, снизу, со всех сторон. Разум продолжает жить внутри любого безумия, но отращивает защитные оболочки, сквозь которые к нему становится трудно пробиться не только безумию, но чему угодно.
Безумие же в пространствах вокруг разума имеет разную природу и структуру, и это создает силовые поля безумия, в которых разум вынужден существовать.
Бытие есть основание, а потому – предел сущего. Именно в предельном улавливании сущего мы можем разглядеть бытие.
Оно проявляется и по эту, и по ту сторону сущего, но является нам именно в его (сущего) предельной ситуации, давая ему особый смысл.
Бытие человека высвечивается в приближении к своему пределу, а именно – как бытие-к-смерти или бытие-к-безумию. В отдельных случаях они совпадают. Оба предела связаны с трансцендентным [см. «Безумие и трансцендентное»], с переходом в иные миры.
Человеческое бытие окружено слоями мифов [см. «Безумие и миф»], ибо его непосредственное соприкосновение с «бытием мира» опасно для психики.
Бытие живет в языке [см. «Безумие и язык»], оборудует там отдельные апартаменты, офисы и даже скверы для прогулок. Бытие безумцев [см. «Безумие и безумцы»] сооружает в языке психиатрические лечебницы и пространства для ретритов.
Есть отдельные профессии, связанные со способностью вылавливать сгустки бытия из языка, но этому нужно учиться не менее 19 лет.
Бытие умело скрывается за занавесями сущего [см. «Безумие и сущее»], и, чтобы их раздвинуть, требуется определенная интеллектуальная смелость.
Бытие не может быть безумным, но безумие – всегда бытийно и потому способно вызывать ужас [см. «Безумие и ужас»] и свидетельствовать о Ничто [см. «Безумие и Ничто].
Об этом мне рассказали много; здесь не уместится и половина.
Можно говорить о двух вещах:
(1) Безумие в самой истории;
(2) Безумие в изучении истории.
Первое значительно проще, второе – сложнее и богаче.
(1) Здесь речь идет о двух основных «типах» безумия, причем безумия деструктивного и опасного.
А. Безумие исторических личностей, прежде всего правителей. Это и комплекс неполноценности, и мания величия, и мессианская мегаломания, и садизм, и классические случаи некрофилии (Калигула, Иван Грозный, Гитлер, Сталин и др.). Такое безумие обычно заканчивается большой кровью.
В. Безумие народных масс: охота на ведьм в средневековой Европе, еврейские погромы из-за ложных наветов, бунты, связанные с эпидемиями чумы и оспы. Это явление, когда массы [см. «Безумие и массы»], состоящие в основном из «нормальных» людей, захватываются агрессивным безумием. «В смутные годы слепой всегда идет за сумасшедшим» (Шекспир, «Король Лир»). Иногда безумие охватывает целые народы или значительную их часть. Разговор об этом требует особых исследований и рефлексии.
(2) Изучение и интерпретация истории.
А. Так получается, что история весьма виктимна в принципе, так как не имеет наглядных доказательств, являясь при этом наукой со своими законами. Она как бы приглашает бесчестных или безумных людей к фальсификации, где популярный тезис воспринимается читателями на ура, а скучное повествование серьезного исследователя – неинтересно. Безумец может написать любую скандальную невидаль, и ему трудно оппонировать с позиции профессиональных исследователей. Нынешняя «любовь к истории» — это любовь к триллеру. История имеет разные варианты развития, и это привлекает как ученых, так и фальсификаторов и сумасшедших.
В. Есть еще «осознанное безумие» – целенаправленное вранье, которое старается обелить отдельные народы и страны. Первое здесь – выпячивание побед и замалчивание или отрицание всего негативного. Все дурное приписывается другим, а все прекрасное – своим. Второе – когда предметом гордости становятся совершенно чудовищные и безумные вещи, которые интерпретируются как безусловное благо, «традиционные ценности» и «национальные скрепы»…
Мы живем во множественной Вселенной – со множеством миров. Некоторые из них – совсем рядом, на расстоянии ладони, некоторые – довольно далеко. Все они отделены друг от друга тонкими, но прочными и эластичными перепонками, и переход из одного мира в другой достаточно сложен и может вызывать сильную боль в голове и теле.
Одни миры существовали еще до нашего рождения, и нас забрасывает в них почти случайно, другие возникли одновременно с нашим рождением, третьи образовались как реакция нашей психики на неприемлемость для нас «имеющегося» мира в моменты знаковых переломов, четвертые появились в результате нашего обычного выбора (который раскалывает мир на несколько Вселенных в соответствии с представленной альтернативой; тогда те миры, что мы не выбрали, продолжают жить своей жизнью, и чувствительные люди могут сохранить с ними связь). Соприкосновение или попытка соединения двух и более миров вызывают настоящий ужас – они должны существовать отдельно и параллельно; тогда с этим еще можно как-то примириться.
Те, кого охватывает безумие, не всегда являются безумцами.
И не все безумцы являются протагонистами [см. «Безумие и протагонисты»] или Чрезвычайными и Полномочными Послами безумия, – иногда они ходят на вторых ролях или даже появляются один-единственный раз, чтобы принести чаю, яду или эликсира нежности.
Тем не менее связь безумия и безумцев статистически достоверна, и мы можем во многих случаях определять безумцев как носителей безумия. Тогда можно считать, что безумие через них говорит, предъявляет себя миру, обретает плоть и кровь, получает руки и ноги, сгущается в их телах.
Но безумцы, как и другие люди, весьма хрупки и недолговечны. А безумие пытается найти долгосрочное материальное воплощение, и потому велика вероятность, что рано или поздно безумие проникнет в компьютеры, цифровые системы и искусственный интеллект. Там оно сможет распространяться и развиваться в полную силу, рождая новые виды и формы безумцев.
В нас живет немало разных личностей – весьма полноценных и сформированных персон, слегка недоношенных субличностей, странных и порой пугающих диссоциированных личностей. К этому сложно привыкнуть, и это тяжело контролировать.
Кто мы такие, что в нас смогли поселиться столь многие? Чем мы заслужили такое? Или – за что наказаны?
Все, что живет в нас, является нами и только нами, является не совсем нами и является совсем не нами – одновременно.
Это вовсе не то, что живет в пруду. Это вовсе не Енот или Наркисс, это не отражения и не проекция.
В нас живут странные личности и существа, для которых время течет по-разному (для кого-то оно вообще застыло), пространство устроено по-разному, энергия преобразуется по-разному. Некоторые из них вообще умерли, но продолжают существовать и обращаться к нам. Некоторые еще не родились, но уже подают свой голос. А некоторые – попросту невозможны.
(1)
Маг оказался в коконе, который изолирует его со всех сторон. Он тот, для кого важны символы и указатели, кто способен читать тайные знаки и разговаривать со Вселенной. Сейчас он заключен в «Шар безумия», и этот Шар полностью лишает его всех магических свойств, сквозь него невозможно пробиться. Этот Шар присутствует во всех мирах, доступных Магу, от него невозможно отделаться, и это вызывает отчаяние.
Возможно, он лишен не магии, а зрения: быть может, он просто ослеп и неспособен видеть.
Маг присутствует в разных мирах и личностях. Он – соцветие, а не одно растение. Он тот, кто потенциально способен менять внешний мир. Но сейчас это невозможно.
В настоящий момент у него нет никакой надежды выйти из Шара. Он его пленник.
(2)
Он пока безоружен. Его магия бессильна. Он потерял веру в себя. Его позы и движения говорят о глубокой подавленности и страхе новых неудач. Он ждет какого-то сигнала, знака, слова, чтобы продолжить попытки как-то справиться с Шаром. Но до него не доходят даже Голоса.
(3)
Иногда ему кажется, что сквозь толщу стенок Шара пробиваются какие-то лучи извне. В голове появляется предчувствие Голоса, но сам Голос так и не слышен. Маг совершенно один в своей маленькой Вселенной. Нет никого, кто способен хотя бы понять, не то что разделить, это космическое одиночество. Иногда он чувствует себя монстром, опасным для людей, который должен быть наказан пребыванием в этом безумном Шаре.
Мы не знаем, что такое «норма» У нее слишком много определений, и является она в слишком многих обличьях.
О проекте
О подписке