1. Укрепление мистического мировоззрения.
Третья завершающая стадия характеризуется укреплением мистического мировоззрения. Основные установки мистической личности уже определены, мистическая школа выбрана, внутренний мир уже закончил перестраиваться. Основные мистические представления человека о самом себе и о мире уже завершены. Человек попадает в состояние, которое можно назвать «Установкой мистического Я». В дальнейшем человек может достичь так называемого «просветления».
2. Достижение состояния просветления (в некоторых случаях).
В некоторых случаях после прохождения «Установки мистического Я», которая является завершающей, в становлении мистической личности человек может достичь состояния «просветления» – высшего состояния духовности и осознавания себя. Не все мистики смогли достичь этого состояния. Однако будущему человеку мистическому есть, к чему стремится. Просветление у Ошо:
«Я смеялся. Я хохотал от души, потому что постиг всю бессмысленность жажды просветления. Это действительно смешно, потому что все мы рождаемся просветленными, а желать того, что уже есть, совершенно бессмысленно. Если у тебя что-то есть, это уже нельзя обрести. Обрести можно только то, чего нет у тебя или в тебе. Но просветление – в нашей природе.
Я боролся за него на протяжении многих жизней, потому что за одну жизнь этой цели не достичь. За этот срок я делал все, что только возможно, но неизменно терпел неудачу. Я был обречен на провал, потому что просветления нельзя достичь. Как можно его обрести, если оно уже в твоей природе? То, что у тебя уже есть, не сделаешь с помощью честолюбивой мечты.
Разум честолюбив, он тянется к деньгам, власти и престижу. Но в один прекрасный день, когда он уже по горло сыт внешней деятельностью, его начинает манить просветление, освобождение, нирвана, Бог. Но это все то же честолюбие, изменилась только цель. Прежде цель была извне, теперь она внутри. Но твое отношение, сам твой подход ничуть не меняется – ты остаешься прежним человеком с прежними привычками.
Слова «день, когда я достиг просветления» означают только одно: в тот день я понял, что нечего достигать, некуда идти, не нужно ничего делать. Мы уже божественны, мы уже совершенны – вот и все. Не нужно никакого совершенствования. Бог всех нас создает совершенными. Даже если нам встречаются люди несовершенные, легко заметить, насколько совершенно их несовершенство. Бог никогда не создает чего-то несовершенного.
Я слышал историю об учителе дзэн по имени Бокудзю. Он объяснял своим ученикам, что все в нашем мире совершенно, и тут поднялся один человек, старый горбун. «А как же я? – спросил он. – Я горбун! Разве это совершенство?» А Бокудзю ответил: «Честно скажу, я никогда прежде не видел такого совершенного горба».
Говоря о дне, когда я достиг просветления, я говорю неправильно, потому что других слов в нашем языке не подобрать, ведь этот язык придуман человеком. В нем есть такие слова, как «достижение», «обретение», «цель», «совершенствование», «развитие», «прогресс». Язык придуман не просветленными. Честно говоря, они и не смогли бы придумать какой-нибудь язык, даже если бы захотели, потому что просветление приходит в тишине. Как выразить молчание словами? Как ни пытайся, но любые слова непременно нарушают безмолвие.
Лао-цзы говорит: «Изреченная истина есть ложь». Истину невозможно выразить словами. Но нам приходится говорить на каком-то языке, другого выхода нет. И потому мы всегда подчеркиваем одно условие: язык не может точно отражать переживания. Поэтому я и говорю: «в тот день, когда я достиг просветления». Но это было не достижение, и то был не я.
В тот день я смеялся над своими глупыми, смехотворными попытками обрести просветление. Я смеялся над самим собой и над человечеством, потому что все люди стараются чего-то достичь, что-то обрести, что-то улучшить.
Все произошло в состоянии полной расслабленности. Так оно всегда и бывает. Я испробовал все, что можно, а потом, увидев тщетность любых усилий, отказался от попыток. Я забыл о своей мечте. Целую неделю я жил совершенно обычной жизнью.
Люди, у которых я жил, очень удивились потому что я впервые начал вести нормальный образ жизни. До того вся моя жизнь была подчинена суровой дисциплине.
Я жил в той семье два года, и они знали, что я встаю в три часа утра, потом совершаю четырех-пяти мильную прогулку или пробежку, потом иду купаться в реке. Таким был мой режим. Простуда или другое недомогание – все это не имело значения, я все равно следовал своему распорядку дня.
Они знали, что я провожу долгие часы в медитации. Вплоть до того дня я много чего не ел. Я не пил ни чая, ни кофе. У меня были жесткие правила насчет того, что мне можно есть, а чего нельзя. И вдруг я на целую неделю забрасываю все это. Однажды утром я сплю до девяти часов, а потом выпиваю чашку чаю. Хозяева дома были озадачены. Они спрашивали: «Что случилось? Ты заболел?» Они всегда считали меня великим йогом.
Вот одна мелочь, которая показывает, как это было. У меня на все случаи жизни был один-единственный лоскут ткани. Днем я ходил, завернувшись в него, а по ночам укрывался им как одеялом. Спал я на бамбуковой циновке. Вот и все удобства – одеяло и бамбуковая циновка. Больше у меня ничего не было, никаких вещей. В то утро, когда я встал в девять утра, хозяева очень удивились. Они сказали: «Тут что-то не так. Ты, должно быть, сильно заболел?»
«Нет, я не болен, – ответил я. – Болен я был все эти годы, а теперь я, наоборот, выздоровел. Отныне я буду просыпаться, когда захочу, и спать ложиться буду, когда начнет клонить в сон. Я перестал быть рабом времени. А еще я буду есть и пить то, чего захочется моему организму. С меня хватит». За ту неделю я начисто позабыл про свою мечту о просветлении. Я забыл о ней навсегда.
А на седьмой день случилось это. Само по себе, безо всякой причины. Я расхохотался, и этот смех услышал садовник. Он и раньше полагал, что я немного не в себе, но такого смеха никогда прежде не слышал. Он прибежал ко мне и спросил: «Что случилось?»
«Не волнуйся, – ответил я. – Ты же знаешь, я всегда был слегка тронутым, а теперь просто окончательно с ума сошел. Я смеюсь над самим собой. Не обижайся и не сердись. Можешь спокойно спать дальше» [Ошо Автобиография духовно неправильного мистика. Издательство «Весь» 2009].
Формирование личности начинается в семье. Именно здесь закладываются основы человеческого характера, отношения индивида к окружающим, его социальные и мировоззренческие ориентации. Отношения между ребенком и родителями являются первой формой непосредственных социально-психологических контактов, в которые вступает ребенок и от содержания которых зависит очень многое в его последующем развитии.
Зарубежные религиоведы признают, что семья играет чрезвычайно важную роль в процессе формирования мистицизма ребенка. Психолог из ФРГ В. Трилльхааз указывает, что мистическое впечатления, полученные ребенком в рамках семьи или через ее посредство, имеют для последующей мистической жизни основополагающее значение. Социальные психологи М. Аргайл и Б. Бейт-Халлами считают, что религиозные так и мистические установки родителей – один из наиболее важных факторов формирования мистицизма новых поколений. Они приводят данные опросов студентов в США, в ходе которых те указывали, что наиболее сильное влияние на становление их мистицизма оказали родители. О воздействии родителей на мистические верования детей свидетельствует также тот факт, что большинство детей сохраняет конфессию родителей. Например, по данным американского социолога В. Старка, в 1963 г. 85% молодых католиков, 71% молодых протестантов и 65% молодых последователей иудаизма в США сохранили вероисповедание своих родителей [15. Угринович Д. М. Психология религии М.: Политиздат, 1986.].
На основе многочисленных исследований психологи установили, что для ребенка дошкольного возраста родители являются бесспорным и абсолютным авторитетом. Ребенок постоянно, причем часто неосознанно, подражает их действиям, их поведению, их словам. Неудивительно, что в мистических семьях, где родители проводят специальные обряды, говорят о мистицизме и мистических традициях о высшем существе, управляющем всем на земле и наказывающем людей за их «грехи», создается общая социально-психологическая обстановка, способствующая формированию мистицизма у ребенка. Еще более интенсивно формируются навыки мистического поведения у детей в тех семьях, в которых родители или старшие родственники сознательно и целенаправленно воспитывают детей в мистическом духе, в частности заставляют их молиться, читают с ними мистическую литературу, разъясняя ее содержание.
Сложной проблемой является выяснение психологических особенностей детской психики, которые создают благоприятные возможности для формирования мистицизма. М.Ф.Калашников выделяет ряд таких особенностей. Детям, прежде всего дошкольного возраста, присуще чувство незащищенности, беспомощности и абсолютной зависимости от взрослых. Поэтому у них отсутствует какое-либо сопротивление «мистическому» воздействию родителей. Дети младшего возраста доверчивы ко всему, чему их учат родители, что в значительной степени объясняется почти полным отсутствием у них личного опыта и знаний. Им свойственна подражательность. Подражание они проходят сложный путь, изменяясь от внешнего к внутреннему, от непроизвольного к произвольному. Постепенно на основе подражания у ребенка формируются не только стереотипы мистического поведения, но и некоторые элементарные мистические образы и представления [Калашников М. Молодое поколение и религия].
Дети впечатлительны, они активно воспринимают и глубоко переживают любые внешние раздражители, что также способствует усвоению ими мистические образов и представлений, связываемых с культовыми действиями или наглядными мистическими изображениями (например, иконами). Дети очень внушаемы, исключительно восприимчивы к указаниям, требованиям и наставлениям родителей. Это также психологическая предпосылка для формирования мистицизма. Некоторые особенности мышления детей, в частности склонность к олицетворению окружающих природных явлений, к наделению их человеческими (антропоморфными) свойствами, также могут играть роль благоприятствующего фактора в формировании мистичности.
Не вдаваясь в анализ того, насколько полно представлены в этой классификации особенности детской психики, насколько удачна их группировка, подчеркнем лишь общий методологический принцип, согласно которому указанные выше особенности психики ребенка создают только возможности и предпосылки для формирования мистицизма, но не являются обязательными ее детерминантами. Можно согласиться с М.Г.Писмаником, что воображение ребенка дошкольного возраста, его стремление к олицетворению окружающего, увлеченность сказочно-фантастическими образами ни в коей мере не означают, что он уже «заражен» мистицизмом или, что у него присутствует естественная предрасположенность к вере сверхъестественное. «Освобождение от детской веры в чудеса и волшебства, – пишет М.Г.Писманик, – осуществляется незаметно для самого ребенка в ходе нарастания личного опыта и влияний взрослых и не оставляет никакой предрасположенности к религиозной вере» [Писманик М. Г. Личность и религия]. Это высказывание справедливо, но при одном важном условии: если в семье ребенка отсутствует мистическое влияние родителей, дедушек и бабушек. Если же такое влияние имеется и тем более если религиозное воспитание детей ведется систематически и целенаправленно, то выделенные М.Ф.Калашниковым особенности детской психики могут быть использованы для внедрения в сознание и поведение детей мистических стереотипов, образов и представлений.
Как показало исследование, проведенное американским психологом М. Изером, религиозное/мистическое влияние, оказываемое на детей, препятствует воспитанию у них правильного подхода к решению многих практических вопросов. В ходе исследования детям из разных семей предлагались различные воображаемые жизненные ситуации – причем это делалось либо устно, либо с помощью соответствующих картинок – и требовалось выбрать один из заранее подготовленных вариантов ответа. Ответы носили либо анимистический, либо религиозный, либо научный характер.
Исследование показало, что две трети детей из глубоко мистических семей давали анимистические или ответы мистического содержания и только одна треть – научные, в то время как дети из семей, не отличавшихся мистицизмом, давали от двух третей до половины научных ответов. Вывод состоит в том, что мистическое воспитание препятствует развитию способности детей воспринимать научные объяснения явлений. С этим выводом нельзя не согласиться.
У дошкольников мистические так и религиозные представления еще не отделились от других сказочно-фантастических образов и представлений, они носят наглядный, антропоморфный характер. Вот что пишет об этом бывший священник Г. Коршунов, порвавший с религией: «Очень рано началось формирование моей религиозности. Родители мои были людьми, как они выражались, „богобоязненными“. Меня приучали верить в бога, служить ему. Первое осмысленное впечатление детства связано у меня именно с богом: рано утром ко мне подходит мать, берет на руки и несет в угол, где висят многочисленные образа, горят два огонька, привлекающие взор; мать складывает щепоткой мою правую руку, водит ею поочередно по лбу, животу, плечам и говорит: „Дай, боженька, здоровье мне, папе, маме и бабушке с дедушкой“, а затем наклоняет мою голову для поклона» [Угринович Д. М. Психология религии М.: Политиздат, 1986.].
В раннем возрасте еще нет подлинного мистицизма, т.е. веры в сверхъестественное. Ребенок-дошкольник не отличает естественное от фантастического, его мистические навыки носят преимущественно внешний характер. Это признают и зарубежные психологи. Г. Оллпорт приводит следующий любопытный факт. Ребенок, приученный молиться на ночь, попав в новую обстановку, где отсутствовало привычное для него изображение богоматери, стал проявлять беспокойство. Он нашел на столе популярный иллюстрированный журнал с изображением кинозвезды на обложке. Совершив перед этим изображением вечернюю молитву, ребенок спокойно отправился спать.
В процессе формирования мистицизма у ребенка большую роль играет та языковая среда, которая его окружает. Ребенок овладевает языком в самом раннем возрасте. При этом в мистических семьях он может встретиться со словами мистического содержания. Как указывает польский исследователь С. Опара, такие понятия, как «бог», «ангел», «демон» и другие сверхъестественные существа, воспринимаются ребенком главным образом в их сигматической функции (т.е. функция обозначения). Ребенок весьма смутно представляет себе значение подобных слов, однако под влиянием мистицизированых родителей он верит в реальность существ, обозначаемых этими словами. И это в дальнейшем, несомненно, оказывает влияние на его отношение к мистицизму [Угринович Д. М. Психология религии М.: Политиздат, 1986.].
Конечно, понятия, связанные с мистицизмом, могут употребляться и в немистических. Но для правильного воспитания детей нужно с самого начала объяснять им, что эти слова и понятия не обозначают чего-то реально существующего, что их содержание – результат человеческого воображения, фантазии.
Сложной проблемой является вопрос о том, как влияют отношения между родителями и детьми на формирование мистических детей. З. Фрейд и его последователи утверждали и утверждают, что именно эти отношения (точнее, отношение ребенка к отцу) есть основа формирующейся мистицизма ребенка, что сверхъестественные существа представляет собой своеобразную проекцию отца. Выше уже говорилось, что с такой точкой зрения нельзя согласиться и что главные корни мистицизма лежат не в сфере отношений между детьми и родителями в семье, а в гораздо более широкой сфере социальных отношений. Однако это не значит, что во взглядах Фрейда на эту проблему нет ничего заслуживающего внимания [Угринович Д. М. Психология религии М.: Политиздат, 1986.].
Фрейд здесь абсолютизировал некоторые реальные аспекты отношений между родителями и детьми, которые при определенных обстоятельствах могут сыграть свою роль в формировании мистицизма ребенка. В частности, как считают психологи, система авторитарного воспитания, навязывание детям жестких требований без учета особенностей их психики вообще и индивидуальных особенностей данного ребенка в частности, может формировать психологические черты, благоприятные для возникновения мистицизма. Я уже ссылался на мнение психолога З.В.Балевица, который разделяет эту точку зрения. В то же время формулировка З.В.Балевица, считающего, что напластования раннего детства – бессознательные, интуитивные, вследствие качественного отличия структур сознания ребенка и взрослого субъективно кажущиеся потусторонними – являются основой внутренней мистичности верующего, представляется не вполне корректной. Думается, что слово «основа» может быть истолковано здесь неправильно и его следует заменить словами: предпосылка, условие. Психологические «напластования» раннего детства, в том числе и бессознательные, могут быть включены в систему мистических верований только при наличии активных мистических влияний извне, в частности со стороны родителей [Угринович Д. М. Психология религии М.: Политиздат, 1986.].
О проекте
О подписке