– Так ты рисуешь? – восхищенно поинтересовался Евлахич.

– Так, хобби. Иногда нужно чем-то отвлечь мысли. Евлахич, холодильник, текила, стаканчики, пицца – все в одном месте. Мне явно надо привести себя в порядок.

Брюнет, не смущаясь гостей, разделся догола, закинул все снятое в пакет и как ни в чем не бывало обернул полотенце вокруг себя. Вышел, не закрывая дверь.

Студенты переглянулись, трезвея от такого поворота событий, и хотели было удалиться от греха подальше. Но любопытство Евлахича заставило их остаться и разлить всем первую порцию текилы.

– Он какой-то странный, – начала разговор рыжая. – При нас скинул шмотки, блестя ягодицами. Словно так и должно быть.

– Он не такой, как ты, но не опасный, если ты об этом, – возразил Андрей. – Или ты хочешь сказать, что это первый голый парень, которого тебе довелось видеть? – уже с издевкой подметил Евлахич.

– Ну, нет. Просто вот так взял и разделся, размахивая своим…

– Он тебе понравился? – развеселившись, продолжал подкалывать Андрей.

– Наливай уже по второй! – встряла Акула, одновременно спасая подругу от смущения и насмешек и в то же время не давая конкурентке развить мысль о приглянувшемся ей мужчине.

Текила послушно расплескалась по бумажным стаканчикам, на которых красовались пестрые звездочки, красочные ленточки и надпись «Хеппи бездей».

Текила – приятный напиток. Несмотря на свою крепость в 38%, идет очень легко, почти не оставляя неприятного привкуса кактусового самогона, приятно подкашивает ноги и делает речь похожей на хурму – немного вяжет, но оставляет сознание светлым, чуть облегченным.

Студенты быстро нашли, чем себя занять: бесцеремонно лазая по комнате, они изучали Бауэра, сопроводив шаловливое беззаконие Нюшами и Блэкстарами, что придавало их движениям уверенной ритмичности. Но смотреть, кроме папок с рисунками и набросков по дипломной работе, как оказалось, было нечего. Комната не хранила претензий на постоянное место проживания – только часть личности обитателя своих стен. Примерно так же, как и гостиничный номер не оставляет на себе следов постояльцев. Поэтому студенты переключились на творчество хозяина комнаты в надежде через наброски хоть немного, но все же глубже узнать Бауэра.

Кран смесителя скрипнул, и прохладная вода полилась на Бауэра. Пот, грязь и следы непростой недели сползали под напором душа и тонули в сливе. Рельефное тело стало блестящим от струй чистой воды, делающей и Бауэра чище, легче. Уходила не только усталость, но и тяжесть, висевшая грузом на поникших плечах. Глаза были закрыты. Мужчина погружался в себя.

– Акула. Такая юная и уже такая зрелая, – ухмылка растянула тонкие губы Бауэра. Вода сверкала, падая на грудь и руки. – Хищница. Перекусит жилы и артерии, вонзив острые, как бритва, триста зубов. Кровь хлынет, разбавив океан пурпуром, и мы сплетемся в страстном танце смерти. Прям поэзия, блин! – собственная вычурность рассмешила Бауэра, он расхохотался. – Хищница.

– О, вот это прикольная работка! – Евлахич взял листок из папки и поднял до уровня глаз, словно прицеливался, как бы она здорово смотрелась в его блоке на стене. В этот момент посвежевший Бауэр зашел в комнату.

– Леха, подари мне этот рисунок! – заявил Андрей.

– Зачем тебе автопортрет?

– Это ты? Думал, наркоман, а снизу спринтер.

– Все верно. Это мой бес и мои устремления. Эскиз для тату. Возьми что-нибудь другое. Остальное свободно от претензий и ревности. Выбирай.

Андрей начал копошиться в папке, выбирая рисунок.

– Ты на каком факультете и какой курс? – спросила Акула.

– Юридический факультет, последний курс. И от чего у нас сохнут фужеры? – иронично подметил Бауэр. Взял бутылку, уже успевшую покрыться конденсатом. – Кому?

Студенты не заставляли себя ждать и выверенными движениями получили свои сорок грамм.

– Если бы университеты предлагали альтернативу в виде других факультетов неуспевающим студентам, явно не заинтересованным в обучении, то успеваемость в вузах точно бы выросла, как, собственно, и прибыль вуза. Лучше все же дать второй шанс отчисляемому студенту, чем иметь подавленного и озлобленного бывшего абитуриента, – начала декламировать девочка в зеленой юбочке.

– Да кому это надо?! Довели до четвертого курса и дали пендаль без возможности сдать долги. Получив последний платеж, разумеется, –озлобленно заявила Акула.

– У тебя много долгов? – спросил Бауэр.

– Есть немного.

– В любом случае, только от тебя зависит, насколько тебе интересно то образование, которое ты получишь. Согласись, глупо винить других, что тебе неинтересно освоение скучных талмудов нудных преподавателей, декламирующих банальности и не дающих в современной подаче свежий материал, – продолжил начатую тему Бауэр.

– Да, но они действительно подают нудный материал, – подтвердила Акула.

– И все же только от тебя зависит, будешь ты им сдавать эти предметы и учиться или нет. Можно перевестись в другой вуз, устроиться для этого на работу и идти к цели, – философствовала зеленая юбочка.

– Цели – это хорошо. Мне двадцать два, а я до сих пор не знаю, чего хочу, – уже смущенно призналась Акула.

«Двадцать два – это на десять лет меньше, чем мне, – подумалось Бауэру, – у тебя все еще впереди, девочка. Взлеты, падения, любовь, разбитые сердца, разочарование в людях и то самое дно, о котором говорил ранее. Тебе столько всего еще предстоит попробовать, и этими алыми губами в том числе».

– У тебя все еще впереди, – лаконично добавил Бауэр, разливая текилу.

– Некоторым все дается очень просто, – продолжала Зеленая юбочка. – Тусуешься, как-то учишься, выбираешь себе парня. Этот мудак, этот козел и этот тоже. А у Катьки с соседнего корпуса все легко. Толком не училась, постоянно тусовалась. Один раз ее выгнали с общаги, то ли за курение, то ли за распитие. Три месяца шифровалась по блокам, по левым пропускам проходила, лишь бы родители не узнали. К ней толпами ходили ухажеры с цветами, подарками. Она с одним погуляет, с другим потусуется. Потом раз – и замужем! Сморчок какой-то бегал за ней. Съехала с общаги в квартиру к мужу и на учебу забила. Вот как так? Вроде ведешь себя прилично, – она опорожнила пластиковый стаканчик. – Имеешь в меру разных отношений, извините, писькой не светишь, а в жены не зовут, цветов не дарят. Что в ней такого, что аж бредили по ней? Ведь девчонка обычная. Немного пухленькая, толстые ляжки.

– Все просто, мои дорогие, – ответил Бауэр. – Она просто хороший HR. Она грамотно подбирала кандидатуры. Если не осознанно, то благодаря чутью. В отличие от вас, она выбирает партнеров слабее себя. Она их отлично понимает и, соответственно, лучше ими манипулирует, что дает ей колоссальную фору. Она позволяла открываться тюфякам, давала им почувствовать себя мужчинами. За что ее и боготворили уже настоящие и зрелые кавалеры, даря подарки в виде кондитерки и флористики. Забавный оборот: вы ждете комплиментов от абстрактных образов принцев, придираясь к кандидатурам на высочайшем уровне. Она же, в свою очередь, брала конкретную заготовочку и лепила из нее своего Голема, послушного, слеповатого. Видимо, мужикам не настолько важна внешность, насколько ощущение зрелости, самостоятельности. Главное, удовлетворить маленького зверька внутри каждого мужичка, понимаете? – девчата послушно кивнули. – Она хорошо знакома с этим зверьком и отлично видела, у кого он есть, и обильно его откармливала, дрессировала, обожала. Нет ничего постыдного в том, чтобы желать сильного спутника рядом, решающего все проблемы. Но в этом варианте вы передаете все бразды правления и ответственности в его руки. И с этого момента не решаете ничего и никого не контролируете. Не в смысле контроля «куда пошел, кто звонил», а в смысле предсказуемости и манипуляции. Так что это ваш выбор.

– Вот ты завернул! – подметил Евлахич.

– В этом есть логика, – кивнула рыжая в зеленой юбочке.

Евлахич сидел за столом, рядом с ним студентки Акула и рыжая. Бауэр лежал поперек кровати, спустив ноги вниз. Сидеть было тяжело и желания напрягаться не было совсем. Закинув голову, он монотонно говорил. Сидевший спиной и перелистывающий рисунки Евлахич обернулся под конец диалога про успешных HR. Увидев распластавшегося соратника, он дернул головой в знак девчатам: «Пора идти».

– Лех, вот этого быка возьму? – тихо поинтересовался Андрей.

– Конечно! – ответил не поднимая головы Бауэр.

Студенты вышли, прикрыв дверь.

«Иногда конец – это начало, только что-то никак до этого конца не дойду. И есть ли он, конец, или это бесконечная прямая?» – думалось Бауэру.

Утреннее солнце уже начало окрашивать красным дверь в комнату. В этот момент прозвучал кроткий стук. «Кому понадобился Бауэр в такое время?» – звучало в его голове, но он не встал. Прозвучал еще один, более настойчивый, короткий стук.

– Открыто! – приподнявшись на локти, сообщил немного протрезвевший бывший рязанский бомж.

Дверь тихо отворилась, в комнату зашла переодевшаяся в короткие шелковые шортики и маечку Акула. Резко пахнуло сладким ароматом «Шанель № хер знает какой», и она закрыла за собой дверь на ключ.

– В общаге принято запирать дверь, а мы ушли просто прикрыв, – Акула пыталась осторожно уловить настроение Бауэра и понять, желанно или нет ее присутствие.

– Закрыла?

Акула кивнула.

– Раздевайся.

Девушка оторопела от такой наглости.

– Или ты пришла решать логарифмы? В них точно не силен. И подай текилы и себе налей. С лаймом, будь любезна.

Одежда – средство защиты от социума. Мы надеваем на себя сбрую из кофт и штанов, доспехи из курток и жилеток, призванные отразить стрелы нападок нетолерантных имбецилов, жаждущих доминирования и лошков для своего эго.

Одежда – амулет, защищающий от сглаза, как феромон, притягивающий потенциального спутника, одежда – вызов. Одежда – уютная гавань домашнего спокойствия и одиночества. Это «спасибо» самому себе за терпение, мужество, стойкость, за то, что ты есть, и это все высказано через бархатный халат, мягкие тапочки. Кусок ткани на теле с целью создать зону комфорта. Потому одежда – это эмоциональное состояние. Мрачная, яркая, пестрая, вычурная – раскрашивает нашу мораль, нашу готовность к действиям. Не подходи – ужалю, приласкай, готова на все, больше страсти, сама по себе кошка. Если хотите, чтобы вас неправильно поняли, то оденьтесь диаметрально противоположно своему посылу, и все получится.

Но что будет с вами без нее? Если ваше тело останется само по себе телом и кожа покроется мурашками от угрозы, потенциально скрытого через окно соседнего дома взгляда шизофреника с параноидальными претензиями на баланс во всем мире посредством черного и белого, жаждущего восстановить хрупкое равновесие через летальный пизд..ц любому покусившемуся на идеалы его мира, то что тогда? Неужели ваш мир перестанет существовать, живая энергия постепенно покинет ваше тело и в вялых муках в скором времени вы дойдете до агонии? Или посмотрите в отражение на свое немного обрюзгшее, но все еще подвижное тело, готовое к приключениям, открытое страсти и овациям? Пройдетесь нагим по комнате. А после уснете, ощутив прохладу простыни и своего бесстыдства, переходящую в обволакивающую теплоту. Не эксгибиционист вам имя, а нудист – человек единый с природой, с собой.

Бауэр сегодня был един с природой не один.

За год до…

«Одиноким быть не сложно. Сложно быть зависимым. Зависимым от людей, их мнения и оценки. Сложно подстраивать свою жизнь под чьи-то критерии, вести себя так, как вести не хочется, и делать то, что не делал бы вовсе».

Меня зовут Бауэр. Мне уже тридцать один. И теперь я отношусь к людям среднего возраста. У меня есть квартира в Москве, есть внедорожник и чувство юмора. Если первое и второе крайне важно для девочек, то без третьего мне сложно принять их. Моя философия проста, как обед в советской столовке: первое, второе, третье. Есть нужно вкусно и регулярно.

Моей активности, предприимчивости и креатива хватит на восьмерых, – так думают обо мне. А сам думаю, что мне повезло с воспитанием, повезло с работой и повезло жить в Москве. Приятные случайности и трудовой фанатизм сделали из меня того, кто я есть. Все чаще задумываюсь о глубинных смыслах бытия, спорю сам с собой. Думается, это признак надвигающейся одинокой старости. Как говорил отец: всему свое время. И он прав. А сейчас, думается, самое время жить.

– Как у вас тут людно! – не без иронии подметил я, увидев пустующий зал банка. – Буквально пришлось пробиваться сквозь толпу, чтобы с вами поздороваться и забрать свою перевыпущенную карту. Несколько клерков, раскиданных по периметру зала, оторвали свой застывший, якобы в работе, взгляд от мониторов.

Девушка, к которой была обращена реприза, с жирно подведенными большими зелеными глазами и ярко напомаженными алыми губами, улыбалась, и было видно: в ее голове полный каламбур от мыслей, и информация, вылетевшая из моей головы, переварилась с запозданием. Улыбка была не дежурным инструментом и буквально не сходила с лица молодой обворожительной кокетки, явно смущенной своим замешательством.

– Карта, карта. На чье имя? Ваш паспорт, – пройдясь по нему, лучезарная Алена всем видом показывала условность этого операционного действия. Но невербальных знаков было предостаточно, и, не сводя глаз с нее, я продолжал говорить, отвечая на стандартные регламентные вопросы сотрудницы. Блузка была помята, и белая ткань предательски выдавала засаленный воротник и рукава. Куда-то несется, не к карьере точно, хотя искренне желает признания.

– Меня явно недооценивают! – продолжала затянувшийся диалог Алена. – Прохожу курсы, обучения, людям предлагаю новый продукт. Вот смотрите, вы перевели вашу пенсию из ПФР? Нет?! – эта новость ее обрадовала. Она заулыбалась еще больше. Казалось, ее радости не было предела, и рот, растягиваясь, того и гляди дошел бы до затылка, сделав завершенное кольцо. – Тогда давайте обсудим, – продолжая расцветать, затараторила банкирша. От ее импульсивности становилось неотвратимо смешно. – Сколько планируете откладывать в месяц?

– 500 будет достаточно, – ответил я не задумываясь. – В конце концов, сумму можно при желании увеличить, верно понимаю? – пристальный взгляд она пыталась спрятать за улыбкой. Она текла. Плотно облегающая черная юбка, разделявшая ее попку и корпоративную пластиковую мебель, напитывалась соком страсти. Оттого и елозила по сиденью – становилось уж слишком мокро.

– Возьму все, что вы предложите, – старался говорить медленнее, переходя на приятный баритон. Меня стала забавлять импульсивность девочки за столом. Мои глаза бегали по мелкому листку за взятой без спроса ее ручкой, выводящей чернилами слова: «Во сколько заканчиваешь?».

– Мне крайне интересно все то, что вы предлагаете, – говорить и писать отчего-то было легко. Фатальный Юлий Цезарь гордился бы мной.

Не без успеха она проделала тот же шпионский финт и мы оказались втянуты в крутой блокбастер, где в главной роли была парочка отвязных страстных любовников и их шпионская переписка. Мне захотелось с ней играть, то же почувствовала и она. В этот момент ее ручей зажурчал. И влажная юбка стала настолько мокрой, что уже не могла вмещать в себя весь объем радости и пропустила струю нежности по ноге до самого каблука.

Прочитав тайное послание, Алена ответила «В 19:00!!!» и пририсовала к моему корявому цветочку бабочку не менее корявую, чем моя карикатура. Путь к ее вагинке был открыт. Мой локомотив хоть сейчас готов был освоить ее тоннель, растянув ее улыбку на заднем сиденье одиноко ждущего на парковке внедора.

Ее рабочий день закончился быстро. Как оказалось, банкирша не нуждалась в автомобильном эскорте и могла самостоятельно добраться до дома на своей малышке.

Показывая, какая она самодостаточная, Алена села в свой желтый трехдверный «Опель», написав предварительно адрес, куда едем. Ей хотелось быть в моих глазах независимой – ведь таких сложнее добиться банальными букетами.

Она поднялась к себе и на удивление быстро сменила внешний вид банковского клерка на облик роковой дивы. Спустившись, она не торопилась залезть ко мне в машину: остановилась на тротуаре, закурила и, выманивая взглядом, пускала стрелы. Я присоединился. Плана совращения у меня не было. С каждой, с кем сводит судьба, все происходит по наитию. Эта встреча не исключение. «Валить телку» сразу отчего-то не было желания. Хотелось залезть гораздо глубже ее трусиков, куда-то ближе к сердцу. Рядом, кстати, оказался бар с крафтовой мешаниной и бородатым барменом.

Вискарь оказался не «паленый», мясо вкусным, беседа гладкой. Пила она немного, высматривая мои нотки отношения к пьющим девочкам. А мне было все равно. Можно выпить и ведро пойла, главное, чтобы были честны со мной. Самое отвратительное сексуальное извращение – это секс без страсти, без желания. Отсюда и грустные истории про «бревна» и «сухие пещерки». Фольклор пестрит юмором на эту тему: «Таблетки нужно хранить в темном и сухом месте. Ну вот, хоть где-то пригодилась пи… а твоей подруги!».

Бывает так, что голод приходит во время еды, не спорю. Это когда подружка лежит в ночнушке, готовая ко сну, только начала похрапывать, а ты ей предлагаешь свою настойчивую страсть. Вроде бы не хотелось и лень, но вошла во вкус и становится все горячее. Огонек распаляет низ живота, и твой вал уже не елозит, как ластик, цепляясь за ватман, а скользит, как смазанная лыжа. Это страсть.

Подружки-завистливые-сучки, закат на Пхукете, селфи под яблоней, образ печальной принцессы – когда все это становится второстепенным ради хорошего секса, подкрепленного страстью жеребца, тогда романтика играет другими гранями настоящего и слегка грубого, но все же девичьего счастья без прикрас.

К черту романтику! Она для фригидных неофитов культа саг про сопливое говно! Так что пей, Алена, свое пойло, мне нужна ты без надуманных блоков. Виски с колой придумали, чтобы из таких озорных девочек выскакивал мистер Хайд и демонстрировал все, чему научился.

– У тебя есть дети? – неожиданно выпалила Алена.