– Если бы были, это изменило бы твое отношение ко мне? – «Что за подготовка к ЗАГСу? – стрельнула мысль. И что у тебя вертится вообще в голове? Неужели я произвожу впечатление стабильного, уравновешенного жениха в поисках своей голубки? Алена, посмотри, пока ты цедишь первый стакан коктейля, я уже разменял третий за семь минут! Какая стабильность, о чем ты думаешь?!».

Было видно ее внутреннее метание между настоящей оторвой Аленой и банкиршей, старающейся держать марку. Ничего, Леша подождет.

– Фигуристки лучше всех следят за своими фигурами.

– Смешно, ха-ха-ха! – ее смех оказался звонким, четким.

Чем откровеннее ржет персонаж, тем душевнее сам по себе человек, более открытый, что ли. Эту дурацкую черту я подметил уже давно. А еще такие девчата умеют оторваться.

– Что будем есть? – спросила она, уставившись в меню.

– Все, что хочешь. По идее, котлеты в местном пабе должны быть тоже крафтовыми и сочными, – мне хотелось сделать акцент на двусмысленности слова «сочность», и я смотрел ей прямо в глаза, немного улыбаясь при этом.

Она блеснула в ответ зелеными изумрудами и, как опытный ловец, завуалировала свой посыл молчаливым игнорированием моего межстрочного диалога. Игра продолжалась.

Гамбургеры готовили непривычно долго.

– Видимо, он, – я кивнул в сторону бара, – и за бармена, и за бухгалтера, и за повара, и сам себе за жену, – вырвалось из меня от нетерпения.

Алена рассмеялась в голос. Она раскрывалась, как хризантема, с каждым глотком, показывая свои устремленные всюду и никуда лепестки-интересы, и тем радовала меня. На время забылось желание всадить шутя этой малышке.

Поужинав, она не отказалась сесть в машину. Долго не размышляя, под включенную музыку нежно направил ее подбородок в свою сторону. Алена уверенно поддалась и, впиваясь губами, начала постанывать. Маленький язычок умело вертелся, сначала словно рапирой отбиваясь от моих атак на своей территории, а после перейдя в наступление ко мне. Она приятно пахла. И «Егорка» подскочил. Вообще, запах – одно из самых главных проявлений женщины. Она не должна пахнуть рыбой, перевариваемой пищей или вчерашним днем. Возбуждение вернулось от Егорки в голову, от головы к рукам, и они потянулись ласкать незнакомое тело такой притягательной Алены. Но добравшись до ее гнезда раздора, я получил конкретное «нет».

– Все так хорошо начиналось, – прессовал я озорную девчонку.

– Ты мне нравишься.

– А так буду нравиться еще больше.

– Мне пора.

И она вышла, прикурив себе и мне.

– Рад был с тобой встретиться, это был насыщенный день.

Она докуривала уже по пути к своему дому, обернувшись лишь на повороте, чтобы убедиться, слежу ли за ней. Следил.

Ехал я с мыслью, что мои трусы промокли. И меня забавляла способность не злиться, что будучи сытым, остался в этот вечер все же голодным.

Через день мы списались. Признаться, ненавижу длинные переписки, такие же длинные разговоры и лобковые волосы. Последнее – атавизм для неандертальцев, жующих бананы и пукающих на свои пальцы.

Договорились, что заеду так же в 19:00. Вообще, девушки, знайте: когда вы договариваетесь о времени, опаздывая на десять минут, вы еще милы («Наверное, прихорашивается для меня», – так думают ожидающие принцы), когда на двадцать – вы уже тупеете в глазах кавалера, когда на пятьдесят – появляется мысль: «Трахну ее на раз очень грязно, забуду и заблокирую контакты».

Барышни явно перебарщивают с надоевшим стереотипом об ожидании, забывая, что и нам известен этот избитый инструмент то ли определения «тот ли это кавалер», то ли инструмента самовозвеличивания своей мохнатки. Аксиома: минута ожидания – минус грамм уважения! Если бы среднестатистическая девушка суммировала все те часы ожидания своих кавалеров за весь сексуальный путь собственной «улиточки», то в надежде исправить карму пришлось бы ей быстро давать самым несчастным, лишенным женского тепла мужчинам в большом количестве. Карма страшная штука!

В итоге Алена вышла в 19:25 – как всегда, в хорошем расположении духа. Даже не вышла, а выстрелила, как снаряд, пнув дверь банка ногой, словно шалопай-школьник закончил учебный год, и ему было все равно, что осталось за его спиной, – он наконец свободен. Дождалась! Она хлебнула от души с радостной миной глоток воздуха и продекламировала:

– Это никогда не кончится! Они явно хотят меня выдрать сначала поочередно, а потом все разом, – затараторила Алена.

– Шли их лесом, у тебя все впереди!

– Не могу, ипотека, сын, – она продолжала курить и словно не обращала внимания, как я отреагировал на наличие нового героя в нашем романе.

Что это, переход к новому формату взаимоотношений? То, что она приняла какое-то решение в отношении меня, это понятно. Не будущий муж – факт! Почему не побоялась сообщить о своем двойном грузе? Она не из тех, кто припадает ушами к сладким комплиментам. Да и сам я был не из тех, кто будет раскидываться эпитетами и ожиданиями, склоняя к постели через ложь, не 17 лет. Значит, сегодня будет веселее.

Поехали на ее желтом «Опеле». Это чудо оказалось на удивление юрким, входило резко в повороты, слушалось молниеносно руля и педалей. А пробитый глушитель создавал ощущение присутствия подо мной гоночного кара, способного порвать все, в том числе и мой зад. Ощущения были смешанные. Она пыталась произвести впечатление опытного водителя, кидая свою блоху то в одну полосу, то в другую, влезая между машин. Ремень незаметно застегнулся на мне. Зазвучал шансон. Пазл собирался в голове. Представился лесоповал, двенашка строгача, и она ублажает «мамочку».

– Я слишком резко вожу? – не без радости в голосе спросила Алена.

– Не то чтобы, нормально. Просто водители нынче пошли не ахти какие, могут не успеть отскочить.

Ей нравилось быть в моих глазах не такой, как все. И она такой была. Даже слишком не такой.

Мы приехали на ту же парковку, что и в прошлый раз. Тот же паб, ее дом напротив.

– Давай, я сразу в паб, а ты подрывайся туда, как переоденешься, – не дожидаясь ответа, вышел из авто.

Быть может, она представляла себя водителем такси из одноименной французской кинокартины? Или пчелкой, беззаботно летающей от ромашки к ромашке? Потому столько драйва за рулем.

Вечер стал похож на предыдущий, интрига уходила, а секса хотелось больше. Представил, какая она без одежды. Голые плечи, не скованные лямками белья. Маленькие коленочки, пропадающие за моими руками. И чуть виноватый взгляд.

Она много говорила, ей нужно говорить, иначе потеряет равновесие. Она пила коктейль, ела салат, смеялась в голос и блестела глазами. Сегодня достаточно было кивать и иногда говорить короткими фразами. Это ее вечер.

– Паб закрывается, нам пора.

– А твоя машина? – спросила Алена.

– Помню, где она, и заберу завтра.

– Поехали. Прокатимся, – неожиданно взяла в свои руки сюжетную линию банкирша.

Ремень сразу пристегнулся на мне. Я с трудом сглотнул. Зазвучал шансон. И желтый жук запердел на всю улицу.

Живет она в районе, где были только новостройки, – «Новокосино-2» вроде. Слева от нас, вдоль дороги, пробегали жилые массивы, а справа – поля, холмы, перерытые бульдозерами. Доехав до конца улицы, мы уперлись в широкую развилку, которая в перспективе должна была стать пересечением нескольких дорог. Но сейчас там ничего не пересекалось и стояли бетонные блоки, освещаемые уличными фонарями. В одной части припарковались пять или шесть машин с молодыми девчатами и ребятами. Те дрифтовали, курили и выпивали.

– Давай все же не стареть, несмотря на твои двадцать восемь? – улыбнулся и включил радио вместо Круга. – Дай прокатиться на твоем зверьке.

– Ты не поместишься, – засмеялась Алена.

– Как-то же сел пассажиром.

Действительно, машина сделана для подростков и миниатюрных барышень, пришлось самому подстраиваться под зеркала и вылет руля, садясь глубже в водительское сидение. Провернул ключ, и дохнущая блоха туберкулезно закашляла. Толпа дрифтеров обернулась и замерла в ожидании. Звук, издаваемый авто, больше подошел бы «Форд Мустангу» или любому другому масл кару. Мы тронулись, и в этот момент навстречу нам выкатился патрульный автомобиль. Главное, морда кирпичом и не паниковать. В конце концов, это небольшой штраф за отсутствие в страховке вписанного лица, допущенного к управлению, а алкашку сам даже не чувствую – уже выветрилась. Но Алена не была того же мнения и оттого вжалась в пассажирское сидение, открылся алый рот, дыхание сперло. Захотел ее жадно. Патруль проехал дальше. Видимо, ребята на тачках куражатся все ночи напролет, чем досаждают соседним многоэтажкам. Потому и патрулируют здесь, не давая молодым и беспринципным разгуляться.

Сделав круг, мы славно пожамкались. Мне льстила возможность трогать фигуристую красавицу на освещенной площадке. Оттого завелся, как бес, и начал склонять зеленоглазую к интиму. В этот раз мне дозволено было чуть больше. Можно было помять маленькую грудь и грязно полапать бедра курочки. Понятно, она идет по женским фреймам. Постулаты гласят: не делать слишком доступным свой пирожок! А маленькие радости только на третьем или пятом свидании. Вот кто та тварь, и почему ей удалось убедить такое количество милых созданий целоваться на третьем, а скидывать штанишки не раньше пятого свидания? Жамкались мы до глубокой ночи.

– Тебе на работу-то нужно? – поинтересовался, поняв бессмысленность пустых лобызаний.

– Да.

– Тогда поехали до тебя, вызову такси. И тебе нужно с глушителем, если в нем, конечно, дело, что-то делать. Это может рано или поздно сказаться на твоем движке. И, видимо, масло нужно менять, свечи. Посмотри, горит чек, и двигатель на холостых работает нестабильно.

– Нормально все, езжу же пока.

– Потом она встанет – плакать будешь.

– Не встанет, – упрямилась логике Аленка.

– Давай завтра посмотрю. Отвезу ребятам, продиагностируют.

– Как хочешь.

– Мне не сложно. Они посмотрят. Тебе скажу, что там, а далее примешь решение сама, что с ней делать.

– Хорошо.

– Завтра заеду за ключами.

Часов в 11:00 был у нее в банке, забрал ключи, поймав во взгляде Алены удивление от моей решимости и сомнение, а кто я вообще такой? Отдаю ему машину, а вдруг развод и прощай, желтая блоха? Но ключи она все же вложила в руку, пристально сканируя меня.

Ремонтировать особо было нечего. Глушитель заварили аргоном и долили масла в двигатель. Его действительно было мало. Индикатор тревоги пропал с монитора космической капсулы, немного покрутив двигатель на холостых. Машина превратилась из умирающей лягушки в стрекочущего желтого жука.

Знакомые парни в сервисе покрыли машину и меня тонной сарказма. «Поменял свой внедор на настоящий автомобиль? Изменил жизнь к лучшему?». «Нет, – отвечаю, – просто нарастил себе члени не нуждаюсь в больших и мощных тачках».

Мужской юмор всегда более едкий и болезненный. Бьет по уязвимым и неожиданным местам. Это бокс. Сейчас тебе в голову послали два коротких джеба, зазевался и получил по печени. «Видимо, – говорю парням, – не нужно заправляться на малознакомых заправках. Машина чихнула, скинув с себя всю брутальность, и пожелтела заодно».

Желтенький «Опель» готов был выслушивать любые унижения из благодарности за восстановленное сердцебиение и приличный выхлоп.

Театрально имитируя цыпленка – постукивание по бокам локтями, придурковатая походка и звуки пернатого, – ребята из сервиса попрощались со мной.

– Все готово, жду тебя на улице, отвезу домой, – я положил трубку, услышав «хорошо».

Ее машину оставили у банка, как желтое яркое пятно на зеленом корпоративном жакете Сбера.

– Сегодня поедем не туда, покажу, где буду жить.

– Отлично, говори адрес, но сначала поесть и выпить, – поставил перед ней обязательное к выполнению условие. Если предстоит веселье, то пусть оно будет на сытый желудок и дурную хмельную голову.

Паб нам был рад. Долго не рассиживаясь, мы откушали полюбившегося бургера, запили вискарем.

– Девушка, а вы не из дворян, случайно, будете? Да, но… как вы догадались? Уж больно сиськи у вас благородные. И жопа такая… знатная!

Аленка от неожиданной репризы дико расхохоталась, выплюнув часть гамбургера. Пытаясь его поймать, опрокинула стакан с алко. Отчего стало еще смешнее.

– Если тебе не понравился бургер, то сразу бы так и сказала. Ни к чему им меня расстреливать, – смеялся ей в унисон.

В пабе сидела еще одна парочка. На наше гоготание они ответили демонстративным выходом из заведения.

– Слушай, так в нашем распоряжении целое заведение! Аленка, этот вечер посвящен тебе! Этот паб арендован для нашего рандеву! Заказывай песню!

– «Владимирский централ»! – пульнула зеленоглазая.

Кто этот зрелый мужчина, что подсадил тебя на эту тяжелую, в смысле текстов и грусти, музыку? Она о нем не говорила. Видимо, болезненное было расставание.

Судя по ее рассказам, она вела бизнес. Видимо, это он купил ей вендинговые автоматы, в которых было все: и вода, и снеки, и шоколадки, и даже фотобудка. Странно, что разработчики этого чуда не вставили в него сауну и возможность одной кнопкой вызывать путан. В этом случае агрегат был бы популярен. Но по факту обслуживание выходило излишне дорогим, а владелец помещений, где размещались автоматы, оказался не слишком порядочным. Очередное повышение аренды он бы отменил, но вот мотивации у него мало, «понимаешь?». И Аленка все понимала.

Она волновала и манила. Она дурманила и опьяняла. Но ей хотелось выбирать себе партнеров по любви, а не по выгоде. А он, арендодатель, уж больно был страшненький. Аренду не вытягивала, и в итоге автоматы торговый центр конфисковал в счет уплаты задолженности. Таким образом обломалась карьера бизнесвумен. И Аленка пошла торговать тем, чем торговать проще всего, – красотой.

Модельное агентство с радостью приняло милое создание и разглядело в ней талант к профессии. Пошли фотосессии ангелочков, страстные эмансипированные фото доминирования и много-много секса в объективе. Больше ничего Аленка пока не рассказывала. Видимо, самый отврат по ее шкале мерзости лучше было не вскрывать. Не в той степени доверия находимся. И я все понимал. Всему свое время.

Мы доехали до соседнего района по единственной двухполосной дороге через пробку, отчего я немного приуныл. Но подъезжая к ее дому, почувствовал волнение, переходящее в возбуждение. Руки скользили по рулю, а фантазия рисовала линии ее бедер и груди. Пальцы уверенно схватили черный обруч, а фантазия нарисовала, как направляю ее кисти к своему «Егорке», – она его обхватывает. Звучала громко музыка, настроение было приподнятое у обоих, хотелось жить и сообщить всем об этом.

Припарковался. Резко повернулся и прижался через подлокотник к ней, впившись пересохшими губами в ее влажные лепестки, срывая поцелуй. Влез под блузку, нашел пару симпатичных малышек, готовых к общению. Джина вызывать не было нужды – он был готов к услужению и давил джинсы с такой силой, словно намеревался без разрешения натворить чудес. Перелез через сидение на диван второго ряда, она пристально посмотрела, хмыкнула, приподняв плечи, и перевалилась через барьер сидений, разделявший нас.

– Хочу тебя! – проговорил я сквозь зубы, задыхаясь.

– Возьми… – шепнула, пылая, Алена.

Одежда словно соскользнула с нас – так быстро и незаметно ее сняли. По колонкам стучала попса. Такая незатейливая, радужная. Все было легко, все возможно. Это мгновение безраздельно принадлежало нам. Так жадно мне давно не хотелось осквернить пуританские устои. Мой котелок набух и, как чайник, начинал свистеть и пульсировать. Зайдя в ее гавань, чувствовал толчки крови, бьющей в самый кончик, сквозь толщу из чувственности, из страсти, мяса и кожи. Ее тело послушно изгибалось подо мной, отдаваясь целиком. Мне хотелось еще, еще, еще! Окна запотели. Душили себя – жадно дыша, съели весь кислород. Оттого голова пошла кругом и мы оторвались от реальности. Алена прижимала меня так сильно к себе, что чувствовал, как растворяюсь в ней. Неморгающие зеленые глаза пугали и одновременно с тем разжигали сильнее.

Я взорвался бурной канонадой залпов, огласивших победу над синдромом Робинзона Крузо, – девственность не вернулась ко мне на необитаемый остров.

– Ты меня покорил, – спокойно сообщила, не меняя позы радушной любовницы, Алена.

– Чем?

– Тем, что отремонтировал тачку. Не должен был, но сделал. Думала – треп.

– Она еще нуждается в ремонте, так что не забывай об этом, – помолчав, добавил: – Не умею принимать похвалу, спасибо. Все как-то кажется, это не про меня; или кажется, подтаю и расслаблюсь. Дурная привычка принижать свои заслуги перед людьми, делающая мои поступки бессмысленными и невесомыми.

– Пойдем ко мне, все же покажу свою квартиру.

Подъезд не выглядел убого, дом был новый, и в нем еще не кипели страсти пубертатного периода. Этому подъезду еще предстояло взрастить диких до безумства детишек, способных осквернить стены информативными сообщениями, – кто кому дал и кто лучше сосет. А пока стены подъезда были девственны и пахли недавней отделкой друзей из ближнего зарубежья.

Лифт был страшен. В момент заселения, примерно два-три года, кабина лифта остается обшитой фанерой для сохранности приличного вида. Вот тут-то на фанере и был весь фольклор преимущественно узбекско-таджикской направленности. Можно увидеть слева рекламу «строителей-профессионалов», причем ошибки были не только в описании работ, что выполняют оные, но и в номерах телефонов, на которые отвечали не Нурланы и Беки, а ничего не подозревающие Тамары Васильевны и Элеоноры Андреевны. Справа – социальные успехи государства, описанные в виде номеров социально малоответственных представительниц интимной профессии, по сути, того же строительного призвания. Только эти выдающиеся особы позволяли мужчинам-строителям скидывать свой груз усталости и напряженности, а не кирпичи с крыш. Что важно! Можно сказать, если бы не путаны, – дому не стоять! И они, путаны, – фундамент и каркас любой стройки. И неважно, стройка дома или коммунизма.

Лифт браво взлетел на 15-й этаж, открыв двери с жутким шумом, словно спартанцы раздвигали тесно прижатые друг другу щиты в черепахе. Те же желтоватые стены подъезда с претензией на шик, правда, шик в Туркменистане. Далее длиннющий, как в общежитии, коридор, с раскиданными по обе стороны, все как одна, дверями квартир. «Муравейник, в нем душно» – все, что подумалось.