ГЛАВА 5

После разговора с Ольгой, в ожидании Ивана Усачева Михаил загрустил – он уже целую неделю не видел жену и дочку. И сегодня не смог попасть домой. На какое время затянется расследование, Михаил предположить не мог. Но точно знал – Шеф его отсюда не выпустит без результата. Сейчас, как никогда, Михаилу не хватало внимательного и цепкого ума жены. Оля за годы их супружества много раз указывала Исайчеву на такие детали, которые впоследствии помогали ему поставить точку в запутанном расследовании. Поздняя встреча с Ольгой, на рубеже тридцати пяти лет, была для него счастьем – долгожданным и нечаянно обретённым. Их знакомство произошло у Оли в кабинете, куда его привело неясное, почти бездоказательное дело. Они тогда не успели договорить, Ольгу срочно вызвали клиенты, и по обоюдному согласию решено было перенести разговор на вечер, но не в кабинет, а в кафе – продолжить беседу за чашечкой горячего шоколада.

Он хорошо помнит их первую встречу.

На неё Михаил приехал загодя. Припарковал машину, взял в руки припасённый букет роз, просмотрел каждый цветок. Один не понравился, был вяловат, и Михаил осторожно вытянул его из букета. Оставшиеся четыре розы были хороши. Ольга удивилась такому подарку, попеняла Михаилу, что четыре розы приносят только на похороны. Михаил не растерялся и, выхватив из букета одну из роз, преподнёс её проходившей мимо пожилой женщине.

Он и раньше знакомился с девушками. Среди них были красавицы разных мастей. Чаще длинноволосые блондинки, попадались и брюнетки, и рыжеволосые солнышки. Они радовали глаз, но не трогали сердце, а уж про душу и говорить нечего. Всё было мимо, мимо. В тот час Исайчеву показалось, что Ольга – та самая, самая… Именно её он ждал всю жизнь. Михаил не мог себе объяснить, что за тихие радостные чувства бродили в нём в ту минуту, но был уверен: он нашёл давным-давно ожидаемое, без чего жизнь кособочилась, и её надо было удерживать, как оползень.

Сейчас в резиденции, услышав вопрос Ольги, он поёжился:

– Как она спросила: что бы я делал, если бы неожиданно узнал, что она спит с моим другом? Нет! – представил себе Михаил и яростно рубанул воздух ладонью. – Нет! Убью обоих! Наглость какая…

Кто-то осторожно и уже давно тюкал костяшкой пальца по полотну двери. Михаил обернулся и в щёлке приоткрытой двери увидел круглые удивлённые глаза престарелого мальчишки. Глаза были грустными и при этом улыбались.

– Извините, я прервал ваши размышления. Но я не напрашивался, вы сами пригласили. Меня зовут Иван Васильевич Усачёв – начальник службы безопасности фирмы Олега Бурлакова.

Исайчев усмехнулся, увидев вопросительную гримасу на лице Усачёва, она наверняка относилась к последней произнесённой Михаилом фразе.

– Проходите, Иван Васильевич, нам предстоит непростая беседа, и я жду от вас помощи. Мы ведь в некотором роде коллеги. Стоим на страже. Давайте сухие факты, без эмоций. Эмоции мне добавят присутствующие здесь женщины. Хорошо? Тогда расскажите, какие отношения вас связывали с Бурлаковым и как вы провели нынешнее утро… извините… минуточку… телефон.

Звонила эксперт Долженко.

– Да, Галина Николаевна… – ответил Исайчев. – Нашли?

Михаил встал и, передвигаясь мелкими шагами, пошёл вдоль стены. Слущал молча, изредка кивал. В конце спросил:

– И что это нам даёт? Хорошо, я распоряжусь… Конечно, кропотливо осмотрим все руки… и все пальцы, и если надо, оторвём их и пришлём вам на экспертизу… Есть сосредоточиться! Да помню я – у Эльзы перебинтована рука… Ну если вы лично видели, то не будем тревожить. Конечно, согласен с вами – убийца искал именно его! До связи!

Нажав кнопку «отбой», Михаил попросил Усачёва показать руки и, удовлетворив любопытство, вновь набрал номер:

– Роман, подойди к «допросной», постучись, но не заходи, для тебя задание… – откинувшись на спинку кресла, Исайчев попросил, – сейчас придёт мой помощник следователь Васенко. Я на секунду выйду, а потом продолжим, пока его нет, слушаю вас.

– Я служу у Бурлакова без малого двадцать лет. Суровый начальник, даже где-то тирановатый.

– Какой?! – переспросил Михаил. – Тирановатый? Это какой?

– В моём понятии, не совсем тиран. Требует порядка. Будет порядок – будешь жить хорошо… Олегу я многим обязан, поэтому дорожил честью быть ему полезным. Это моё правило.

– Ваши ребята придерживаются такого же правила?

– Мои ребята многим обязаны мне… и для них мои правила – закон.

– У вас есть предположения, кто мог сыпануть цианида в кофе Бурлакова?

– Доступ к цианиду был у тех, кто вхож на фармозаводы, первая из присутствующих – Эльза. – Михаил почувствовал, как напрягся Усачёв. В его голосе появились железные нотки. – Её следует потрясти. Она сложная штучка. В общении крайне неприятная. Мстительная. Но Олег был для неё авторитетом. Он с ней не церемонился, но и не обижал напрасно. Она всю жизнь мечтала, подчиняясь ему, им управлять. Но, как говорится, силёнок на это не хватало. Если это она, в чём я сомневаюсь, у неё должна быть веская причина. Очень веская.

В дверь постучали, Исайчев поспешно встал, вышел. За дверью его ждал Васенко:

– Роман, – шёпотом заговорил Исайчев, – Галина нашла в волосах Гуидо небольшой бриллиант, по её предположению, а я с ней согласен, это то, что убийца искал в одежде повара. Видимо от такого мощного удара из каста⁷ кольца или перстня выпал камень, убийца заметил это, но у него не хватило времени его найти. Проверь у всех руки, осмотри ювелирные изделия, если кольцо сняли, должен остаться след. Долженко говорит, удар по силе был мужской, но при состоянии отчаяния и женщина могла.

– А если кольцо сняли и одели новое? – высказал предположение Васенко.

– В этом случае след не совпадёт. Мне думается, если убийца мог бы свободно избавиться от кольца и свободно его заменить, он бы не стал искать бриллиант в одежде повара, тратить драгоценное время и подвергать себя опасности быть застигнутым… Ищи, Роман, это важно… У Эльзы забинтована рука, Галина говорит – на ней нет кольца, поэтому правую руки Эльзы не тревожь, а левую осмотри пристрастно. Она случаем не левша?

– Я с ней не ручкался, не знаю, но проверю, – Роман, приложив к виску два пальца, отсалютовав начальнику. По-гусарски щёлкнув каблуками, спешным шагом удалился.

Исайчев вернулся в кабинет:

– Итак, вы сказали, что подсыпать цианид могла Эльза, так как имела к нему доступ.

Усачев молча кивнул. – Но при этом причины у фрау должны быть слишком веские. Скажите, по вашим наблюдением, между Бурлаковым и Эльзой искрило?

Усачёв ответил без раздумий:

– Я не замечал. Всё было тихо. Бурлаков вообще старался сестру незадевать. Она истеричка. Чуть что, ножками начинает сучить. Но возможности у неё были. Хотя, что зря говорить, служила она ему истово, как-то ненормально. Могла за него загрызть… Ревность? Ревность! Ревность могла быть, пусковым механизмом Надумала себе чего-нибудь куриными мозгами…

– Ревность? – Михаил удивился – эта мысль не приходила ему в голову в отношении Эльзы. – Вы что хотите сказать, что у Олега Олеговича перед Эльзой были в этом плане какие-то обязательства?

– Нет! Что вы! Они брат с сестрой…

– Тогда вы себе противоречите. Эльза могла загрызть, а взяла и отравила. Из спортивного интереса, что ли? Она ведь терпела рядом с ним свою одноклассницу. И терпела много лет. Даже если предположить, что она догадалась о том, что Олег Олегович собирается развестись и жениться на другой женщине, разве статус Эльзы изменился бы? Её устраивал статус сватьи бабы Бабарихи при царе Олеге? Неужели раньше у Бурлакова не было связи с другими женщинами, о которых она не знала.

– Бурлаков был ходок – я это подтверждаю… У него водились женщины, он этого никогда не скрывал, но и не бравировал. В банных компаниях подобных разговоров не поддерживал. Он был мужик с большой буквы, и женщины этим пользовались. Эльза, конечно, об этом знала…

– Ну, вот! – удовлетворённо крякнул Исайчев. – А вы говорите – ревность… Не стоит искать чёрную кошку там, где обитает чёрная собака – её в этом месте по обстоятельствам не может быть…

– Здесь вы правы. Эльза могла убить, если бы Бурлаков решил изменить её положение в фирме и при себе. Но она точно знала, что Бурлаков ни сам, ни тем более кому-либо не позволил бы что-то менять. Вовсе не потому, что братски любил её, а потому, что дал перед смертью её матери – своей тётке слово беречь и помогать Эльзе. Слово Олег Олегович держать умел. Хотя… – Усачев замялся, но неожиданно взмахнув рукой, добавил, – чего уж там! Теперь это уже значения никакого не имеет. Я обещал ему держать язык за зубами. После его гибели моё обещание не имеет большого смысла и я могу считать себя свободным от него. У Олега была тайна, которую он хранил. В этих обстоятельствах было бы преступно молчать.

– Так, – Михаил с интересом взглянул на Ивана Васильевича.

– Каждый год Олег Олегович приезжал в Сартов для встреч с женщиной, которую любил с детства. Где бы он ни был, он всегда возвращался в Сартов. Сначала их встречи были в гостинице, а последние пять лет – здесь, в резиденции губернатора, его давнего друга. Я сопровождал его всегда. На время их встреч из резиденции вывозилась вся обслуга и снималось видеонаблюдение. Кстати, здесь всё утыкано камерами, кроме спален – уважаю, местный губернатор приличный человек. И эта женщина сейчас здесь.

– Откуда вам это известно? – взволновался Михаил. – Об этом знали только я, эксперт Галина Николаевна и опер, сопровождавший вновь прибывших в гостевой дом. Он что, проговорился?

– Нет, нет! – Усачев энергично покачал головой. – После гибели Олега Олеговича я включил видеонаблюдение. Но вы не волнуйтесь, я единственный, кто видел её приезд. Я тогда ещё понял, что вы будете держать это в секрете.

– Почему вы решили, что это та самая женщина?

Усачев изумлённо вскинул брови:

– Неужели вы думаете, что я могу её с кем-либо перепутать?

– Фамилию, имя, отчество этой женщины знаете?

– Увы. Не был допущен…

– С какого момента пребывания здесь вы ведёте наблюдение? Вы делаете запись происходящего?

– Я включил аппаратуру через двадцать минут после случившегося… и выключил её после приезда гостьи и молодого человека. Запись есть. В резиденции первоклассная аппаратура.

– Почему выключили? – Исайчев недоверчиво взглянул на начальника охраны. – Чего испугались?

– Ваших секретов и испугался. Я не всегда был в аппаратной и не мог контролировать, кому из гостей захочется узнать, что записано на плёнках.

– Разве гости не знали, что видеонаблюдение отключено?

– Конечно, знали. Олег сразу предупредил, ещё за завтраком, что все могут расслабиться и вести себя как дома. Никто за ними следить не будет, и всё, что здесь будет сказано, останется между ними.

– Вы стерли запись?

– Конечно…

– Почему?

– Я поинтересовался, почему вы думаете, что кто-то тоже не захотел бы? После того как я стёр запись, у двери аппаратной крутился Брион и Ирина, а Эльза открыла дверь.

– Вы её заметили?

– Чувствовал, потянуло её духами. Я не успел среагировать и увидел только, как дверь притворилась. Но её духи не перепутаешь ни с чем. Только она пользуется очень редкими французскими духами Craon’s Poivre. Это смесь из красного и чёрного перца, гвоздики и других пряностей. Флакончик стоимостью 2000 долларов. Эльза любит роскошь. Запись момента приезда гостей стёр. И от греха подальше выключил всю аппаратуру.

– Вы уничтожили всё?

– Всё. Но я перекопировал на флешку то, что мне показалось интересным, приезда новых гостей на ней нет. Эксперт их так поспешно удалила, что я решил и мне не стоит афишировать свои знания о них. – Усачёв едва улыбнулся, приподняв уголки губ. – Это здесь. – Иван Васильевич вынул из кармана пиджака запоминающее устройство и протянул его Исайчеву. – И ещё я покомандовал – приказал всем до приезда полиции оставаться на местах. Гости вели себя ожидаемо: Ирина театрально преувеличивала своё горе, Эльза выла в углу комнаты, Слаповский пил корвалол, а Сара пребывал в полуобморочном состоянии, лёжа в кресле, мои ребята дежурили у въезда в резиденцию, я в аппаратной, повар на кухне.

– Какие у вас соображения по поводу смерти Гуидо? Кому он помешал?

Усачев задумался:

– Мне кажется, он появился не в том месте и не в то время. Вот и весь его грех. У Бурлакова и Гуидо один убийца. Вы думаете по-другому?

– Пока я только накапливаю информацию, чистить и сортировать её я буду позже, – Михаил снял очки и положил их рядом, давая глазам отдохнуть. Бессонная ночь в поезде и напряжённое утро давали о себе знать. – Иван Васильевич, мы с вами поговорили об Эльзе. Остались Ирина, Слаповский, Брион. Давайте о них.

Усачев помолчал и неожиданно предложил:

– Посмотрите запись, Михаил Юрьевич, я думаю, у вас много вопросов отпадёт. Если останутся – приглашайте. Я расскажу, что знаю.

– Предполагаете, здесь есть ответы? – Исайчев взял в руку флешку и потряс ею в воздухе.

– Думаю, есть на многие…

– Хорошо, идите отдыхайте.

– Запись вы сейчас посмотрите? – Усачев встал, намереваясь выйти из кабинета.

– Да, я сделаю это сейчас. У меня к вам просьба – после того как капитан Васенко проводит вас до ваших апартаментов, извините, для всех один порядок, попросите его зайти ко мне. Скажите, я его жду…

Усачев подошёл к двери, обернулся и нерешительно спросил:

– Извините, Михаил Юрьевич, вы, когда я переступил порог кабинета, грозились кого-то убить, причём обоих. Может быть не нужно? У нас здесь и так убиенных хватает…

Михаил задумался, припоминая, и, вспомнив, рассмеялся:

– Нет-нет, это к данному преступлению не имеет никакого отношения. Я про свою жену и её любовника подумал…

Глаза Усачева округлились, приближаясь к размерам плошки:

– На какое время намечено это мероприятие? Вы наше дело расследовать успеете? Вас посадят и мы здесь в ожидании протухнем, а у нас заботы в домах остались.

– Уверяю вас, мы уложимся… – серьёзным голосом, без тени улыбки ответил Михаил.

– Ну-ну, – притворяя дверь, покивал головой Усачёв.

Исайчев вставил в ноутбук флешку, откинулся на спинку стула, приготовился смотреть. На пятой минуте просмотра в кабинет вошёл Роман и молча встал за спиной Исайчева. На пятнадцатой минуте Михаил запись остановил:

– Ишь ты, по Питеру он погулять любит… красотами любоваться! Роман, нам нужен Сахно, – бросил он, каменея лицом.

– Кто? – шёпотом спросил Васенко, не в силах оторвать взгляда от застывшего на экране монитора изображения.

– Сахно. Помнишь, в прошлом нашем деле был одним из фигурантов глухой, но не немой программист. Он читал по губам… Он должен быть здесь через час. Найдёшь?

Васенко быстрым шагом направился к двери, но прежде чем открыть её, не утерпел, высказался:

– С виду божий одуванчик, ёшь твою медь! Однако вон какие коленца выбрасывает… Я найду Сахно. Сейчас двадцать два часа. Тебя это не смущает? Может быть, сначала позвонить, чтобы не испугать домочадцев?

Михаил молчал, думал. Роману пришлось повторить вопрос. Исайчев встрепенулся:

– Да, да! Найди телефон и позвони. Рома, часы и минуты в нашем случае отменяются. Все остальные желания тоже. Спать будешь дома, когда дело закроем. Будут сложности, звони Корячку. Он кого надо подтолкнёт…

– Машину комитета могу взять?

– Бери, поторопись…

Когда за Васенко захлопнулась дверь, Исайчев включил запись. Он внимательно вглядывался в экран, несколько раз возвращал запись назад, прокручивал вперёд и опять возвращал назад, увеличивал и уменьшал изображение. Нажав на кнопку «стоп», Михаил резко, будто вытолкнутый пружиной, встал с кресла и, как мельница, размахивая руками, побежал по кабинету, разминая затёкшие руки и ноги.

За потемневшем окном взвыл ветер. Исайчев остановился, вгляделся в круговерть, которую устроили в усадьбе взбесившиеся потоки воздуха с полей и такие же потоки с реки. Они, как два разъярённых быка, ударили грудью друг друга, отвоёвывая территорию. Взвихрились, раскачивая похожие на чёрные перевёрнутые колокола кусты. Пригнули к земле головы цветов на подсвеченных прожекторами клумбах. Привели в бешенство цветную, розово-голубую воду в бассейне, выплёскивая её через край. Поняв, что не одолеют друг друга, в бессильной злобе схватись за ветки старого чернеющего дуба, начали рвать их в разные стороны, воя неистовым воем: моё-ё-ё, уйди-и-и, убью-ю-ю. Однако покалечили не противника, а отхватили старую сухую ветвь, бросили её на мощённую плиткой дорожку, покатили с треском и грохотом. Били ею по всему, что встречалось на пути. Покуражившись, сложили рваные крылья, нырнули в привычные норы – один под камень в степи, другой в прибрежный омут. Отломанная ветка дуба поскрипела, поныла от боли и затихла на большой переливающейся огнями клумбе, тут она была совершенно некстати. Только туча, наблюдавшая за битвой, пожалела ненужную никому ветку и разразилась обильным плачем. Постучала грустными каплями по стёклам открытых окон, заливая слезами подоконники, стекала на полы и там собиралась в лужи. Михаил прекратил нашествие нахальной воды, резко закрыл окно кабинета.

– Как в природе всё просто. Побушевала и затихла. Оставила свежесть и прохладу. Почему же у людей всё так грязно и кроваво? И так всё непоправимо… – горько усмехнувшись, подумал Михаил и только тут услышал, что за дверью кто-то топтался, не решаясь войти.