Кроме того, мы начали готовить пограничников к тому, чтобы каждый из них мог вести самостоятельно бой. До тех пор упор делался на коллективную оборону, взаимопомощь и так далее. Но в условиях реальных боевых действий этого было мало. Когда после финской войны возглавил наши все войска Тимошенко, он дал команду повсеместно учить полевым условиям войны. А у нас, в условиях границы, это выглядело так: группе в два-три человека давали продовольственный паёк и отправляли на несколько километров. Связи тогда практически не было, поэтому группа самостоятельно выполняла задачу, вела наблюдение, вынуждена была принимать решения. И еду, кстати, тоже готовили сами, что потом всем нам очень пригодилось на фронте. Это была очень нужная подготовка.

– Но вот пришло 22 июня. Как у вас это было?

– За неделю до этого дня, даже раньше, выходили мы на службу целыми отделениями и на несколько дней. И на самых вероятных направлениях нападения были у нас вот такие боеспособные группы. Дорог у нас не было, была всего одна – и та только для лошадей. Шла она через болота, и речка там была. А вокруг высотки такие небольшие. И вот выходили мы, занимали верхние точки с пулемётом, и гранаты у нас были. У пограничников тогда особо оружия не было. Ну винтовки. Автоматы после финской войны нам дали ППД, дегтярёвские, а они ещё во время финской себя не оправдали – замерзали на морозе с маслом вместе…

22-го вышла группа с заставы. В ней был и я, а всего нас было восемь человек. Пошли сменять наших, там лейтенант Соловьёв был с группой. И вот когда мы подошли… В общем, поднимаемся мы на высотку, а сзади, с нашей территории, по нам открыли огонь.

Бросились на землю, укрылись. Смотрим: большой отряд финнов полукольцом разворачивается – и идёт на нас. Поливали свинцом, не жалея боеприпасов. И мы приняли бой. На нашем участке мы оказались первыми, кто встал у них на пути.

Тут ведь главное что? Не суетиться. Хладнокровие, выдержка нужны, они почище автоматов пригодятся. Рассыпались мы, открыли прицельный огонь. Ну, стрелять мы умели. Ворошиловские стрелки…

Во время боя вспомнились угрозы финнов. Незадолго до войны прослушивали они нашу связь. Радио у нас не было, связь проводная, телефон. Так они даже прослушивать спокойно не могли, не выдерживали и включались в разговор: мол, мы скоро дадим вам жару! Нагло себя вели, не скрывали свои цели!

Но пока дали жару им мы. Отступая, они утаскивали своих то ли убитых, то ли раненых – несколько человек. У нас – ни одной царапины.

– В общем, вы по этому бою поняли, что началось что-то серьёзное, что это война?

– Представь, нет. Восприняли как боевую провокацию. Странно? А что тут странного, если мы на отшибе, радио у нас нет, телефона тоже нет, даже на заставе, потому что финны об этом позаботились.

Со второй попыткой вышли они на группу лейтенанта Соловьёва. На этот раз более массированно пошли в этом же направлении, уж очень оно им нравилось. И опять получили по носу крепко.

А в отряде-то, конечно, знают, что началась война, а тут с заставами связи нет, обстановка неизвестна. И прислали к нам старшего лейтенанта Кайманова, он был в отряде начальником боевой подготовки.

– Это тот самый Кайманов, который потом стал Героем Советского Союза?

– Да, и застава сейчас носит его имя – Никиты Кайманова. Прибыл он вначале на комендатуру, а она ведь несколько застав с тыла прикрывает, это ты знаешь…

– Да уж. Человеку, выросшему, как я, на заставах и в комендатуре, это объяснять не нужно.

– Как я понимаю, он уже там, в комендатуре, принял решение. Надо сказать, единственное разумное решение в этой ситуации. Наших соседей – пятую заставу – сразу же подняли по боевой и перебросили к нам, потому что у них менее вероятно было нападение. Часть командиров из комендатуры тоже направили к нам. Несколько человек было – сапёры они, оборудовали границу, – тоже прикомандировали. И образовался на шестой заставе крепкий такой кулак, которым можно было отбиваться в случае серьёзного нападения. А то, что оно будет, уже ни у кого не вызывало сомнения.

Они не заставили себя долго ждать. Через несколько дней, когда немцы местами далеко вклинились в нашу территорию, по нам ударили всей армейской мощью. Это уже не какой-то отряд – артиллерия била, миномёты. Авиация… Пошли войска. А у нас – сто двадцать с небольшим человек, про вооружение и оборудование я уже говорил.

Да, забыл ещё. Когда Кайманов прибыл к нам, то по его распоряжению мы сразу стали расчищать лес вокруг заставы. Лес строевой, сосновый, мы от заставы на 100–150 метров освободили территорию, чтобы незаметно нельзя было подбираться, сделали завалы против всякой техники, только пехота могла идти на нас, а пристрелян был нами уже давно каждый бугорок. Всё вроде бы правильно. Это многим спасло жизнь, но всего не предусмотришь. Ошибся и Кайманов. Как-то не учёл он, что до этих дней была долгая жара без единого дождичка, что лес был сухой, как порох. Финны подожгли его.

Обычно, когда говорят: «они были в огненном кольце», то имеют в виду, что окружены были полностью. Мы тоже были окружены, со всех сторон к нам пытались подобраться, но, кроме того, мы были в настоящем огненном кольце – кругом горел лес. Дым, гарь. Стреляют отовсюду, не жалея патронов. С момента полного окружения застава держалась девятнадцать дней! И никакой надежды на помощь, потому что связи не было никакой…

Каждый день мы отбивали атаки. Драка шла смертельная не только перестрелкой, но и врукопашную. У нас ведь не было сплошной линии обороны, откуда взять столько людей. По одному, по два в ячейках, а если где-то было туго, перебегали туда, на помощь. Старшина Егоров у нас был, пытались финны его живьём взять. Не вышло. Несколько солдат заколол в рукопашной, отбился. А они ведь все здоровенные, вояки белобрысые. Остались там лежать. Но потом Егорова тоже достали. Гранатой подорвали. Крепкий зуб, видно, был на него.

Был момент, когда вроде бы открылось окошко, появилась возможность хотя бы посмотреть, где прорываться в крайнем случае. Пошли комсомольский секретарь Морозов и ещё двое. Попали в засаду. Солдаты вернулись, а Морозов был тяжело ранен, не мог идти и прикрывал их отход. Его тоже хотели взять живым. Когда схватили, он рванул гранату… Сам погиб и несколько вражеских жизней взял с собой.

Потом погиб начальник заставы – мой старший лейтенант Азанов. Я был со станковым пулемётом возле основной дороги, там огневая точка была. Пока я отбивался здесь, финны пошли с другой стороны. Там, возле маленького озерка, домик начальника заставы стоял, и Азанов с небольшой группой принял там бой… Его снайпер убил…

– Потери вы понесли серьёзные.

– Мы потеряли убитыми почти половину личного состава. Раненых не считаю, они все были в строю. Да, вот про Кузьму Голикова забыл сказать. Он тоже дорогу прикрывал с другой стороны, но не со станковым «максимкой», а с ручным пулемётом. Вот это был боец фантастической храбрости. Он ведь и финскую войну прошёл, к нам его перевели из частей Красной Армии уже с орденом Красного Знамени. Тогда это была такая редкость! Краснознамёнец – это считалось почти как Герой Советского Союза. К сожалению, в военной кутерьме разошлись наши пути, и больше я не видел его никогда.

Наступил момент, когда у нас почти не осталось боеприпасов. Продовольствие кончилось раньше. Самое страшное – не было воды. На территории заставы один-единственный колодец был, а застава – как на ладошечке, простреливается всё. И жара, жара… И гарь эта вокруг… И говорить уже не можешь, всё распухло.

– Был фильм такой – «Тринадцать». Видел?

– Один из самых моих любимых фильмов.

– Так вот там, когда они вокруг колодца с басмачами и полковником Скуратовым воевали, там была пустыня. А здесь – север, считай, леса вокруг, озёра, даже на территории заставы маленькое было, говорил я уже, – а пить хочется страшно. И достать воду нельзя, потому что несколько человек с фляжками пытались подобраться и остались там лежать навсегда…

– А ночью? Впрочем, простите за глупый вопрос. Какая ночь, лето же, белые ночи…

– То-то и оно. Разгар белых ночей, круглые сутки светло… И вдруг потемнело и пошёл дождь! Счастье-то какое! Уже и белые ночи не такие белые, и дожди пошли, стало легче.

Рано или поздно нужно было выбираться из окружения к своим. Кайманов поручил мне любой ценой добраться до отряда, чтобы доложить, и хотя бы с самолётом прислали боеприпасы, еду. Дали мне ещё несколько человек, и мы пошли.

Мы дошли. Проползли через кольцо, плутали в лесу, сбили ноги, но вышли. В отряде доложил Молочникову, а он смотрит на меня и не узнаёт – лицо так распухло от укусов комаров…

Потом спросил меня:

– Сопровождающим на самолёте полетишь?

– Полечу.

Но не полетели мы. В авиации сказали: выделить самолёт не сможем.

Была у нас договорённость с Каймановым: если через 5–6 дней самолёта не будет, они будут пробиваться самостоятельно. Они пробились. Под командованием Кайманова все оставшиеся в живых добрались до отряда.

…Передохнуть нам дали два-три дня. Да только не до отдыха было. Выпили, конечно, за возвращение живыми. И всё. В бой. Немцы вместе с финнами пёрли на город Суеярви и на Петрозаводск…