Клубок шестой

Лонро шел к Романовым холмам, что выгибали свои покатые спины, покрытые сочной зеленью виноградников, в удалении от Вечного города. Окунувшись в спасительную тень тутовых деревьев, Джеронимо глубоко вздохнул и будто стряхнул с себя дневную духоту раскаленных каменных стен.

Прохожие встречались редко: в это засушливое лето испепеляющий зной лишал людей желания покидать без нужды затененные навесы дворов. Дороги, окрестные селения, торговые ряды оживали только в часы вечерних сумерек да от первых лучей зари и до полудня.

Лонро услышал в придорожных кустах слабое журчание воды и неторопливо спустился к бьющему у подножия холма роднику. Поросшая серым мхом каменная арка наверняка еще хранила в бездонной памяти далекие времена безумства Везувия. В центре ее свода красовалась каменная голова барана, из разинутой пасти которого в бассейн лилась струя холодной, такой желанной в этот час воды.

Лонро снял потерявшие цвет сандалии и попытался стряхнуть с них дорожную пыль. В конце концов, смирившись с тем, что обувь безнадежно испорчена, Джеронимо сунул ступни обратно и в порыве блаженства шагнул в прохладный ручей.

Успокоив ноги, он потянулся к мраморной бараньей голове.

Набирая полные ладони воды, он бросал ее себе в лицо и на грудь, после чего подставил голову под этот благодатный поток и стал жадно пить.

Вскоре он выбрался обратно на плоские камни, устилающие подступы к ручью, посмотрел по сторонам и улыбнулся своему ребячеству.

На что теперь была похожа его обувь, когда-то равная по цене конской сбруе? Или некогда дорогое платье из тончайшего дравидского³⁶ шелка? Мокрое, оно прилипло к телу, и Джеронимо чувствовал себя голым.

Лонро вздрогнул. Он почувствовал еще чье-то присутствие и тут же выпрямился, считая неприличным встречать опасность в позе проворовавшегося рыночного торговца, загнанного толпой в угол.

Было тихо. Лонро огляделся. На гибком стебле дикого колючего куста сидел огромный ворон. Иссиня-черное оперение печальной птицы сливалось с переплетениями теней. Ее присутствие выдавал лишь леденящий душу взгляд поверх горбатого клюва, придающего этому стражу преисподней вид предвестника. Да, пожалуй, это был недобрый знак.

Лонро невольно тряхнул головой и, прогоняя предчувствия, крикнул: «Кш-ш-ш!!!». Потом он сделал несколько шагов к дороге и остановился, бросив взгляд в сторону оставшегося позади источника.

С ручьем, убегающим к дальней расщелине по скользким спинам желто-оранжевых камней, произошла странная метаморфоза. Вода отливала бурым, почти кровавым цветом. Если бы Джеронимо не стоял несколько минут назад рядом с нишей бассейна, он подумал бы, что там лежит чье-то окровавленное тело.

Лонро подтянул полы мокрой одежды и спешно зашагал прочь от этого странного места.

Подъем на второй холм был затяжным. Деревья встречались реже. Легкий ветерок не спасал от зноя.

Когда из-за покатой макушки холма появились очертания дома Артура Хоу, одежда Джеронимо уже высохла.

Вскоре каменная дорога пошла резко вниз, и путник почти бегом добрался до утопающей в густой растительности мраморной колоннады.

Массивные белые столбы вдоль спуска к дому Хоу, известного всему Риму баловня судьбы, не имели никакой практической пользы. Хозяин жилища с самого начала ставил перед заезжими зодчими задачи, далекие от понимания местных строителей. Никому из них не пришло бы и в голову, что колонны могут служить для поддержания не каменного, но небесного свода! И древние строители времен Романа³⁷ оставили своим потомкам немало подобных примеров великого градостроительства – примеров, которые нынешние каменщики сознательно игнорировали.

Даже через много веков древние постройки с загадочными этрусскими письменами продолжали поражать человеческое воображение, хотя враги всегда старались разрушить до основания эти древние свидетельства. Оставалось только гадать, как же велик и прекрасен был Рим во времена самого Романа!

Артур Хоу нашел и нанял зодчих, которые еще помнили науку строительства вечных городов. Каменная мостовая, что тянулась к парадному подъезду почти императорского особняка, въезд, не уступающий по размаху дворцам Рима, тонкая высокая арка словно говорили: «Что мне, Артуру Хоу, стены и потолки, когда мой дом – вся земля и все небо!»

Лонро остановился. Вскоре к нему подошел пожилой слуга. Бронзовое лицо невысокого и очень худого человека, которого Лонро поначалу принял за садовника, отливало болезненной серостью. Он хрипло спросил:

– Что вам угодно?

– Я, – медным голосом произнес молодой человек, – Джеронимо Лонро ‒ сын Луиджи Лонро из Ливорно. Скажи хозяину, что я здесь. Он ждет. И поторопись! Из-за странной прихоти принимать только пеших гостей мне пришлось изрядно помучиться под полуденным солнцем.

Однако «садовник» лишь скорчил кислую гримасу и вяло ответил:

– Мне еще нужно окопать азалию³⁸. Засуха превратила землю в камень, а я очень люблю эти цветы…

Он говорил что-то еще, а Джеронимо, изумленный догадкой, слушал его, онемев: перед ним был сам Арти Хоу!

Хозяин особняка рассказывал о саде, о том, как сложно ухаживать за ним в такое засушливое лето, а в голове у Лонро что-то неприятно защемило, мир перевернулся. Он побледнел и, словно спиленное дерево, рухнул лицом вниз, прямо к ногам Хоу.

Очнулся он в крытой тенистой базилике³⁹, одной из четырех в этом поместье. (Джеронимо помнил, как гордился отец, когда нашел в себе силы построить единственный в их имении подобный древний храм). Все базилики Хоу были крытыми, а для общения хозяина с богами имели в центре потолка большое круглое отверстие.

Джеронимо, оглушенный солнечным ударом, пришел в себя только к закату. За ним ухаживали сразу три девушки из прислуги и смуглый араб. Благовонные притирания и прохладные компрессы привели Лонро в чувство, и ему хотелось поблагодарить хозяина.

Тот, приняв похвалу как должное, приказал подать молодого вина и снова завел ни к чему не обязывающие пространные беседы. Он понимал, что настырный гость явился сюда не ради нескольких глотков вина. Однако Хоу желал расстаться с визитером нынче же и не собирался проявлять интерес к его проблемам. Только случившийся с Лонро солнечный удар смог растянуть этот визит до заката.

Где-то в отдалении звучно сверлили теплые небеса крохотные виолы⁴⁰ цикад. Вскоре хозяин с облегчением вздохнул: весь запас пустых разговоров был исчерпан. Его дряблое, измученное болезнями тело требовало отдыха.

Хоу настоял, чтобы Лонро остался до утра – ему постелят здесь же, в прохладной базилике Венеры, если гость не против. Лонро ответил, что привык спать в походных условиях в землях расов.

Хоу оживился. Несколько уточняющих вопросов, и его глаза вдруг стали ясными – в них вспыхнул живой интерес. Когда же выяснилось, кто рассказал молодому Лонро историю Арти Хоу, хозяин впал в состояние, близкое к безумию.

– Ха-га! – зло вскрикнул он. – Стало быть, и вы, Лонро, попали в его золотую клетку?!

Лонро недоумевающе молчал.

– О! – вскинул к небесам свои худые руки Арти. – Вы, конечно же, считаете этого хитреца своим благодетелем! Он открыл перед вами россыпи расенского золота! Нет, все не так, мой друг. Думаете, Массимо нашел у Рипейских гор столько богатств, что может сорить сведениями о них направо и налево?

Лонро неуверенно пожал плечами.

– Вздор! – рявкнул Хоу. – Да, проныра Агнелли в самом деле нащупал золотую жилу. И пусть подачки, которые он подбрасывает глупцам, вроде нас с вами, могут обеспечить наших потомков на много поколений вперед… Но взамен! взамен в древних расенских лесах мы оставляем свое сердце.

Не понимаете? Мальчишка. Сколько вам лет?

– Тридцать один.

– Мальчишка… – повторил Хоу. – Не знаю, скольких конкурентов убрал со своего пути таким жестоким и хитрым способом Агнелли. Скажите, вас тоже поманили золотом сапожек, или было что-то еще?

Лонро вздохнул и понуро опустил голову:

– Сапожки.

– Ну и ловкач! – не сдержал злого смеха Хоу. – Надеюсь, он отмерил вам достаточно откупного? Ваш батюшка, полагаю, был рад такой удаче. И… вы были один?

– С компаньоном.

– Хватило и ему?

– Он погиб.

Хоу вскинул брови.

– Нда-а-а, – неоднозначно протянул он, – как удобно получилось. Значит, все досталось вам?

Лонро вскочил.

– Как вы можете? Смерть Ангуса на его же совести! Похваляться тугим кошельком среди полуголодных оборванцев!

Джеронимо поежился, вспомнив драку в портовой корчме. Только по счастливой случайности он сам не отправился к праотцам вслед за товарищем. – Простите, Артур, – остывая, выдохнул он, – я просто хотел сказать, что моей вины тут нет.

– Похоже, что так. Однако после этого именно вы владеете золотом безраздельно.

…Не кажется ли вам странным, Джеронимо, что мы сумели доставить бесценный груз, ничуть не пострадав при этом? Возможно, мы подкупили расенских штурмвоев? Немыслимо! Ибо для них злато суть простой металл, которым можно покрыть боевые шлемы⁴¹ или придавить, как гнетом, домашние соления. Тогда как?

– Как? – безвольно повторил Лонро.

Хоу с жалостью посмотрел на убитое лицо гостя и проговорил:

– И ваше, и мое золото – это проклятие, Джеронимо!

– Проклятие?!

Хоу прошептал:

– С тех пор, как ловкач Агнелли, разведав хитрости расен, придумал остроумный план по избавлению от конкурентов, нам с вами была отведена роль… виноградной жмыхи. Я почти ничего не знаю о вас, но, несмотря на это, безошибочно поведаю о том, что вас сюда привело.

Клубок седьмой

Чтобы дать передышку плясавшим в его голове мыслям, Хоу откинулся назад и, опершись на дощатую спинку кленового ложа, продолжил:

– Далеко не каждый рискнет наведаться ко мне за два холма, да еще пешком. Последний раз здесь появлялись судейские на колесницах, дабы вручить мне решение об отчуждении надела земли у западного склона.

Признаться, меня удивила весть, что молодой Лонро настойчиво добивается встречи. Первое, что приходило на ум, – это продажа дома.

Я, развлечения ради, пустил слух о продаже моего особняка. Хотел посмотреть на тех, кто всячески оскорблял меня, называя все, что здесь выстроено, безвкусицей, а теперь приехал бы торговаться со мной, чтобы эту безвкусицу купить.

Вот я и решил, что вы… Тем паче давно уж ходят слухи, что ваш отец увеличил многократно свое состояние. И, возможно, подумал я, желает приобрести для единственного сына достойное жилье.

Но теперь, услышав от вас о расенах, я без труда сложил в нехитрую мозаику все недавние события вашей жизни. Зная, какие штуки проделывает с земляками Агнелли, я понял, что вы, так же, как и я в свое время, имели несчастье оказаться на Руси и повстречаться с Йогиней. Вернее, с одной из ее жриц.

Удивлены, Лонро? Так и есть, Йогинь у расен много. У этих женщин разные имена и разные предназначения.

Никогда не думал, что скажу это потомку одного из римских иллюминатов, но мы с вами… братья по несчастью, Лонро. И я когда-то отдал Йогине свое сердце. И вовсе не за злато, которым она щедро одарила меня и в первый раз, и во второй. Да, у меня, в отличие от вас, был и второй раз. Скажу больше: пройдет немного времени, и вы тоже, не в силах терпеть муки, снова отправитесь на Русь.

И я был молод, любопытен и дерзок: по материнской линии мой род восходит к вольнолюбивым Антам⁴². И замечу – не беден. Я бежал из Англии, желая оказаться подальше от донимающих меня родственников. Поэтому и сейчас живу здесь. Отец мой, так же, как и ваш, потомок «золотой когорты иллюминатов»⁴³. Он, старый лис, позже перебрался сюда за мной, за моими богатствами. Ибо четверым моим братьям и двум сестрам очень уж хотелось роскошной жизни, и они решили, что должны получить ее за мой счет. Узнав, что после поездки на Восток я разбогател и осел в Риме, они отправили ко мне отца.

Хоу несколько минут молчал, и его глаза были мутны. Потом он вынырнул из своих мыслей и продолжил:

– Я, Лонро, не гонялся на Руси за золотом и не искал славы. Тем более странно, что там, у расен, какие-то неведомые мне силы – с помощью алчного прохиндея Агнелли – так изменили мою жизнь.

Мне было около тридцати пяти лет. Непреодолимое желание самому строить свою жизнь привело меня к тому, что я откладывал как мог посвещение в тайны вавилонских мудрецов, не веря в их могущество, и счастливо избежал приобщения к их тошнотворным обрядам. Удивлены? Конечно. Я и не сомневаюсь, что вы, как послушный сын, разделяете явные и тайные устои ордена.

Так вот, я могу уверить вас, что ни один из нас: ни я, не имеющий никаких посвещений и приобщений, ни вы – вышколенный последователь иллюминатов, ни даже подлый скряга Агнелли – не представляем для Йогинь и их покровителей никакого интереса.

Ума не приложу, как ослепленный жаждой наживы Массимо узнал о том, что меры весов расен всегда склоняются к чаше интереса, а не выгоды. Он понял главное: дабы скрыть от наших глаз их тайны, славяне с легкостью отдадут и золото, и самоцветы…

Я тоже очень скоро понял, что Йогиня отдала мне на откуп все эти богатства, самородки, дорогие камни только для того, чтобы я не шел за ней дальше.

На лицо Хоу опустилась тень.

– …Мне не нужно было ее золото! И тогда, и сейчас мне была нужна только она! Но она забрала мое сердце и исчезла.

Когда я снова собрался в путь, отец не стал меня останавливать. А вся эта голодная свора: мои братья и сестры – остались в Англии ждать вестей о моей смерти.

Вернулся я только через два года, когда отца уже не было в живых. Вернулся и отгородился от всего мира. Никто из его детей так и не приехал на могилу старика. Зато его друзья-иллюминаты не оставляют меня в покое.

– Арти, – тихо спросил Джеронимо, – когда вы ездили на Русь второй раз, вы нашли след Йогини?

– Я нашел не просто след, Джеронимо, я нашел её. И хотя время не пощадило ни мое лицо, ни мое тело, она узнала меня.

Хоу умолк. Он поднял лицо к отверстию базилики, в котором блистали мириады звезд.

– Я не очень хорошо знаю их язык, – сказал наконец он, – но, похоже, это и не важно. Мы проговорили с ней до рассвета. – Глаза Хоу сверкнули. – Поверите ли, что за ту ночь и за другую такую же я с легкостью отдал бы без остатка всю свою жизнь?

Утром она наслала на меня сон. Когда я проснулся, Йогини уже не было. Вместо нее снова осталась только куча ненавистных мне самородков и слитков.

С тех пор утекло много воды, Лонро. Я, пользуясь связями отца, ссылаясь на желание узнать тайны расен с целью их разорения, смог прочесть множество древних, как мир, текстов, которые хранятся в библиотеках Ордена.

Недалеко от Кастели был найден огромный подземный город. Магистр Гандольфо Левий скупил эти земли, и теперь туда, в древние галереи, свозят письмена со всего мира. Под землей находится то, что в корне может изменить сознание людей – кроме тех, кто уже продал свою душу Братству.

Я искал, как будете искать и вы.

Рано или поздно вы вернетесь к расенам. И если вы вновь встретите свою Йогиню…

О, в этот момент начнется отсчет горестного времени, когда вас станут раздирать мучительные сомнения, а чуть позже – одолевать страшные физические недуги от сознания того, что в вашем теле есть примесь чужеродной крови. Вы станете молить богов о смерти. Сейчас вы меня не понимаете, но скоро вспомните каждое мое слово.

Расенские боги вам помогать не станут, а от покровительства наших, старых, мы с вами отказались уже давно. Останется только страдание, ибо «бежавший раб должен быть наказан».

Хоу снова посмотрел на звезды.

– Как хорошо, – сказал он вдруг. – Я уже давно заметил, как хорошо говорить правду. Мне сейчас так легко. Будто иудей-зубодер избавил от гниющего зуба.

Джеронимо поднялся. Пребывая в глубокой задумчивости, он прошел не более трех шагов и обернулся:

– То есть, – спросил он, – мы с вами даже не жертвы происков Массимо Агнелли? Скорее, жертвы проклятия славянских богов?