Серия «Исторический контекст»

Разработка серии и дизайн В. А. Воронина

В оформлении обложки использована иллюстрация, выполненная с помощью нейросети.

Выпуск произведения без разрешения издательства считается противоправным и преследуется по закону.

© Алексей Волынец, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

* * *

Глава 1. «Но примешь ты смерть от кота своего…»

Почему русская экспансия в Сибирь, начавшаяся с потерь и даже трагикомедий, увенчалась успехом

Поход Ермака в Сибирь давно стал мифом и эпосом. Но первые вылазки за Урал совершали еще новгородцы, за века до легендарного победителя хана Кучума. Почему же освоение Сибири не началось раньше? Ермак Тимофеевич погиб «на диком бреге Иртыша», нашли смерть все его атаманы. Погиб и первый отряд регулярного войска России, ушедший на помощь Ермаку. Даже комендант первого русского острога за Уралом почти сразу был убит… собственным котом. Но все эти потери и провалы не помешали феноменальному успеху сибирской экспансии! Попробуем ответить – почему.

«Воевавшие по Обе реке до моря…»

Первый известный нам поход русских людей к востоку от Урала произошел за 220 лет до Ермака. «Той зимы с Югры новгородцы приехаша, дети боярские и молодые люди, и воеводы Александр Абакунович, Степан Ляпа, воевавшие по Обе реке до моря, а другая половина рати на верх Оби воеваша…» – сообщает «Новгородская первая летопись» за год 6872 от сотворения мира (1364 г. от Р. Х.).

Это первая точно известная нам попытка русской экспансии в Сибирь. Если же брать иные, менее внятные упоминания летописей, то первые вылазки наших предков за Урал состоялись еще в XII столетии. Последний поход независимого Новгорода «в Югру» состоялся в 1445 году, спустя два десятилетия великий князь Иван III отдал приказ о первом походе московских войск за Урал.

Современники Христофора Колумба, московские бояре Тимофей Скряба и Иван Салтык трижды ходили за Урал, преодолев на лыжах не многим меньше, чем проплыл на каравеллах первооткрыватель Америки. Но вплоть до эпохи Ивана Грозного все «лыжные рати», вполне успешные в военном отношении, так и не превратились в систематическую экспансию на восток.

Для такого завоевания требовалось единое государство, а не система удельных княжеств. И как только на карте Евразии появилась Россия от Архангельска до Астрахани, так и началось неудержимое движение «встречь солнцу» – за один век от Урала до Камчатки. Перехватив континент от Белого моря до Каспия, русские цари не только приватизировали наследие Золотой Орды, но и оседлали все пути соболиной торговли, игравшей в ту эпоху роль не меньшую, чем сегодня экспорт нефти и газа.

Когда Иван Грозный в ходе Ливонской войны захватил Нарву, то мех составил 80 % стоимости всего потока русских товаров через этот балтийский порт. Одна шкурка соболя в среднем стоила от 5 до 20 рублей, тогда как хороший дом в Москве обходился в 10 рублей, а средняя лошадь – в 2 рубля.

Лучшие «седые соболя», отличавшиеся чёрным мехом с серебристым отливом, обитали за Уралом. Поэтому самочинный набег Ермака в «сибирское царство» Кучума по стоимости потенциальной добычи ничем не уступал походам испанских конкистадоров в различные «эльдорадо» тогда ещё не «латинской» Америки.

«И был у тово воеводы с собою привезён казанской кот…»

Основные перипетии начавшейся в 1581 году сибирской эпопеи Ермака общеизвестны, куда интереснее реакция государства. Поход Ермака, как и прежние набеги новгородских ушкуйников за Урал, мог остаться просто лихим эпизодом, удачной разовой «экспроприацией» пушных богатств Западной Сибири, если бы вслед за казаками почти сразу не двинулись регулярные войска большой централизованной державы.

Уже в мае 1583 года из Москвы на помощь Ермаку выступил отряд князя Семена Дмитриевича Болховского. Служилый князь, обедневший потомок владетелей Звенигорода (всего имущества – трое «дворовых» и шесть крестьян), возглавил отряд из пяти сотен казанских, пермских и вятских стрельцов. Покорять Сибирь отправились дети тех, кто брал Казань…

Одним из последних распоряжений умирающего царя Ивана Грозного был указ для Строгановых снабдить отряд князя Болховского речными кораблями-стругами со всеми припасами. Именно отряд князя Семёна, спешивший на выручку Ермаку, основал первое поселение Русского царства за Уральскими горами – летом 1584 года на берегу реки Тагил у горы Медведь-Камень стрельцы князя Болховского основали Верхтагильский «городок».

В самом начале русской экспансии за Урал этот «городок» служил основным перевалочным пунктом на пути в глубь Сибири – не случайно уже в следующем XVII веке, когда городок был покинут, русские люди прозвали его «Ермаково городище». Хотя сам Ермак к «городку» отношения не имел, но первый острог за Уралом стойко ассоциировался у наших предков именно с самым началом «покорения Сибири».

Поход князя Семена Болховского, первая операция регулярных войск в эпопее первопроходцев, венчается трагедией – в разорённом войной «Сибирском ханстве» крупный отряд не смог прокормиться, начался голод и вызванный им «мор». Большая часть стрельцов и сам князь вскоре погибли не в бою, а от голода и болезней.

Трагической, точнее трагикомической оказалась и судьба первого коменданта первого русского «городка» за Уралом. Профессия первопроходца была очень опасной – погибнуть в бою, умереть от голода или от разгула стихии было делом обычным. Но вот первый комендант первого острога за Уралом погиб так, что уже тогда прославился на всю московскую Русь – его загрыз собственный кот!

Нижегородский сын боярский Рюма Языков командовал несколькими десятками «казанских стрельцов», оставленными отрядом князя Семена Болховского в качестве гарнизона Верхтагильского городка. Как пишет летопись: «А воевода в нём был с Москвы Рюма Языков. И был у тово воеводы с собою привезён казанской кот большой. И всё де ево подле себя держал Рюма. И тот кот спящему ему горло преяде и до смерти заяде в том городке…»

«Котом казанским» тогда на Руси называли особую породу бойцовых камышовых котов, которую действительно вывели в Казанском ханстве. Считается, что эта порода до нашего времени не сохранилась – знаменитые сибирские кошки предположительно дальние, помельчавшие потомки «кота казанского».

Камышовый кот запросто рвёт кур, человеку с ним справиться трудно – так что загрызть спящего такой «котик» вполне может. Одним словом, перефразируя стихи Пушкина про нижегородского сына боярского Рюму Языкова, одного из первых государственных первопроходцев, можно сказать так:

 
И холод и сеча ему ничего…
Но примешь ты смерть от кота своего.
 

Золотоордынские дети

Рюма Языков был потомком старинного золотоордынского рода – его предок, мурза Енгулей Язык, принял крещение и перешел на службу ещё к Дмитрию Донскому. В эпоху Ивана Грозного «дети боярские» Языковы жили в Нижнем Новгороде и участвовали в покорении Казанского ханства.

Писцовая книга города Казани за 1565–1568 голды указывает, что «направо з Болшие улицы в переулок к Кабацким воротам…» седьмым по счёту стоит «двор сотника стрелецкого Рюмы Языкова». Именно с этого двора Рюма (это, кстати, не имя, а повторявшееся в его роду прозвище, что-то типа однокоренного «угрюмый») и выехал на восток, за Урал, с первым отрядом русского регулярного войска, отправленного на помощь Ермаку в Сибирь… Вероятно, отсюда же он увёз с собой и рокового «кота казанского».

Кот загрыз Рюму в 1586 году, уже в царствование Фёдора I, сына Ивана Грозного. Можно лишь гадать, что думали и говорили в Кремле, когда читали донесение, пришедшее с той стороны Уральских гор: «В городе Верхтагиле воевода Рюма Языков заеден казанским котом, которой был при нём несколько лет безотлучно…»

«Заеденный котом» Рюма явно был не первой молодости, то есть имел детей. Многочисленный род дворян Языковых в XVII–XIX веках хорошо известен в русской истории, вплоть до генералов эпохи наполеоновских войн и близкой подруги Гоголя. Жаль, Николай Васильевич не знал историю с «котом казанским», мог бы обогатить русскую литературу колоритным сюжетом.

Но нам сейчас куда интереснее иной сюжет, связанный с Рюмой Языковым, русским потомком ордынского мурзы. Одна из ярчайших деталей эпохи русских первопроходцев – это широкое участие в их отрядах… нерусских.

Спустя всего поколение после Ермака в войсках Красноярского острога во всех боях и походах 30–40 % оставляют «подгородние татары», племена «аринцев», «ястынцев» и «качинцев». Первые два это кеты, а третьи – хакасы. Также, например, уже в начале XVIII века в воюющих с чукчами русских отрядах от трети до большинства постоянно составляли якуты, юкагиры, коряки…

И такое положение характерно для всех географических районов и временных отрезков сибирской эпопеи. Умелое привлечение местных союзников – еще одна причина феноменального успеха первопроходцев. И начался этот процесс почти сразу: когда в 1618 году под стены Москвы в последний раз явилось большое польское войско, то при защите русской столицы отличился «касимовский царь Арслан», потомок Чингисхана и внук последнего сибирского хана Кучума.

Ссылка в сибирские казаки

Но на «сибирской службе» русских царей отличились не только аборигены. Например, в 1684 году на Енисее среди 43 «детей боярских» как минимум 15 (свыше трети!) имеют «польское» происхождение. Они не столько поляки, сколько «литвины», как в XVII веке в Сибири именовали всех пленных из Речи Посполитой, в основном с территории современных Белоруссии и Украины. Такие военнопленные, оказавшись за много тысяч вёрст к востоку, начинали вполне верой и правдой служить русскому царю.

Многие оседали в сибирских острогах, заводили семьи, и их потомки становились уже вполне русскими «детьми боярскими» и «служилыми казаками». Например, Иван Козыревский, первооткрыватель Курил и основатель первого православного монастыря на Камчатке, был внуком такого пленника «польской породы» (тоже реальный термин той эпохи).