Всё хорошее рано или поздно кончается. Скорее даже рано. Так было и в то лето. Правду сказать, я уже совсем привыкла к своему новому облику, совсем девчонкой стала. Под конец лета мы с Наташкой просто обнаглели: я, Алёна, с ней была везде. В магазин сходить, просто прогуляться по главной улице, побывать на рынке – это стало для нас обыкновенным делом. Я без самой себя так скучала, что и не передать. Даже во дворе нашем днём сидели, потому что я уже реально чувствовала себя девочкой.
Как я говорила, городок небольшой, и Наташку замучили вопросами, кто такая эта девчонка, то есть я? У нас на этот случай был припасён ответ, что, мол, я, Алёна, приехала в гости к Наташке, что я её московская подружка, что познакомились мы давно, в Москве, ну и так дальние. Слава Богу, ни у кого не возникло вопроса, что к Наташке заходит один человек, а вместе с ней выходит другой, Алёна. Хотя и это можно было бы объяснить, ведь по наглей легенде Алёна жила у Наташки.
Вот так заканчивалось лето. И всё бы ничего, однако… Один человек, как оказалось, очень пристально за нами наблюдал. А дело было так.
Мне на следующий день надо было уезжать в Москву. Мы с Наташкой сходили в магазин, купили чего-то там к чаю и уселись у неё на кухне, благо её родители были в деревне. Вот мы сидим, чай пьём, а тут звонок в дверь.
– Кого бы это принесло? Я вроде никого и не жду, – говорит Наташка и идёт к двери.
Я слышу мужской голос и Наташкин ответ:
– А, это ты, Серёжка! – и закрыла дверь.
Жду я её, жду, а она всё не возвращается. Любопытно мне стало. Подошла к двери и смотрю в глазок. Наташка стоит с каким-то парнем на лестнице, молчит, а он ей всё что-то говорит и говорит. Я было дернулась наружу, но Наташка моментально захлопнула дверь. Я пожала плечами и пошла себе допивать чай и смотреть телевизор.
Пропило, наверное, минут сорок, когда Наташка вернулась. Лицо у неё было какое-то странное: вроде хочет улыбнуться, но сразу качает головой, опять становясь серьёзной. Не могу описать точно все чувства, которые отражались на её лице, но я видела, что её распирает, но она не знает, с чего начать.
– Ну и о чём вы там так долго шептались? – спрашиваю.
– О тебе, – ответила Наташка.
И уж тут меня прошибло так, что я буквально онемела.
– Сейчас всё расскажу. Ты же знаешь этого Серёжку? – спрашивает.
Я мотаю головой.
– Может, и не знаешь, хотя он иногда к нам во двор приходил. В соседнем доме живёт.
Я обрела дар речи:
– И чего?
– А вот того. Влюбился он в тебя! – говорит Наташка.
Вот это да! Вот это гром среди ясного неба! А Наташка даже не смеётся:
– Хороший он парень, жалко его. И как он тебя разглядел? Когда в первый раз увидел, сразу и запал на тебя. Сам мне так сказал. Всё хотел к нам подойти, чтобы я его с тобой познакомила, да так и не решился. И только сегодня у него хватило духа прийти ко мне. У него окна в наш двор, и если он видел, что мы выходим из подъезда, шёл за нами. В магазине, на рынке всё тебя разглядывал. А помнишь, мы несколько раз на нашей детской площадке сидели?
Я потрясена и только опять молча киваю головой.
– Так вот, оказывается, он очень хорошо рисует. Примостился на скамейке недалеко от нас и нарисовал тебя. Мы-то с тобой всё время разговорами заняты, поэтому его и не заметили.
Наташка встаёт, идёт в прихожую и, возвратившись, протягивает мне листок из альбома. Я его беру, а у самой почему-то руки трясутся.
На меня с рисунка смотрела я, Алёна. Сижу, положив ногу на ногу, в своем голубом платьице, в котором и сейчас сидела. Он даже всё раскрасил! На глаза наворачиваются слёзы. Это моя Алёна плачет, что ничего у нас не может быть.
Хочу сказать, что хоть я и девочка, но необыкновенная, и мужское внимание мне неприятно и даже противно. Понимаете? Всё ведь очень просто.
Но здесь было нечто другое. Ведь Серёжка, влюбившись в Алёну, полюбил именно её, которую я сама и создала. И здесь всё было так чисто, так наивно, что, пожалуй, это единственный случай, когда мне было не просто приятно, что меня приняли за настоящую девушку, но и мной овладели какие-то совершенно неизведанные чувства, объяснить которые я не могу до сих пор, но которые наверняка связаны с тем, что кто-то полюбил мою Алёну. И Алёна сидела и плакала, а вместе с ней заплакала и Наташка.
Когда мы обе наревелись, я говорю:
– Правда жалко парня. Но уж тут ничего не поделаешь. К его сожалению, я не совсем девушка.
Наташка придвигает табуретку, целует меня в щёку: —Да. Здесь ему не повезло. Но ведь у тебя есть я.
– А у тебя есть я, – отвечаю ей.
Вот такая история. Осенью того года Серёжку забрали в армию, а Алёнин портрет долго хранился у меня, но потом и он куда-то исчез.
Вот так неожиданно закончилось моё первое лето.
Зимой я как-то раз рискнула зайти в секс-шоп. Из любопытства. Сами знаете ассортимент таких магазинов? В те времена они стали только-только появляться. И здесь мне очень повезло. В продаже были силиконовые груди. Вот только с размерами забавно: или второй номер, или четвёртый. У меня был учебный отпуск из института, но в тот день я ездила за зарплатой, и, может, не только из любопытства, а ещё и потому, что в кармане были деньги, я туда и зашла. Я, естественно, купила себе четвёртый номер и осталась почти без денег. Но зато в пакете у меня лежали две картонные коробочки.
Собравшись с духом, я запила в другой магазин купить лифчик четвёртого размера. Такого у меня точно не имелось, да и вся моя одёжка хранилась у Наташки. В Москве не было ничего. Всё опять было непривычно, как поначалу летом, потому как я впервые покупала женское бельё. Но, так или иначе, лифчик улёгся рядом с моими коробочками в пакете. Скорей домой, пока все на работе.
Надев лифчик и положив в него груди, я почувствовала такое, что словами трудно передать. Я так и ходила почти до самого прихода родителей с работы, а потом всё это спрятала до лета.
Наконец, в последних числах июня, сдав летнюю сессию, я полетела в милый моему сердцу подмосковный городок.
Приехала я туда под вечер. Во дворе сидели наши ребята и Наташка.
– Наташа! Я приехала! – кричу ей, и мы бежим навстречу друг другу. С размаха обнимаемся и крепко целуемся, никого не стесняясь.
– Я тебя заждалась, – говорит Наташка.
– Экзамены, – отвечаю ей, и в обнимку идём к моему подъезду.
За спиной у меня внушительных размеров рюкзак. Наташка хлопает по нему:
– Вещи?
– Да. И ещё кое-что, – отвечаю.
– А что? – любопытничает Наташка.
– Увидишь, – говорю.
– Ладно, приходи ко мне завтра.
– А родители? – спрашиваю её.
– Отец уехал в свой город, на Волгу, а мать в деревне. Ведь сегодня же пятница, – говорит Наташка. На том и расстались.
Утром беру свои приобретения и галопом к Наташке. В большой комнате торжественно водружаю всё на стол. Наташка разворачивает пакетик, там лифчик. Открывает коробочки.
– С ума сойти… – в какой-то растерянности говорит Наташка. – Это что же, груди? И из чего они?
Она берет одну в руки, вертит и так и сяк, пробует на ощупь:
– Совсем как настоящие! – восторгается она.
– Да, примерно как у тебя, – говорю ей.
Наташка трогает себя за грудь, потом опять за грудь на столе.
– Силикон! – объявляю ей.
– Ну девонька, теперь ты будешь совсем как я, – смеётся Наташка и тут же спрашивает, – а лифчик ты сама покупала?
Я с гордостью киваю головой.
– И не страшно было?
– Скорее непривычно, – отвечаю.
Она улыбается и целует меня в щёку.
– Знаешь, теперь тебе надо бы новое платье купить. Вон грудь какая большая, – говорит Наташка. Я, конечно, соглашаюсь.
– Тогда переодевайся, – говорит Наташка.
Сначала трусики, лифчик, в него своё приобретение и надеваю прошлогоднее голубое платье. И правда: грудь обтянута платьем так, что кажется оно вот-вот разорвётся.
– Видишь какими у тебя за зиму большими груди стали? Это ты растёшь, девочка! – опять смеётся Наташка.
– Наташ, а давай футболку с юбкой, – предлагаю.
– А ведь точно! Футболка-то тянется, – Наташка уходит и возвращается с моей синей юбочкой и белой футболкой. Я переодеваюсь.
– Ну вот, совсем другое дело, – Наташка крутит меня в разные стороны. – Садись, красоту делать будем.
Когда я готова, едем в райцентр.
Сразу скажу, что после зимы было всё-таки опять непривычно выходить на люди. За год я прибавила в росте, и босоножки, которые были мне великоваты прошлым летом, теперь были только-только впору. Пока ехали в автобусе, я немножко пообвыклась и стала почти прежней Алёной.
На центральной площади располагалась барахолка. Так было почти везде в те времена.
– Давай посмотрим тебе обувку, – говорит Наташка.
Я ей шёпотом:
– Ты забыла, какой у меня размер?
Но Наташка меня не слушает и бодро шагает между прилавками.
И ведь везёт же дурам! У какого-то зачуханного деда выставлены на продажу далеко не новые, но в приличном состоянии три пары обуви. И одна пара это красные босоножки. Очень большие. Я их примерила, в самый раз! Отдали деду деньги, даже не торгуясь.
– Вот видишь! Я как знала, что надо пройтись здесь, – гордо говорит Наташка.
Я киваю головой, а на ногах у меня красные босоножки, которые полностью «гармонируют» с моей синей юбкой и белой футболкой. Наташка смотрит на меня и прыскает в кулак:
– Идём быстрее в магазин.
Магазин этот одна из достопримечательностей райцентра. Он достаточно новый, четырёхэтажный. Прямо как местный ГУМ или, на худой конец, ЦУМ.
Заходим внутрь. Женская одежда на втором этаже.
– Как подойдём, ты молчи. Я сама буду говорить, – учит Наташка.
– Наташ, ты чего? Я по-девчачьи говорить ещё не умею.
– Тем более. Это просто удача.
Подходим:
– Нам нужно вот на эту девочку хорошенькое летнее платьице. И желательно красного цвета.
Наташка заталкивает меня в примерочную кабинку:
– Давай раздевайся.
Я снимаю юбку, футболку и остаюсь в белье. Наташка заходит ко мне и протягивает первое платье.
– Нет, не то…
Только третье платье показалось Наташке удачным: красное, в белый горошек, рукавчики выше локтя фонариками, спереди на пуговках, а вокруг шеи тоже красный воротничок.
– Ну вот. Я думаю, что в самый раз. Сама понимаешь, тебе открытые платья не подойдут, – говорит Наташка.
Я соглашаюсь, потому что мне самой платье понравилось, а ещё больше из-за того, что в магазине духота была страшная, а у меня, на всякий случай, причёска. Наташка уходит платить, а я выхожу из кабинки со своей старой одёжкой в свертке и жду её.
Выходим на улицу. Какая благодать! Ветерок обдувает лицо, голые руки и ноги. Дышать становится легче.
– А классно! Просто классно выглядишь, Алёночка! – Наташка явно довольна и собой, и покупкой.
Я ей:
– Пойдем кваса, что ли, попьём. Сил нет!
Мы пьём квас, покупаем мороженое и идём к вокзалу, чтобы взять такси. В автобусе ехать я наотрез отказалась.
– Наташ, первый день ведь и такие перегрузки. Как хочешь, а в автобусе я просто околею!
– Ладно. Только не околей, пока до вокзала дойдём, – смеётся Наташка.
А надо сказать, что от центральной площади до пункта нашего назначения путь далёкий.
Сначала шли по солнечной стороне. Под ногами асфальт плавится, в руках всё мороженое растеклось. Но спасает ветер. Он обдувает разгорячённое лицо, опять же залетает под платье, так что жить можно. Переходим на другую сторону улицы, в тень. Тут ещё и деревья растут, так что идти стало совсем хорошо. О чём-то тихо разговариваем, ведь за зиму столько новостей набралось у каждой.
Незаметно приходим на вокзал. Садимся в машину и переводим дух. А мимо нас пролетают знакомые поля и перелески, и всё ближе наш родной городок.
У автобусной остановки вылезаем из машины.
– Пойдём в парк, – говорит Наташка. – Чего дома делать?
И мы направляемся в парк, как прошлым летом, тоже из машины и тоже приехав из райцентра, но тогда это было вечером после кино. Там, под деревьями, прохладно. Садимся на скамейку, и вот он, долгожданный отдых.
Но вот где-то загремел гром.
– Наташ, а не пора ли нам ноги делать? – говорю я.
– Ой да ладно тебе! – отвечает Наташка. – Дождя не будет, мимо пройдёт.
А вот тут она не угадала. Дождь хлынул как-то сразу и очень сильно. И в то же время солнце по-прежнему светило. Грибной дождик!
Мы бегом из парка. Я бегу, а моя новая грудь колышется при каждом шаге вверх, вниз. Я от этих ощущений и дождя не замечаю.
Прибежали к нам во двор. Все мокрые. Моя причёска насквозь и в разные стороны. Новое платье облепило грудь, и казалось, что она стала ещё больше.
– Ну, подруга, вот мы твоё платье и обновили! – смеётся Наташка.
Сняли босоножки и босиком по тёплому асфальту пошли домой.
Дома разделись: на Наташке только трусики, а я ещё и лифчик оставила, не хотелось расставаться со своим богатством. Устроились за столом, на кухне.
А за окном на фоне чёрно-фиолетовой тучи зажглась яркая радуга. И казалось, что это знак и всё у нас с Наташкой будет хорошо.
О проекте
О подписке