– Нормально и так, пока, – обрадовался я. Работать инженером я вполне мог, ведь я проходил вместе с Виталькой весь его институтский курс. Да и дипломная работа, как и все курсовые, были блестяще написаны мной, пока Виталька гулял и пил. Он был сообразительным и умным парнем. Но ему было лень учиться. Сильно учиться было лень. Не интересно. – Я завтра на завод пойду тогда.

– Сереж, – спросила Алка, – а как ты узнал свое имя и фамилию, если никаких документов никогда на тебя не было?

– Я помнил. Я это знал, как себя. Сергей Ванин. Отчества не знаю, – ответил я.

– А вдруг ты не так помнил?

– Ну, может и такое.

– Все-таки странно. А в доме были какие-то вещи родителей? Как ты вообще оказался в этом доме?

– Не знаю… – задумался я. – Может, какие документы и были. Я, маленький, печку разжигал газетами и книгами, всей бумагой, которую находил. Может и сжег… А вещи… Не помню. Че-то было и взрослое, ты же тут столько лет в шкафах порядки наводила. А, вот еще что вспомнил!

– Что? – с надеждой спросила Алка.

– Дом-то окружен старым забором. Покосившиеся доски, возможно, когда-то и были покрашены, но тогда они были черно-серыми… Страшными. Они мне напоминали скелетов, которые взяли дом в кольцо, чтобы утащить за собой вглубь земли, откуда они сами вылезли. Я, маленький, боялся забора, когда садилось солнце. Доски-скелеты в это время оживали и, злобно усмехаясь, поглядывали в окно. Когда приходило утро, я понимал, что это обычные доски забора. Но мне казалось, что скелеты всего лишь прикидываются досками, чтобы неожиданно напасть на меня!

– Замолчи сейчас же! – прервала меня Алка, тут же взглянув в окно. Она вздрогнула и, быстро встав, задернула поплотнее шторы. – Виталик, завтра же покрасите забор с Сережей!

– Еще чего выдумала, его менять давно пора, а не красить! – лениво ответил Виталька, наливая коньяк. – Ты не знаешь законов. Черные дыры во вселенной не закрасишь белым. Получится серая бездна. Тогда опасность от дыр увеличится, ведь они станут незаметными и смогут подкрасться ближе.

– А самое страшное… – продолжил я. – Ночной скрип в темноте. Когда я услышал его впервые, я подумал, что это пришел хозяин тех скелетов и зовет их уничтожить мир. Я только через месяц, наверное, понял, что это от ветра стонал старый дуб под окном.

Алка, поежившись, схватилась за штору, испуганно посмотрела сквозь образовавшуюся щелку в окно, и опять прикрыла.

– И дерево спилите завтра. А то на крышу еще завалится.

– Плохая примета, – могильным голосом продолжил Виталька. – Если у дома спилить дуб, то в доме перегорают лампочки и в черной комнате появляется черный-черный гроб.

Алка завизжала.

– Больная, что ли? – заорал Виталька.

– Заткнитесь оба!!! Бестолочи! – зажав уши, закричала Алка. – Мне страшно!

Мы тут же замолчали, на кухне стало тихо. А за окном недовольно скрипнуло дерево. Алка вскочила, захлопнула форточку, села к столу, и дрожащими руками потянулась за Виталькиной кружкой.

– Э! – Виталька отодвинул от нее кружку. – Беляши лопай. От страха утоление голода помогает. А продукт мне не переводи, все равно не пьешь. Ладно, мы пошутили.

Алка поставила чайник на плитку, достала из буфета банку с заваркой и коробочку с сахаром.

– И никто не приходил никогда? – спросила Алка, успокоившись. – Если это твой дом, то у твоих родных, допустим, были ведь друзья, соседи те же? А сами родные – погибли?

– Никто не приходил. По крайней мере, когда я был дома.

– А кто придет, дом на отшибе. Может, они только переехали, его оставили дома, а сами уехали в магазин и погибли? – предположил Виталик.

– А-а-а, – Алка зажала руками рот, – может, его тут бросили? Какая-нибудь мать приехала в этот город и бросила в пустующем доме?

– Ну, зачем так-то? Бросила бы на улице. Хоть люди бы подобрали. А здесь я мог и погибнуть от голода или холода, – мне стало неприятно от мысли, что меня специально бросили. Мне приятнее было думать, что родители погибли, а не бросили. Я так и думал все годы. А точнее, я не думал об этом. Мне это было уже неважно.

– Я вот что подумал, – сказал Виталька, – надо сделать запрос в кадастровую палату на объект недвижимости. И тогда узнаем, кому принадлежит дом.

– Не лезь, – испугался я. – А ну, как дом отберут?

– Не, это стандартный запрос делается при покупке. Любым лицом. Никто никуда не заявит. Выписку дадут, да и все.

– Ой, поглядите, какие мы умные! У нас нет номера дома! – возразила Алка, наливая кипяток в кружку. – Чай будете?

– Улица есть, по интернету посмотрим, – Виталька достал телефон. Мы уставились в экран. К этому месту сходились три улицы, потом был пустырь и мой дом. На снимке со спутника квадратик дома виднелся. А на картах его не было. Город оканчивался пустырем, потом шли поля и леса.

– Узнали, – разочаровалась Алка. – Пошли, Виталь, домой, поздно уже.

Проводив их до калитки, я залез на крышу. Надо мной распласталось ночное небо. Я думал о человеке из машины, о том, что увидел в Алкином лице, когда у меня потемнело в глазах. Вдруг мне дико захотелось расправить крылья и улететь навсегда в свободный простор неба. Я вздохнул и, спустившись с крыши, отправился спать.

Сон с трудом втискивался в мои путаные мысли. Засыпая, я снова увидел мужчину и женщину. У нее были голубые глаза и длинные каштановые волосы. Мужчина был физически развитым, пострижен наголо. Этакий атлет. Я их видел не первый раз. Их смутные очертания преследовали меня иногда, когда я засыпал. После Алкиных расспросов, мне пришло в голову, что это и есть мои родители. Но мужчина в моем видении вдруг качнул головой и улыбнулся, и я четко увидел его синие глаза.

«Не они, – подумал я, окончательно засыпая. – У меня темные глаза и волосы… Кто же они?»

* * *

Неприветливое коричневое здание мрачно высилось за воротами голубого идиотского цвета. Небесный цвет никак не подходил ни к металлическим прутьям, ни к облупленному проходному пункту, миновав который, я оказался в пыльной комнатушке отдела кадров. Вакансии инженера не оказалось. Мне предложили ставку подсобного рабочего. Подумав минуту, я согласился.

Молодая девушка заполняла бумаги, украдкой посматривая на меня задорными светлыми глазами. Она то и дело кокетливо поправляла волосы, хотя прическа была в порядке. Я понял, что ей понравился и улыбнулся.

– Приходите завтра к восьми. Смена начинается в шесть утра. В цехе подойдете к мастеру, он вам все покажет, – любезно сказала она, возвращая мне документы.

– Спасибо, – кивнул я и вновь улыбнулся.

«Как хорошо все вышло, – вздохнул я с облегчением, выходя из ворот на улицу, – работу в ресторане можно пока не бросать. Тут с утра, а там до ночи. И с документами пронесло. Как все-таки здорово, что фотографии в паспортах нецветные, да и девчонка не особо вглядывалась, заинтересовавшись мной».

Я подумал о том, что иногда мне просто везло. Только везло, почему-то в незначительных мелочах, как сейчас. Вакансия инженера отсутствовала, зато рабочим взяли без всяких проволочек. Почувствовав в своеобразной удаче подвох, смахивающий на насмешку высших сил, я немного расстроился и домой решил прогуляться пешком.

Лениво раздумывая о существовании кого-то более сильного, более мощного, чем является человек, я шел по тротуару. По дороге проехала мимо белая машина. Я смотрел на ее удаляющийся номер и вдруг почувствовал ту же вчерашнюю резь в глазах. Изображение машины неожиданно смялось гармошкой под большим полуприцепом. Когда, зажмурившись на секунду, я снова открыл глаза, то белая машина была уже вдалеке, почти в конце улицы.

Остальную часть пути до поворота я вспоминал белокурую девчонку из отдела кадров и размышлял о том, как бы пригласить ее погулять. Опыта у меня в таких делах не было, и я решил посоветоваться с Виталькой.

Но на перекрестке мне пришлось остановиться. Та самая белая машина въехала в грузовой автомобиль. Точь-в-точь, как я увидел…

В изнеможении я опустился на лавочку, стоящую на остановке. Долго сидел, пока не приехала автоинспекция, пока эвакуатор не забрал автомобиль, пока все зеваки не разошлись, и больше ничего не напоминало об аварии.

«Я увидел будущее. Как? Совпадение? Случайность?» – я пытался сосредоточиться и увидеть что-нибудь еще. Но ничего необычного больше не происходило. Я потер вспотевшие ладони друг о друга.

Люди шли по своим делам, машины двигались в своем направлении, периодически подъезжали автобусы и маршрутки, входили и выходили пассажиры. Деревья шевелили листьями, солнце стояло в зените. День жил своей обычной жизнью.

Вдруг пришло в голову, что меня тут нет, что это чужая, живая картинка. И что-то в ней было не так. Мне захотелось опять к Соломону домой. К тому мужчине, которого я встретил вчера на дороге.

* * *

– Что ты делал на проезжей части? – строго спросил он, когда я сел к нему в машину.

– Нечаянно вышло. Я переходил дорогу, машину не заметил.

– Неправда. Ты стоял, – возразил Соломон.

– Извини, – пробормотал я. – Я был зол и шел, не разбирая дороги.

– Очень скверно, – отрезал Соломон. Я, конечно же, подумал о том, что он начнет меня ругать за то, что я мог оказаться причиной аварии. Соломон добавил: – Что ты не в состоянии контролировать свои эмоции.

«Хорошо тебе указывать. Жизнь прожил и не слабо, судя по машине. Чего б теперь не порассуждать-то о моих эмоциях, когда я и так насдерживался столько, что только на луну не выл порой», – обиделся я и промолчал, уставившись в окно…

– Куда мы едем? – очнулся я.

– Я еду к себе домой, – спокойно ответил он, делая ударение на первом слове.

– А я? – поинтересовался я, мгновенно сбитый с толку его интонацией, и тотчас же понял, насколько глупым получился мой вопрос.

– Ты, очевидно, едешь ко мне домой, – расхохотался Соломон, довольный своей небольшой ловушкой. Он представился: – Соломон.

Я смутился.

– Тебя зовут Сергей, – ровным тоном продолжил он, словно назначая мне имя.

– Да? – опешил я от неожиданности.

– Да, – подтвердил Соломон, смеясь. Я растерялся окончательно, но Соломон, заметив и это, пояснил: – Ты работаешь в моем ресторане.

У меня запылали щеки. Я совсем не ожидал встретить своего работодателя. Трудился я барменом третий месяц, благодаря доброте душевной моего напарника. Но доброта не бывает бескорыстной, поэтому за то, что он дал возможность работать без документов, я отдавал половину своего заработка товарищу. Денег хватало, и я не стал заострять свое внимание на природе человеческого участия в чужих трудностях. Единственное, что меня напрягало, это то, что напарник вынуждал меня недоливать напитки, в коктейли подмешивать более дешевые ингредиенты. Он корректно настаивал на том, что раз есть возможность заработать, то ее нужно использовать по максимуму, и каждый месяц увеличивал свою долю. Изворачиваться, лгать, выкручиваться, выискивая любую выгоду – мне было противно, но выбор между гордым голоданием и теплым местом, я нехотя, но сделал в пользу последнего. А сейчас я ехал в машине хозяина заведения, где нелегально работал и, получается, воровал.

«Не обеднеет, впрочем», – попытался я себя оправдать перед собой, но безуспешно. Я решительно был убежден, что так поступать нельзя. Но во мне все равно боролись два мнения. Одно, шаткое, о том, что этот мир не приспособлен для достоинства, и другое, твердое – что я слаб для успешной жизни.

Мы остановились, Соломон вышел и открыл ворота. Когда мы заехали внутрь, то сначала я не увидел дома. Мы еще проехали с полкилометра по асфальтированной дороге, рассекающей сосновый бор с ковром из душистых иголок на две части, прежде чем подъехали к широкому одноэтажному дому с большими, стеклянными верандами по фасадной стороне. Стильный, строгий дом, внутренняя территория, которой не видно конца, хвойный, высокий лес, росший на участке. Я вылез из машины, завороженный пространством.

«Сколько нужно трудиться, чтобы иметь такую красоту… Кем? А, может, надо было родиться под счастливой звездой?» – поскольку последнее предположение мне показалось вернее, естественно, я задумался о том, с какой отправной точки начинается судьба человека, и кто или что определяет ее координаты.

Я вошел за Соломоном в дом. В просторном холле зажегся неяркий свет. Я, рассматривая все вокруг, без всякого разрешения и приглашения, прошел дальше по длинному коридору. Мысли о том, что я веду себя не совсем вежливо, в тот момент меня не посетили.

Свет везде зажигался автоматически в такт моим шагам. Не основной свет, а точечные лампочки-звезды на потолке. Фиолетовые, красноватые, синие – они постепенно загорались и гасли, когда я удалялся. Дом походил на череду удивительно уютных кабинетов с тяжелыми столами, широкими креслами и высоченными книжными шкафами. В центре каждой комнаты лежал тонкий ковер. Красивая, немного старомодная столовая оканчивалась вполне современной кухней. Пара спален, где, кроме широкой кровати, тумбочки и платяного шкафа из мебели не было больше ничего.

Я был в восхищении. Даже полупрозрачные шторы на окнах не висели, как им положено, а величественно струились с потолка до пола. Изысканность дома поражала достоинством и неуловимой, строгой роскошью.

Под неяркий звездный свет, сопровождающий меня и растворяющий темноту в полумрак, я вернулся обратно в холл. Соломон был на кухне, прилегающей к столовой, и варил кофе в турке, водя ее по накаленному песку.

– Понравилось?

– Да, – согласился я. – А как это свет сам загорается?

– Специальный датчик реагирует на движение и замыкает контакты в реле. Если мы пойдем вдвоем, то свет будет в коридоре ярче. Я сам все рассчитывал и проектировал.

– Сам? – удивился я.

– Да, и мой дом не зависит от внешнего электроснабжения.

– Как это? Откуда берется энергия?

– Из воздуха. Долго рассказывать и не думаю, что тебе это интересно.

– Не думал, что владельцы ресторанов увлекаются физикой. У тебя ведь ресторан, – задумчиво произнес я и покраснел. Несмотря на то, что Соломон был значительно старше меня, местоимение «ты» вылетало из меня очень естественно. Перед ним я не чувствовал никакой скованности, словно Соломон приходился мне старшим братом. – Простите, у вас.

– Можно на «ты». Ресторан возник, потому что мне некогда готовить дома. А в своем заведении питаться безопаснее и удобнее, чем в чужом. Но это не мое основное занятие.

– Да… – я сделал глоток терпкого напитка из маленькой чашечки и слегка поморщился от горечи.

– Как тебе работается? – Соломон подвинул мне корзинку с галетами, а сам подошел к раковине ополоснуть свою чашку. Вода тоже полилась сама, как только Соломон поднес руки под кран.

– Хорошо, – добив кофе, я поставил чашку на стол, думая о том, что надо бы уйти, пока расспросы о ресторане не приняли опасный поворот. – Мне пора, наверное. Уже поздно.

– Я сейчас сделаю пару звонков, и мне нужно будет уехать, – согласился Соломон. – Если ты подождешь двадцать минут, то я отвезу тебя.

Не дожидаясь ответа, Соломон вышел. Откуда-то из глубины бесконечного коридора доносился его голос, которым он неторопливо и подробно давал кому-то указания. Я вышел в холл и сел на диван. Мне стало удивительно спокойно. Казалось, случился бы конец света или сильнейшее землетрясение – и это не вывело бы меня из равновесия. Так, наверное, себя чувствуют дети, находясь в утробе матери.

Я вздрогнул и открыл глаза от того, что почувствовал на себе посторонний взгляд. Соломон стоял неподалеку и задумчиво смотрел на меня в упор.

– Поехали? – спросил он.

– У тебя нет семьи? – поинтересовался я на обратном пути.

Соломон мотнул головой.

– Была?

– Нет, – отрезал Соломон. – Не все люди могут понимать и любить друг друга. Поэтому я решил не создавать изначально обреченные на пустое сожительство отношения.

В этом я с Соломоном был полностью согласен. Среди окружающих и знакомых, я редко видел настоящие союзы. Скорее, они относились к доброжелательному соседству, в лучшем случае.

– Тебя отвезти домой?

– Нет, нет! Я выйду здесь, мне еще надо к другу, – солгал я. Мне не хотелось, чтобы Соломон узнал, где я живу.

Машина плавно затормозила на обочине.

– До свидания, – Соломон протянул мне руку.

Когда я прошел с несколько десятков метров, то обернулся: Соломон задумчиво глядел мне вслед, облокотившись на руль.

В тот вечер у меня появился новый бог. Не тот, который мне помогал, а тот, на кого мне захотелось быть похожим.

* * *

Дома вовсю хозяйничала Алка. Она сняла все цветочные горшки, поставив их на пол в зале. С любовью она протирала крупные листья у одних, других с избытком опрыскивала из пульверизатора, кто-то дожидался участи пересаживания в больший по размеру горшок, от некоторых Алка аккуратно отщипывала отростки и перекладывала их в банку с водой, попутно разговаривая со всеми зелеными элементами.

– Ого, сколько их, – удивился я, не замечая ранее полного количества растений. Расставленные по дому они привычно украшали собой пространство, а сейчас, собранные в кучу, создали впечатление неожиданно большой и дружной армии.

– Ага, – самодовольно улыбнулась Алка. Я знал, что цветы являлись ее гордостью. – Перевесь гардину повыше? Так лучше будет.

Я пошел в сени за инструментами и стремянкой.

– Вот ты, мой хороший, как листья раскинул. Тесно тебе? Сейчас я тебя пересажу, небось корням-то и места нет? А ты почему не цветешь? На самом свету стоишь. Что не хватает? И землю купила, и подкормкой поливала. А цветка так и нет третий год. А ты куда разросся? Дай-ка прищипну тебе стебли, свисают как, – ворковала Алка.

Я снял старую гардину и вытащил саморезы из стены. Алка расставляла посвежевшие и умытые растения по местам, разговаривая с ними и сама с собой. Вдруг я представил ее в роли бога, который определял каждому человеку место в жизни. Картинка показалась мне забавной, и я с любопытством наблюдал за Алкой, позабыв о гардине. Я стоял на стремянке и, задумавшись, так и держал саморезы в руках.

Кому-то доставались лучшие места на широком подоконнике, кому-то – интересные, в комнате, на комоде и столе. Но некоторые безжалостно уносились на кухню и ставились на высоком буфете под самым потолком, где было недостаточно света и, вдобавок, жарко, когда готовили еду на плитке.

– А этих ты зачем там ставишь? – я хотел выяснить причину такой несправедливости.

– Для нас. Эти крепкие и там растут прекрасно, – рассудила Алка. – А нам на кухне с цветами приятнее. Всякий цветок при своих условиях растет. У одних их много, у других – их минимум. Есть нежные и капризные, есть сильные и неприхотливые. Угодишь всем – будет сад. А нет – погибнут.